Никто

Я не понимала этой логики, и все мое существо кричало о том, что это неправильно, но, полагаю, я не имела права судить.

– А рот? – спросила я просто так, чтобы отвести тему. – Влад говорит, у вас не было рта. Это Никто заклеил?

Игорь кивнул.

– Зачем?

Он немного помедлил, но потом с неохотой заговорил.

– Когда мы начали сходить с ума, а случилось это довольно быстро, мы кричали. Громко. Очень громко и почти все время. Никто это надоело, и он избавил себя от заботы, а нас от возможности. Запечатал крик внутри, и этим решил проблему. Кардинально, – усмехнулся Игорь.

Ольга стала совсем бледной от слёз и, словно прозрачной, как замутненное стекло.

– Зачем вы ему понадобились? – спросил Влад.

– Двуликий не только видит будущее и прошлое, он еще и вход и выход. Существо, открывающее двери между мирами. Без нас ни одна живая душа не может покинуть или проникнуть в тот мир. Мы были ключом, с помощью нас Никто входил и выходил. Вы с Лерой, попадали в тот мир тоже благодаря нам. Покинули мы его вместе, вот почему колодец закрылся. Без нас Никто заперт внутри, хотя лично я искренне надеюсь, что он сдох. Для этого ему и нужны были мы. Наверное, он очень долго ждал такой возможности. На его удачу появилась Ольга и попросила никогда не расставаться, вот он спаял из нас единое целое.

Ольга снова затряслась.

– Господи, зайчик мой, ну перестань, – сказала Ирма. Она подошла к ребятам и жестом показала Игорю, чтобы тот отпустил девчонку. И как только Ирма села рядом и обняла ее, слезы сразу же сошли на нет. Тело, тоненькое, хрупкое, иссушенное слезами и сумасшествием, затихло и медленно задышало. Магия Ирмы срабатывает безотказно, она может согреть кого угодно. Такая простая, такая древняя. Добрая ведьма, несущая свет. Она посмотрела на Игоря. – Вам надо поспать.

Игорь согласно кивнул, но мне почему-то кажется, что он еще долго не сможет уснуть. Он забрал стихшую Ольгу и повел ее к пещере. Ирма пошла следом, чтобы уложить их и помочь девчонке заснуть. Мы с Владом остались одни. Он посмотрел на меня. В полнейшей тишине он сверлил меня взглядом, думая о чем-то. Он вглядывался в меня, словно пытался прочесть во мне что-то, что я искусно прячу. Но прятать мне было нечего. Все, что сейчас было внутри меня, совершенно четко читалось на моем лице. Наконец, он заговорил:

– Лера, ты правда ничего не помнишь?

Я отрицательно помотала головой. Он кивнул, опустил глаза, помедлил, потом снова поднял на меня свой темно-синий взгляд и сказал:

– Там, – он мотнул головой в сторону, где предположительно был вход в другой мир. – В той вселенной, ты была на волосок от того же, что случилось с Игорем и Ольгой.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты была на грани безумия, вот что я имею в виду. По-другому, правда, но гораздо страшнее. Лера, гораздо, гораздо страшнее.

У меня в горле пересохло:

– Зачем ты говоришь мне это?

– Хочу, чтобы ты понимала, как легко, как просто шагнуть туда, откуда тебя уже никто не вытащит.

– Ты пугаешь меня.

– Вот и хорошо. До сих пор тебе удавалось выходить сухой из воды, но в этот раз… Лера, просто хочу сказать тебе – детство закончилось. Твоя выходка дорого стоила нам всем, и все завершилось благополучно, но лишь благодаря куче нелепых случайностей.

– Куча нелепых случайностей – это закономерность, – выпалила я. Странно, но я совершенно не поняла, откуда во мне взялись, и эти слова, и желание дерзить ему. Оно прорвалось инстинктивно и совершенно естественно.

Влад вскинул брови и посмотрел на меня. Потом согласно кивнул.

– Ладно… Допустим. Собственно не в этом дело, а в том, что пугающе неосторожна. Хотя нет, это не то слово. Ты ведешь себя как дура, и, надо признать, теперь это оборачивается очень серьезными последствиями, и не только для тебя. Я к чему веду? Лера, пора бы включать мозги. Понимаешь?

