Исход

– Думаешь? – Он оглядывается. – Кто тебя спасет? – Я чувствую, как сильно бьют его слова. Он прав. Никто не спасет меня от этого безумного ублюдка. Но они отлично научили меня обороняться.

Словно прочитав мои мысли, он говорит тихим голосом, в котором явственно читается угроза:

– Знаешь, мне и не такое сходило с рук. – От изысканности его французского акцента вкупе с откровенной неприязнью угроза становится более опасной. Но я не отступаю. Я столько месяцев отравляла себя ненавистью и охотно готова ее выпустить.

– Что же вас так злит, сэр? Я помешала вам убивать и мучить мелких животных? Сегодня вечер пятницы, а вы не нашли занятия поинтереснее, чем преследовать влюбленную девчонку? И кто из нас жалок?

Я собираюсь с силами, гордо выпрямляюсь, чувствуя, как закипаю от гнева.

– Ты всего лишь напуганный мальчишка, одержимый идеей все контролировать, потому что в детстве тебя обделяли вниманием.

В следующую секунду я оказываюсь сбита с ног и падаю на спину. Сердце замирает, дыхание перехватывает, когда на мой рот набрасываются с чем-то, напоминающим поцелуй. Мужчина придавливает меня своим телом и накидывается на мои губы, раздвигая их языком. Я замираю с широко раскрытыми глазами, пока он грубо ласкает меня языком, шиплю и задыхаюсь. Полностью контролируя свои действия, он завладевает моим поцелуем, прежде чем крадет все предыдущие, стирая последний поцелуй Шона и те, что были до него. Стирает томительную игру языком Доминика. И я борюсь, цепляясь за те поцелуи всем своим естеством, но они ускользают от меня сквозь хватку моих дрожащих пальцев. Утрата и ненависть распаляют меня, пытаюсь отвернуться и воспрепятствовать, но он делает это невозможным.

С каждой секундой он грабит, обирает меня до нитки, а следующим движением берет в плен. Внезапно я оказываюсь объятой пламенем. Жар поглощает возведенные мной стены, и они падают оземь. Дым окутывает меня, и я лежу без сил под мужчиной, объятая синим пламенем.

Я погружаюсь в чувственное забвение и проигрываю битву, пытаясь восстановить дыхание. Его мучительные ласки языком безжалостны. Он словно беспощадно лакомится моим ртом. С моих губ срывается стон, и меня поглощает бушующее пекло. Наконец, оно испускает дух.

А вместе с ним испускаю дух я.

И оживаю с помощью жестокого поцелуя.

Поцелуя, который возрождает меня к жизни – к жизни, которая за несколько месяцев забвения и отвержения потеряла важность. Вероломное тело предает меня. Медленно закипающий голод растекается по рукам и ногам. Наши языки соприкасаются и начинают яростное сражение. Я трахаю своего врага ртом и раздвигаю ноги, а он прижимается к моему ненасытному телу эрекцией.

Гнев и похоть вынуждают меня бороться сейчас совсем по другой причине: я цепляюсь, царапаюсь, чтобы прижать его к себе, впиваюсь ногтями в кожу головы и склоняюсь, чтобы открыть ему доступ к шее.

Тяжело дыша, я заимствую кислород у него. Наши языки сражаются, его движения показывают превосходство и самозабвение.

Неумолимая похоть овладевает мной, и я погружаюсь в подводное течение. Оказавшись в западне, я довольствуюсь волной и набираю в легкие воздух, воссозданный ненасытным ртом. Мое тело набухает, раскрывается, приветствует. Я обхватываю бедра мужчины ногами, пока он трется членом у моего лона. Разделяющая нас тонкая ткань почти не оберегает меня от прямого контакта. Выгнув спину, чувствую пульсацию во всем теле. Грудь наливается, а соски напрягаются. Между ног становится горячо, и я прижимаю мужчину к себе, когда он бьется и побеждает в схватке. Его прикосновения лишены нежности, но меня это устраивает, потому как знаю, что любой намек на нее меня погубит.

Сгорая от стыда при этой мысли, я отрываюсь от него.

– Остановись, – с запинкой произношу я в полном ужасе.

Мужчина пренебрегает моей просьбой, и я вновь пытаюсь развязать войну с похотью, которая разрушает меня. Он шлепает по моим рукам, опустив голову, кусает за шею и плечо, а потом обхватывает губами грудь. Тонкий хлопок намокает. Сосок становится твердым. Мужчина отстраняется, чтобы грубо отодвинуть ткань, сдернуть лифчик и оголить грудь. Он опускается и обхватывает ее ртом, я чувствую, как он впивается в плоть острыми зубами.

