Не смогу жить без тебя

И вот появляется женщина, заявляющая, что она его жена. Граф почувствовал, что в нем что-то треснуло и раскрылось.

– Она настырная, – неохотно сказал Роберт, его ближайший помощник. И уж совсем неодобрительно добавил: – Она говорит, что давно искала вас.

– И все-таки у меня нет жены, – ответил Граф. – Разве ты мне это не говорил с самого начала?

Роберт был единственный, кто подошел вместе с ним к мониторам, чтобы взглянуть на женщину. Граф ждал, когда ощутит что-то похожее на узнавание, но, как и все в его жизни, воспоминаний не было. Памяти нет.

Иногда он говорил своим людям, что благодарен за то, что его ум – чистый холст. Но бывало и такое, когда вещи, которых он не знал, атаковали его подобно зимней буре.

– Конечно, у вас нет жены! – Голос Роберта звучал возмущенно. – Это не ваш путь. Это путь не таких великих мужчин.

Это место – место чистоты и непорочности. Графа никогда не посещало искушение сойти с этого пути. Мужчины и женщины или следовали правилам непорочности, или уходили прочь. Те, кто были женаты, освобождались от этого обета.

За все время Граф ни разу не взглянул на женщину с вожделением, не почувствовал ничего, кроме чистых помыслов.

До сего момента.

За минуту он понял, что же с ним происходит. Ему следует ужаснуться, но он не ужаснулся. Похоть, оказывается, ему знакома, но почему-то его это не испугало. Он сказал себе, что искушение – это хорошо, поскольку делает его сильнее, чтобы справиться со страшным наваждением. Он убеждал себя, что это не больше чем проверка.

Женщина на экранах монитора выглядела нетерпеливой. Это первое, что отличало ее от женщин, живущих здесь. И еще она выглядела… хрупкой. Не загорелой и крепкой, как все его люди. Она выглядит нежной.

Граф сам не знал, почему он хочет коснуться ее и понять, такая же она нежная, как выглядит.

На ней была одежда, которую бессмысленно носить здесь, в горах. Граф, конечно, не помнил, чтобы когда-нибудь спускался вниз с горы, но он знал, что за пределами поселения находится другой мир. Ему об этом говорили. Черная одежда явно из дорогой материи, красиво облегающая стройную маленькую фигуру, заставила его подумать о городах.

Он никогда не думал о городах. А сейчас, когда подумал, то все они пронеслись в голове подобно кинокадрам.

«Нью-Йорк. Лондон. Шанхай. Нью-Дели. Берлин. Каир. Окленд».

Словно он бывал в каждом из них.

Он отбросил эту странную мысль и переключился на женщину. Ее привели вглубь поселения и поместили в изолированную комнату. Кельей эту комнату не называли, но, по сути, это была келья. Там стоял старый диван, туалет за ширмой в углу и камеры на стенах.

Если женщина и чувствовала себя неуютно, то ничем это не выдала. Она сидела с таким видом, будто готова сидеть вечно на этом диване. Лицо совершенно невозмутимое, голубые ясные глаза смотрят спокойно. И она… непостижимо прекрасна.

Правда, у него нет опыта сравнивать ее с кем-то. Но почему-то Граф знал, что, если поставить в ряд всех женщин на свете, он все равно не нашел бы такую же потрясающую.

Ноги у нее были длинные и красивой формы, что видно даже под сапогами. Она аккуратно скрестила ноги, не обращая внимания на то, что сапоги измазаны грязью. На ее левой руке только одно довольно большое кольцо, в котором отражался свет. Ее рот… он породил в Графе желание, внутри перекатывался ком. Он стал смотреть на ее блестящие светлые волосы, зачесанные назад и уложенные в замысловатую прическу на затылке.

«Шиньон», – вдруг пришло на ум.

Он же не знает такого слова. Но это подходящее определение ее прически. Необъяснимым образом ему известны те вещи, о которых не нужно знать.

– Приведи ее ко мне, – внезапно распорядился он.

