Не смогу жить без тебя

Сьюсан нашла его. Сьюсан вернула его к жизни.

Поэтому он подхватил ее на руки и, ни на секунду не переставая целовать, отнес в спальню.

Он готов бежать отсюда, но сначала у них с Сьюсан будет брачная ночь. Он получит эту ночь спустя четыре года.

Глава 3

Сьюсан не могла прийти в себя от потрясения… приятного потрясения. Все, на что она была способна, – это поддаться восхитительному ощущению его губ на своих губах.

Словно она не один год шла, спотыкаясь в потемках, а поцелуй этого мужчины вывел ее на свет.

Надо его остановить – Сьюсан знала, что надо. Ей следует отодвинуться и возвести границу, установить правила. Для начала потребовать, чтобы он прекратил притворяться, что не помнит ее. Она не верила в амнезию. Она не верила, что такой человек, как Леонидас, такой смелый, непреклонный и яркий, мог исчезнуть. Он всегда казался ей величественным. Она знала с детства, кто он, и пришла в трепет, когда родители сообщили ей, что она выйдет за него замуж. Он был недосягаем… ну, как звезды в небе. Таким он представлялся ей в день свадьбы. Она поверить не могла, что такой могущественный, властный человек мог так легко, так быстро умереть.

Но надо его остановить, прежде чем она коснется его, коснется, как рисовала в своем воображении перед свадьбой. Надо дать ему понять, что девушка, на которой он женился, умерла в тот же день, что и он. И что теперь она намного сильнее и увереннее в себе.

И… ничего из того, что ей следует сделать, она не сделала.

Когда Леонидас поцеловал ее, она поцеловала его в ответ неумелым, безрассудным поцелуем.

Что она знает о мужчинах или о том, что способны сделать их губы, зубы, касание твердой скулы? Она просто припала к его губам и поцеловала, как сумела.

И подпала под чары поцелуя.

Он поднял ее на руки, и у нее в голове пронеслось, что надо прекратить это безумие. Но его губы, его крепкие руки мешали, да и сил не было. Неужели она лгала себе все эти годы, желая освободиться от мужа?

Сьюсан едва помнила простодушную девочку, какой была в день свадьбы. Она жила в изолированном мире. Отец был богатый, известный английский банкир, а мать-голландка ненавидела жизнь в Англии. Сьюсан провела почти всю жизнь в закрытом швейцарском пансионе. Ей пришлось столкнуться с последствиями того, как ее воспитывали. Родители сказали ей – мечтательной девочке шестнадцати лет, – что ее ждет брак с отпрыском семьи Бетанкур. Сьюсан не расстроилась. Она не плакала в подушку каждую ночь, как ее подружка по комнате, когда той объявили о свадьбе.

А Сьюсан, наоборот, обрадовалась.

Леонидас был потрясающим, и все ее соученицы с этим согласились. Он был старше Сьюсан, но намного моложе, чем женихи ее подруг, и у него великолепная шевелюра, красивые зубы. Она познакомилась с ним, и он сразу произвел на нее впечатление властного и неприступного человека. Каждый раз, когда они виделись – а это происходило крайне редко, потому что он важный человек, а она просто девочка-школьница, – он всегда был обходителен с ней, хотя глаза смотрели сурово, если не сказать свирепо.

Она забыла все это. Он бросил ее в брачную ночь, затем умер, и она забыла его, погрузившись в дела «Бетанкур корпорейшн», полной семейных интриг и скандалов. Той глупенькой девочки больше не было.

И кажется, она так и не поумнела.

Когда он уложил ее на кровать и улегся рядом, то у Сьюсан из головы улетучилось все, в том числе мысли о собственной глупости.

У нее должна быть брачная ночь. Четыре года назад она собиралась отдать свою невинность мужчине, который стал ее мужем, а вместо этого получила годы вдовства и кучу врагов.

Сьюсан и сосчитать не могла количество мужчин, пытавшихся обольстить ее за эти годы. Многие из них были родственниками Леонидаса, но она оставалась непоколебимой. Она – вдова Бетанкур и носит траур. Она в горе. Это маленькая ложь защитила ее, как ничто другое.

Но Леонидас не умер. И сейчас распластался поверх нее, вдавив в твердый матрас своим сильным гибким телом. А она задыхалась от головокружительной радости и забыла о том, как он ее бросил.

Что сейчас? Это словно их брачная ночь.