Я молча кивнула и не обиделась. Что-то в его лице говорило мне, что все и правда было настолько плохо.

Мы затушили костер, собрали нехитрые пожитки и пошли спать.

Спать мы с Владом легли на одном матрасе. Постель была большой, но тепло тела моего Графа я чувствовала как самый тонкий термометр. Его дыхание, как стрелки часов отбивали ритм времени, и мне казалось, что заснуть сегодня я не смогу. Но сон пришел быстро и смел все, что было в голове, единым взмахом черного крыла.

Мне снился сон, который в других обстоятельствах показался кошмаром. Но мне не было страшно.

Черное небо над головой, без звезд и луны, черное, как уголь и совершенно неживое. Под ногами ровный песчаный берег, а песок светится, словно каждая песчинка – крошечная лампочка, светит тускло и матово. Справа – холодный океан ледяного серо-стального цвета. Я стою и чего-то жду. Не знаю чего, но знаю, что сейчас что-то произойдет. Что-то очень важное, но пока я никак не могу понять что. Это предчувствие чего-то знакомого и незнакомого одновременно странно щекочет душу. Словно бы вот-вот случится что-то, что сделает меня другой. Но пока я в шаге от этого «чего-то», я молча смотрю на океан. Где-то глубоко внутри просыпается память и начинает неприятно шевелиться, теребя нервные окончания. Будет гроза. Будет буря. Вот-вот грянет гром, и сейчас, за секунду до неизбежного, я напряженно вглядываюсь в тихие волны. И когда ОН появляется из воды, память обрушивает дамбу, и я кричу. Кричу от боли, от счастья, от безысходности. Я вспоминаю все. Все, до каждой секунды, до каждого мельчайшего движения и небрежно брошенного слова. Я вспоминаю его глаза и рисунки, покрывающие его тело, звериную лапу с длинными когтями и, как полную противоположность ей – руку в белой перчатке. Теперь я знаю, что под ней. Его дыхание и низкое утробное клокотание. Гриву белых волос и улыбку, от которой все нутро сводит ледяной судорогой. Он был зол и нежен, ласков и жесток, но только у него получилось разбудить во мне творца. А еще только у него то, что мне жизненно необходимо. И вот тогда-то завыла внутри тоска, заполняя собой все мое нутро, не давая дышать. Она клокотала в груди, а я держала ее что было сил, но бурлящая, она прорывалась наружу, как лава, сжигая все мое нутро, испепеляя душу, рвущая на куски горло. Я кричала так громко, что легкие взрывались снова и снова. А потом боль вонзилась в сердце. Я заскулила, будто меня пнули в живот и, сгибаясь пополам, упала на землю, впиваясь в нее ногтями, скребя ее, отыгрываясь на ней, потому что безумно хотелось подарить кому-то свою боль! Вернись, умоляю, вернись! Пусть все кругом горит синим пламенем, но ты должен, ты обязан здесь и сейчас быть со мной! Обернись! Посмотри, что ты делаешь со мной! Слезы, как расплавленный металл, вытекали прямо из сожжённой души и текли по щекам, слизывая мою кожу, навсегда стирая улыбку с моего лица. Мне бы только чувствовать свою руку в твоей– и ничего на свете больше не будет иметь смысла. Мне бы только видеть твои глаза и дышать одним воздухом. Мне необходимо знать, что когда я открою глаза, неизменно буду видеть тебя, снисходительно смотрящего на меня сверху вниз. Я сяду к твоим ногам и буду ловить каждое мимолетное движение, самое тихое слово, исполню любой каприз, и все, что ты скажешь, приму на веру без тени сомнения. И каждое твое слово – истина, и каждое твое действие – аксиома, и каждая твоя мысль – закон небесной механики. Я буду ловить осколки твоих слов и собирать из них завет. Стану тенью, стану солнцем, буду крутить вселенную согласно твоему настроению – хочешь по часовой, хочешь – против. И все, что мне нужно от тебя – мимоходом брошенный взгляд. Собрать бы твою суть и превратить ее в плед. Обернусь в него и усну летаргическим сном на миллионы, миллиарды лет, окутанная тобой, спрятанная в тебе от всего мира, чувствуя тебя на своей коже. А потом проснусь спустя миллиарды галактик и понесу твой свет в мир, буду светить всем и каждому, кто захочет знать, что такое истинная несвобода. Просто хочу знать, что ТЫ свободен и счастлив. Просто хочу быть рядом.

