Перстни на руках тоже очищены, как и вся правая рука.. а вот левая еще наполовину нет. Решаю, что именно с нее и начну сегодняшнюю работу.
Беру нужный инструмент, но требуется какое-то время, чтобы при таком слабом свете навостриться работать. А выходить работать в главный салон самолета, который хорошо освещен – не вариант. Ведь когда я «отрублюсь», меня может обнаружить Тед или сам Ратвен – и возникнет куча ненужных вопросов.
Потому подстраиваюсь под обстоятельства.
Собственно, это в природе человека – подстраиваться под обстоятельства, потому уже очень скоро я начинаю работать ловко и хорошо и при свете этим ламп, будто бы всегда работала только так и никак иначе. И в награду за это водоворот, простив мое трусливое бегство из замка, соглашается – даже из самолета, несущего нас на крыльях ночи обратно в Штаты, прочь от последнего из выживших участников событий – забрать меня с собой в прошлое.
В долгожданный, сокрытый пеленой мрака 1448-ой год, чтобы поведать тайну того, что же вынудило приятного валашского принца из XV-го века пойти на сделку с Темными и в итоге навсегда обернуться тем ужасным монстром, которого я видела той ночью..
-2-
1448 год, Май.
Османская империя.
Город Эдирне.
У ворот дома не оказывается привратника – что, впрочем, неудивительно, учитывая что новые жильцы его только вселились – потому Лале отворяет сама. Идет по тропинке, окруженная прелестным ароматом цветущих мандариновых деревьев. Ей не часто доводится бывать в самом Эдирне, покидая пределы дворца, но и Нурай-хатун не каждый день возвращается обратно в родной город и приглашает ее в гости.
Хотя, учитывая ее довольно странную просьбу, обычным гостеприимством это едва ли можно назвать..
Но вот мысли Лале отвлекаются на какую-то неразбериху, что шумным гулом царит ближе ко входу в дом. Снуют служанки, повсюду лежат сундуки и тюки с вещами. Даже стоит огромный чугунный чан для готовки.
По скромному разумению Лале – если в такой махине приготовить еды, то ею можно будет целый месяц кормить весь город, да притом еще и останется.
– Поживей, Дамла! – сердито требует Нурай-хатун, еще не заметившая приближающегося к ней силуэта Лале – этак до ночи не разберем..
Тут ей на глаза попадается этот самый чан и лицо приятельницы становится еще более сердитым:
– Почему этот чан оставили тут? Весь проход занимает!
Крепкая пухлощекая служанка обиженно морщит нос, точно они тут на равных правах и подобное обращение ей претит:
– Почему оставили – этак не меня, а поваров спрашивайте, госпожа. А перенести нельзя, он эвон как на солнце раскалился, все руки обожжем!
– Все-то тебе не так, на все обратное слово найдется – раздраженно бросает Нурай – ну оберните тряпками да перенесите.
Она подходит к одному из сундуков и достает несколько кусков полотна, после чего протягивает служанке:
– На вон. От прежних хозяев, им-то уж точно без надобности. Не свои же тряпки тебе давать для грязной работы.
Та, недовольно ворча, берет тряпки и накрывает ими чан. Однако, доделав до конца, вновь начинает ворчать, точно старая собака, которая не может разгрызть кость оттого, что зубы все давно выпали, но и отдать ее не желает. Посасывает, измазывая слюнями, да ворчит:
– Ну где там эта Сайжи? Я что ж, сама тащить буду? Сама я не смогу.
Нурай окончательно злится и раздраженно машет в сторону шикарного дома:
– Так ступай, позови ее!
Дамле, казалось, только этого и добивалась все это время. Ее хмурое полнощекое лицо тут же радостно озаряется и она прытью уносится в дом. Глаза Нурай недовольно сверкают, но тут Лале уже окончательно подходит и касается ее рукой. Подруга оборачивается и растерянно улыбается:
– Ох, Лале, не заметила.. – и вновь кивает на удаляющийся силуэт служанки – эдак все, теперь ищи свищи ее. Ближайший час не найдешь.
Но вот негодная служанка забывается и девушки обмениваются приветствиями, после чего уже сами неспешно зашагивают к дому, подальше от нещадно палящего солнца.
– Кто бы мог подумать, что я в этом доме у тебя в гостях окажусь – улыбается Лале – думала, что Сафие приду поздравлять с новосельем, а получилось, что тебя..
– Точно – смеется Нурай – Халиль-паша ведь этот дом ей построил как свадебный подарок, да только не ко двору пришелся. Молодые и не жили в нем. Только завезли вещи – и сразу вывезли.
– Ну хорошо, что повод хоть радостный.
Сафие рассказала Лале это еще до того, как эта новость стала общеизвестной и уж точно до того, как весь дворец знал об их отъезде. Дело было в том, что Дамета назначили бейлербеем Румелии и отправили туда порядки наводить. Ну, естественно, и Сафие за ним – это ведь не меньше, чем на несколько лет. Теперь-то, имеет, наконец, законное право за ним следовать.
– Да, это хорошо – как-то отстраненно кивает Нурай – ну а теперь мы вот тут устраиваемся. Пока дом на год сняли, а там видно будет..
Лале думала, что они его купили – но выходит, Халиль-паша решил оставить его все-таки для дочери. Что ж, разумное решение – однажды, ведь, они с Даметом все-таки вернутся в столицу, вот тогда по достоинству подарок главного визиря и оценят.
Они уже почти доходят до крыльца, когда Нурай, наконец, позволяет себе глянуть на корзинку в руках Лале, которую до этого старательного избегала глазами, будто бы и не видит вовсе:
– Там холст и краски? – голос тихий, благоговейный – ты взяла?
– Конечно, ты же просила. Только зачем они?
– Пойдем – голос еще тише, после чего оборачивается, словно боясь быть кем-то застигнутой – пойдем за мной, там расскажу.
Следуя за Нурай (и не до конца понимая, кого именно они избегают или опасаются), Лале обходит дом и оказывается в живописном дворике с прудом.
Подруги располагаются прямо на шелковых подушках на мраморном бортике. Весенний ветер покрывает рыбью поверхность воды и покачивает кувшинки. Вокруг царит безмятежное спокойствие – и никого, кроме них двоих.
Только здесь, наконец, лицо Нурай вдруг становится умиротворенным и спокойным. С некоторой печальной ностальгией, она чуть опускает кончики пальцев в пруд и говорит:
– Это лучшее место в доме. Моя отдушина. Обожаю воду. Когда мне было тринадцать, я целый год с родителями у моря жила. Самое счастливое время. Свободное. Встаешь рано утром, бежишь на пустой пляж, и ноги в воду..
И вот взгляд Нурай становится каким-то что ли виноватым, когда она поднимает его на подругу. Словно она стыдится своей просьбы, но при этом ничего не может с собой поделать:
– Лале, сделай мне подарок. Нарисуй море. Я знаю, ты сможешь, как настоящее, лучше всех во дворце рисуешь..
– Море? – Лале немного удивляется.
Что здесь такого запретного, что Нурай так засмущалась? Лале жмет плечами и улыбается:
– Хорошо, я попробую.
Подруга чуть не подпрыгивает от радости:
– Да? Спасибо! Я эту картину буду у себя в комнате прятать, никто не увидит..
Лале изумляется все больше: