Шанс

Да, это может послужить аргументом, но вряд ли этот аргумент заставит Альму заткнуться. Напротив, это обеспечит мне еще больший вынос мозга, а мой лимит на сегодня уже давно исчерпан.

– Просто оставь это мне – отвечаю, вздохнув – окей? Я врежу замок, буду отводить Гретту в школу, и постараюсь что-нибудь сделать с этой проблемой. Если все будет совсем усугубляться – обещаю: мы соберем вещи и вернемся в НЮ. Идет?

– По-твоему, все еще не «совсем усугубилось»? – склоняет голову жена.

– По-моему, мы пока просто притираемся с особенностями города. Никогда не бывает идеальных переездов. Давай просто дадим шанс Провинстауну? Уверен, если бы здесь действительно 24/7 было так ужасно, знаменитости не стекались бы сюда, как на мед, каждую зиму. Сомневаюсь, что у них в графе «хобби» записан «бег от бездомных» – усмехаюсь, пытаясь разрядить обстановку.

Однако, Альма даже не улыбается. Нервно опускает глаза в пол, обеспокоенно нахмурившись:

– Я хочу тебе верить, Генри. И я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. И что ты трезво смотришь на происходящее вокруг, не пытаясь смягчить углы лишь потому, что надеешься написать тут бестселлер.

Сжимаю челюсти, очень стараясь не сболтнуть грубость в ответ. Она это сказала с таким нетерпением, словно я ребенок, который все тешит себя да развлекается, а она позволяет мне это делать все эти годы – но теперь мое развлечение грозит неудобствами, потому она напоминает, что это всего лишь игра, и что под ногами у меня не конь, а обычная палка.

Впервые за эти пять лет (с момента затишья после Черного Окна) Альма практически прямо сказала вслух то, о чем на самом деле думала все эти годы. То, о чем я подозревал.

Несмотря на ее постоянные «виды поддержек», они все эти годы смотрела на мои жалкие попытки лишь как на необходимость, которая в итоге подведет меня к нужной ей модели поведения мужа-семьянина. Так сказать, в ожидании дня, когда я отложу ноутбук и скажу «да к черту все это! писательство это не мое, принеси мне бумажник, поеду устраиваться юристом, а на выходных пожарим стейки на заднем дворе!».

Видимо, Альма сама это понимает.

Так как тут же тушуется, и вся категоричность сходит с ее лица:

– Я хотела сказать, что мы с Греттой действительно очень хотим помочь тебе с этим.. периодом. И поэтому мы и переехали сюда, но просто я хочу, чтобы ты помнил, что твой сценарий– не единственное, о чем следует думать. Надо оценивать все… факторы этого переезда. Я хотела сказать всего лишь это.

– Я так и понял – киваю – я тебя услышал. Я буду смотреть на ситуацию объективно. Того же прошу и от тебя.

– Ладно – она рассеянно кивает – хорошо.

Мягко беру ее лицо в ладони и кратко целую:

– Я уверен, нам все по зубам. Как в прежние времена. Нужно лишь продолжать поддерживать друг друга, согласна со мной?

Вздыхает и прижимается к моей груди:

– Конечно, милый. Конечно согласна.

– Все утрясется, верь мне.

-5-

– Маам.. – Гретта заглядывает на кухню, и удивительно, что в купе этих криков она не появилась тут раньше (наверное, опять сидела в наушниках со своей идиотской игрой) – о, пап, а..

И тут замечает валяющуюся на полу куртку, что вывалилась из пакета и которую я еще не поднял. Дверь, которая вновь скрипит, потому что ее не подперли стулом, а мое тело тоже больше не служит ей опорой.

– Да, милая? – отпускаю жену и гляжу на дочь.

Если она спросит «что случилось» и почему я в пальто зашел с задней ломанной двери, а не с парадной, мне придется молниеносно импровизировать и надеяться, что у жены хватит сообразительности мне подыграть.

Но на удивление, Гретту это совсем не интересует. Кажется, она этого даже не замечает. Вместо этого дочь кивает в сторону коридора:

– А что там за странные люди ходят вокруг нашего дома?

Вижу, как на глазах сереет лицо Альмы.

– Какие люди? – тут же выхожу из кухни, а Гретта, довольная, что ее информация кого-то заинтересовала, возбужденно бежит следом.

– Там люди – кивает она – странные такие, все лысые. Как тот, которого мы с тобой видели вчера..

Проклятье.

Еще до того, как я подхожу к окнам холла, я знаю, кого увижу. Но сильно удивляюсь, когда вижу их трое. И это опять другие.

Не трое из тех четверых, что гнали меня до самого дома.

Они что, издеваются?!

– Это кто, пап? – с любопытством Гретта прижимается носом к стеклу – что им надо?

– Гретта, иди к себе – Альма выходит следом за нами в холл.

– Сейчас же день..

– Это не наказание – спокойно объясняет она – просто, поднимись, пожалуйста к себе. Нам с папой надо поговорить.

Я внимательно вглядываюсь в этих троих.

Они ходят перед парадной дверью, но почему-то никто из них даже не думает пойти на задний двор. Где открытая кухонная дверь с выломанным засовом. Вероятнее всего, они просто про это не знают. Значит, среди этих трех нет ни того нарика, кто выломал ночью мне засов, ни тех, кто гнали меня сюда.

Черт, это их уже, как минимум, выходит восемь? Почему у них у всех подчистую повыпадали волосы? Такое чувство, что тут дома теряют только те, кто прежде потерял волосяной покров.

Когда дочь уходит наверх, Альма хлопает меня по плечу:

– Думаю, «ситуация усугубилась» именно в этот самый момент, тебе не кажется? Мне уже начинать собирать чемодан?

– Боже, Альма- закатываю глаза – мы же вот только что говорили о..

– Генри! – она щелкает пальцами у меня перед глазами после чего тычет в окно – они уже не просто бегают за тобой, а они стоят и ждут нас на крыльце. Они.. они пасут нас, я не знаю, как сказать еще по другому!

– И это даже хорошо.. – задумчиво киваю я.

– Что? Ты рехнулся?

– Нет – я поднимаю на нее глаза – это даже хорошо. Потому что они здесь. Я позвоню копам и пусть забирают их в участок. Тремя будет меньше.

Альма закусывает губу, кажется, раздумывая над этим, после чего неуверенно уточняет:

– А если, услышав сирену или увидев мигалки – они бросятся в рассыпную?

– Я попрошу ехать без звука. И остановится за углом, чтобы не привлекать внимания.