Прошлое разрывает мое сознание, терзая на куски мое бедное, несчастное я. Разлетаясь на клочки, я истошно кричу. Красные глаза, белые волосы, темно-серая кожа, кровавые рисунки и огромная, хищная улыбка, разрывающая надвое самое желанное лицо. В груди взрывается боль и обрушивает все, что было во мне, в огромную черную дыру, которая раскручивается там, где душа, больно выворачивая наизнанку все, что было во мне от человека. Любовь, нежность, страсть, счастье – все смешивается и превращается в тоску, у которой нет ни конца, ни края, ни предела. Я вспомнила тебя, МойНикто. Теперь я знаю, что ты есть, теперь никогда не смогу тебя забыть. Теперь помню, чего так испугался Влад. Он увидел тебя во мне, увидел, что ты сделал со мной, понял, что теперь мы – две стороны одной медали.

Я проснулась. Сердце сильно билось под ребрами, и грохот крови, бегущей по венам, оглушал, словно водопад, ревущий где-то совсем рядом. Несколько секунд я пребывала в блаженной неге, когда тело уже проснулось, а мозг – еще нет, и сознание плавает в теплых, нежных нейтральных водах между реальностью и сном, чувствуя себя в безопасности, забывая о том, что у него есть что-то, кроме сердца, крови и легких, исправно качающих кислород. А потом все исчезло. В груди разверзлась огромная черная дыра, которая жадно пожирала мое нутро, закручивая в спираль то немногое, что осталось от меня. Стало так тоскливо, что захотелось умереть, прямо здесь и прямо сейчас. Стало пусто внутри, словно все смела водородная бомба, не оставив камня на камне, и теперь только оболочка от человека жалко скорчила свое лицо в гримасе подступающих слез. Кусая губу, я перевернулась на живот и тихо заскулила. Все верно, пустота не болит, пустота душит. Забирает в себя все, что ты есть, оставляя лишь остов, тонкий силуэт который не живет – существует. А дыра все росла и росла внутри меня, забирая в себя мое сердце, мою кровь, мою волю и желание жить. Она всеядна и ей все равно, чем питаться, а потому, ничего не уцелело и все, что было внутри меня, провалилось, спустилась по орбите, и исчезло в кромешной черноте, навсегда проваливаясь в темное нечто.

– Ненавижу, – тихо прошептала я. Не для того, чтобы он услышал, а для того, чтобы наполнить хоть чем-то свое пустое нутро. Разбудить ненависть, злость и хоть какое-либо желание. Но тщетно. Словно в пустой комнате, слово разнеслось по мне эхом, отражаясь от тонких стен, и затихло, так ни во что и не превратившись.

– Лера, ты как? – услышала я голос Влада.

Я ничего не сказала, лишь крепче стиснула зубы.

– Тебе плохо? – снова спросил Влад. – Больно?

Больно ли? Нет. Хочешь посмотреть, как мне? Будь я по-прежнему всесильна, я бы придумала способ, как показать тебе, каково мне, но теперь…

Я открыла глаза. Перед глазами каменная стена пещеры и тёмная ночь. Влад все понял, все почувствовал. Он знал – я все вспомнила. Пока я поднималась на ноги, Влад превратился в ястреба, готового в любой момент наброситься, если понадобится. Тело его напряглось, темно-синие глаза впились в меня, отслеживая каждое мое движение и ежесекундно сверяя алгоритм моего поведения с нормальным, подобающим ЧЕЛОВЕКУ. Но этого не требовалось, так как теперь я даже меньше, чем человек. Искалеченная и пустая, я поднялась, распрямилась и повернулась к нему.