– Она не ваша жена, – сердито произнес Роберт. – У вас нет жены. Вы Граф, правитель, ведущий по великой тропе верных вам последователей!

– Да, да, – отмахнулся Граф. Роберт ведь не знает, жена ли она ему. И он тоже не знает. Что он знает про себя? Не мог же он просто появиться из ниоткуда в огненном дожде, как заявляли все. Это ему разъяснили с самого начала. Но если он просто появился в ореоле огня, то ему не понадобилось бы столько времени, чтобы поправиться.

Но эта мысль нарушает веру в культ, а высказывать публично свои сомнения он не мог.

Он знал следующее: если он появился откуда-то, значит, у него была там жизнь. И если эта женщина думает, что знает его, то от нее можно почерпнуть сведения.

А вот это ему необходимо.

Он не стал ждать, послушается ли его Роберт, – он знал, что послушается, потому что все ему повиновались. Он вышел из комнаты наблюдения и прошел по лагерю, где ему была известна каждая постройка, каждая стена, построенная из бревен, каждая комната, каждый камин, сложенный из камня, каждый коврик на полу. Он никогда не думал ни о чем, кроме этого места, – все, чего он хотел и в чем нуждался, было прямо здесь.

Его люди брали все необходимое для жизни у горы.

«Сидней. Санкт-Петербург. Ванкувер. Рейкьявик. Осло. Рим».

Что было бы, если он вдруг смог увидеть много разных мест и вещей? А не только лес и горы, где кругом, кроме деревьев и изменений погоды, ничего не видишь.

Граф направился в свои покои, устроенные в стороне от помещений для остальных. Он шел с задумчивым видом, будто общался с Духом, что отбивало охоту к нему приблизиться.

Да никто и не осмеливался. Все наблюдали издали за тем, как он шествует, а те, кто жаждали его внимания, громче произносили молитвы, но ни один человек не пытался поймать его взгляд.

Он вошел в свои комнаты и остановился в первой, парадной. Когда он только начал приходить в себя и поправляться, то у него вызвала неприятие пустота в этих помещениях. Это напоминало тюрьму, хотя подсознательно понимал, что в тюрьме он никогда не был.

Голые стены. Почти никакой мебели. Ничего отвлекающего человека от его предназначения.

На его совести, что ему так и не удалось ощутить свое предназначение, – то, как это понимали все.

Ему не пришлось долго ждать – женщину быстро привели. Она появилась, и ее черная одежда странно контрастировала с пустыми белыми стенами. Все кругом было белым: его свободный наряд, стены, деревянный пол, даже кресло, на которое он сел, – оно было похоже на трон из слоновой кости.

И вот эта женщина. Она стоит посередине комнаты, одетая в черное, у нее голубые глаза, она стоит прямо и в упор смотрит на него, губы слегка приоткрыты, а в глазах блеск.

Вот она, эта женщина, назвавшаяся его женой.

– У меня нет жены, – сказал ей он, когда их оставили одних. У него нет причины испытывать беспокойство, но его охватила тревога. – У правителя нет жены. Его путь чист.

Он продолжал сидеть на единственном кресле в комнате. Но если стоять перед ним подобно просителю и смущало ее – хотя, конечно, все просители падали ниц перед его величием, а не стояли, рискуя вызвать его гнев, – она этого не показала. На ее лице было написано скорее удивление. И с налетом раздражения – он это не увидел, но почувствовал.

– Это, должно быть, шутка.

Это все, что она сказала, сказала негромко, почти шепотом.

А Граф был зачарован ее глазами, такими ярко-голубыми и сверкающими подобно бриллиантам от переполнявших ее чувств, понять которые он не мог.

– Я не шучу, – ответил он. Он был уверен, что жены у него никогда не было. Здесь не было.

Женщина тяжело вздохнула, словно перед трудной задачей.

– Как долго ты намерен прятаться здесь? – спросила она.

– Где еще мне быть? – Он склонил голову набок, разглядывая ее, пытаясь понять, почему она так взволнованна. – Я не прячусь. Это мой дом.

У нее вырвался негромкий смех.