Через секунду он задирает юбку, его пальцы больно впиваются в мое бедро. В это время я неуклюже вожусь с его ремнем. Звон пряжки заставляет меня замереть, а в следующее мгновение меня внезапно отпускают. Разинув рот, я пячусь под его хищным взором. Уверена, на моем лице отражается ужас от того, что я только что совершила. Тяжело дыша и сидя с обнаженной грудью, я разъяренно качаю головой, но мужчина с легкостью подтягивает меня за сапог. Опускается и снова целует, на его языке металлический привкус. Он исследует места, куда ему нет доступа, включая те, которых еще не касались. Когда он отрывается от меня, мы встречаемся лицом к лицу. Тишину разрушает наше прерывистое дыхание.

– Tu n’y connais rien ? la fidеlitе[1 - Ты ничего не знаешь о верности (фр.).].

Не в силах в полной мере интерпретировать услышанное, я знаю, что ядовитые слова, которые он произносит, – оскорбление. Поднимаю руку, чтобы залепить пощечину, но он перехватывает ее, впиваясь зубами в ладонь. Я не могу сдержать стон, когда мужчина снова прижимается ко мне эрекцией. Ощущение его пениса у моего влажного клитора подводит меня к краю. Еще одно движение бедрами – и я балансирую на грани оргазма.

– Tu ne peux pas еchapper ? la vеritе. Tu me veux[2 - Тебе не убежать от правды. Ты хочешь меня (фр.).].

Он заставляет меня встать на колени и повторяет движение, а потом хватает за руки и ставит их на пояс своих брюк. Мы оба дышим так, словно пробежали марафон. Я смотрю на него, и он дерзко приподнимает густую бровь.

– Твой ход.

Я резко убираю руки, и он мрачно усмехается.

– Интересно, что почувствуют твои парни, если узнают, что ты целовала меня.

Я целовала его, и не только.

Я хотела его.

И не могу винить в этом алкоголь.

В душе я умираю. Но не подаю виду и встаю на колени посреди руин. Он с ухмылкой смотрит на меня.

– Они тебя возненавидят.

– Неужели?

– Скажи, Сесилия, где они?

Он застегивает ремень, поднимается на ноги, а я продолжаю стоять перед ним на коленях.

– Я мог бы тебя трахнуть, и ты это понимаешь. Ты не можешь хранить верность даже тем, кого, как сама утверждаешь, любишь. – С его акцентом это слово звучит омерзительно, придавая смысл, противоречащий значению. В следующую секунду, жестоко издеваясь надо мной, он опускает на уровень моих глаз кулон, позволяя ему свисать с пальцев.

– Все еще считаешь, что достойна его преданности?

Мой подбородок дрожит, губы болят от поцелуев, а я пытаюсь осознать то, что только что произошло.

– Я тебя ненавижу.

– Мне плевать.

– Пожалуйста. – Пытаясь поправить свое положение, свое платье и отыскать достоинство, которого он меня лишил, я отвожу взгляд от висящего перед глазами кулона. – Оставь меня в покое.

Я не могу смотреть ему в глаза. Он знает, что победил. А я не уверена, что достаточно сильна, чтобы сохранить достоинство даже с одним из мужчин, которым отдала свое сердце, поклявшись в преданности. Я почти год была им верна. Чтила наши воспоминания, оставалась верной без малейшего порыва получить ответную взаимность до сегодняшнего вечера, пока не увидела кулон. И за считаные минуты все испортила.

Испортила, поцеловав монстра, скрывающегося в тени, позволила ему кормиться моей слабостью.

И стала соучастницей.

Что, черт возьми, со мной происходит?

Неужели я такая, какой он меня считает? Всего лишь глупая девчонка, влюбленная в двух мужчин, с которыми закрутила роман прошлым летом? Десять минут назад я бы сказала, что такое невозможно, и ни на секунду бы в этом не усомнилась.

А теперь?

Нет.

Нет, я не позволю ему победить. Он играл со мной, и я не позволю ему сбросить со счетов мои чувства в угоду больной игре разума. Меня не проведешь.

– Жаль, что твое свидание не удалось, но ты еще найдешь себе человека, с которым можно играть, Сесилия.

Даже спрашивать не собираюсь, откуда у него эта информация. И так ясно, что он посвящен во все тайны, включая мои. Его вторжение в мое личное пространство доказывает, что он ни капли мне не доверяет.