Он поднялся и сел, глядя на меня, внимательно рассматривая каждый сантиметр. Особенно долго его взгляд задержался на руках. Мне бы отстегнуть их и швырнуть их ему в лицо, чтобы он мог увидеть их поближе. Тень от Дерева исчезла, а колодец, служивший ей основанием, закрыт. Теперь мне ни за что не вернуться обратно.

Я рванула наружу. Выбежала из пещеры и побежала туда, где было единственное тонкое место, разделявшее меня и того, кто подарил мне новую вселенную. Я слышала, что Влад бежит за мной, но боль гнала меня так быстро, что ему ни за что меня не догнать. Я завыла, заскулила и понеслась во весь опор. Лес мелькал передо мной, путая след, но я безошибочно знала дорогу. Черная дыра внутри вела меня к хозяину самым верным компасом в мире – вожделением. Не в том пошлом смысле, в котором его привыкли употреблять, а как степень крайней, жизненной необходимости в чем-то, в ком-то, эгоистичной и настолько обезоруживающей, что сопротивляться нет сил. Я твоя, теперь навсегда.

Я протиснулась сквозь высокие ели, огораживающие поляну, где теперь не было ни страха, ни того, от чего становилось мерзко и хотелось убежать назад. Здесь стало пусто и безжизненно. Я подбежала к закрытому, закупоренному колодцу и упала на колени. Я плакала и скребла прозрачный камень, который намертво впился в землю, уходя корнями так глубоко, куда ни одна душа не пойдёт добровольно. Кроме меня. Я колотила по камню кулаками и выла. Я умоляла и угрожала неизвестно кому, что разобью руки в кровь, но вернусь обратно. Я сулила несметные сокровища, я обещала душу, я давала клятвы, от которых стыла кровь в жилах, но тишина не отвечала мне. Влад вбежал на поляну, и встал как вкопанный, глядя на меня:

– Лера, ты с ума сошла? – услышала я за своей спиной.

Я повернулась и вцепилась в него пустым взглядом. Влад вздрогнул, но не отступил. Просто смотрел на меня, словно готовился к схватке, а я сверлила его ледяным взглядом, но даже ненависть во мне была какая-то покалеченная. Все умерло. Все осталось там, внизу. Я снова посмотрела на прозрачную породу силясь увидеть там хоть что-нибудь. Крошечный огонек, тонкую линию, малейший намек на то, что Никто жив. Что он там, что он рвется ко мне так же, как все мое существо рвется к нему. При воспоминании о чудовище кишки свело, заныло сердце, и я зарыдала. Завыла в голос, как будто меня жгут заживо. Я скребла проклятый камень и пыталась докричаться до Никто:

– Прошу тебя, – кричала я. – Умоляю, забери меня. Слышишь? Забери меня…

Влад подошел ко мне, тяжело дыша. Он медлил, хмуро глядя на то, что я вытворяю. В конце концов, он нагнулся ко мне и тихо взял меня за плечи:

– Лера, идем.

– Оставь меня! – рявкнула я, рывком сбрасывая с себя его руки. Я снова вонзила взгляд в прозрачный камень. – Если ты там, отзовись, – шептала я в надежде на то, что услышу знакомое утробное урчание и увижу отблеск красных глаз. Больше мне ничего не нужно. Знать, что ты там, что ты ищешь меня. Ведь если ты там, ты обязательно меня найдешь, как нашел в первый раз. Мне просто нужно знать, что ты жив.

Но пустота молчала. Она безжалостно смотрела на меня, ожидая, что я сойду с ума от горя, и была не так уж далека от истины. Я выла и раскачивалась вперед – назад, словно умалишенная, приговаривая при этом что-то себе под нос. Влад молча смотрел на это, закусив губу. Он никуда не собирался уходить, но зрелище это пробирало его до самых костей. Он знал – его я так не оплакивала. Я, конечно, пролила много слез, но никогда вот так, до исступления, до полного безумия.

Он схватил меня и рывком поднял на ноги. Повернул к себе и грубо одёрнул, заставив меня посмотреть ему в глаза:

– Лера! Хватит! Возьми себя в руки. Кого ты оплакиваешь?