– Я опоздал на четыре года, – прохрипел он, дыша ей в шею.

Сьюсан уперлась ногами в матрас и позволила Леонидасу целовать ее. Она ни о чем не думала, а целовала его в ответ.

Он потянул ее за узел волос и распустил густые пряди, что-то бормоча. Она не расслышала, да ей было все равно, потому что он не переставал целовать и теперь покрывал поцелуями ее шею. Она застонала, а он засмеялся и попытался снять с нее кашемировое пальто и платье. Она приподнялась, чтобы помочь ему, и даже не посмотрела, куда он все бросил.

Теперь она лежала под ним только в бюстгальтере и трусиках да еще в высоких, до колен, сапогах. Взгляд его темных глаз был… дикий и восхищенный. Сьюсан задрожала, почувствовав себя от этого первобытного взгляда красавицей. Тело ныло и… оживало. Неужели она действительно настоящая женщина, а не существо, закутанное в черные одежды, как в саван, который носила подобно доспехам? Неужели это не она была девочкой, на которой он женился? Неужели она та женщина, какой представляла себя в мечтах?

– Ты – бесподобный подарок, – произнес он, словно так и не вспомнил, кто она. Словно его амнезия не была притворной, и он на самом деле считал себя чем-то вроде местного божества, укрывавшегося в горах.

Но Сьюсан было не до этого. Потому что она – в объятиях Леонидаса.

Он касается ее и ртом, и руками. Руки отыскали грудь и зажали в ладони. Он нагнул голову и стал ласкать сначала один сосок, потом другой. Сквозь тонкий бюстгальтер она чувствовала его горячий язык. Сьюсан выгнулась на кровати. Надо отстраниться… или подвинуться ближе? Она ни в чем не уверена.

А он снял с нее бюстгальтер, чтобы ткань не мешала ему покусывать ее нежные соски. Ничего подобного в своей жизни Сьюсан не испытывала. Она чувствовала себя открытой новому, прекрасному.

Она ухватилась за складки его белой одежды, задыхаясь от собственных стонов. Его язык спускался ниже к пупку, большие руки обхватили бедра. Он опустил голову и прижался ртом к тому месту у нее между ног, которое ныло и пульсировало. Сьюсан казалось, что она сейчас взорвется. И удивилась, что все еще не распалась на части.

Услышав шелест шелка, она, как в тумане, сообразила, что он стягивает с нее трусики. И все, что казалось сумасшествием, сменилось волшебством.

Она не сразу поняла, что он издает довольные звуки. Это добавляло возбуждения. У себя внутри Сьюсан почувствовала его пальцы. Длинные, крепкие мужские пальцы.

– О боже… – все, что смогла вымолвить она, запрокинув голову и зажмурив глаза.

– Так они называют меня, – засмеялся он.

Сьюсан думала, что сию секунду умрет от тех ощущений, которые разрывали ее на кусочки. Это продолжалось бесконечно, и она едва могла дышать.

Она куда-то неслась, даже когда он отодвинулся. Сьюсан разомкнула веки и уставилась на него, наблюдая сквозь дымку, как Леонидас снимает свои белоснежные одежды, и не удержалась, чтобы не ахнуть, когда увидела его обнаженным.

Гладкие, выпирающие мускулы… Где он это приобрел? Явно не в тренажерном зале. Ей не удалось увидеть его обнаженным четыре года назад, и сейчас он потряс ее своей мужественностью.

Может, это от шрамов? Они покрывали его грудь и спускались ниже талии.

– Столько шрамов… – прошептала она.

Сьюсан протянула руку и провела пальцем по шрамам – до которых смогла дотянуться – на мускулистой груди и плоскому животу. Это отметины страшной катастрофы, после которой не выживают. Словно две картинки столкнулись у нее в мозгу и слились в одну с двумя мужчинами: один, внезапно ее оставивший, и второй, называвший себя Графом и скрывавшийся в горном поселке.

Но ей не нужны никакие картинки, ей все равно, в каком образе он сегодня. Его кожа такая горячая, тело такое крепкое, и она водит пальцем по шрамам, словно хочет оставить это в памяти.

– Я похож на чудовище из-за шрамов? – хрипло спросил он.

Он, разумеется, не считал себя чудовищем. Сьюсан сомневалась, что Леонидас Бетанкур когда-либо был о себе низкого мнения, кем бы он себя сегодня ни называл. Этот самый мужчина считал себя чем-то вроде бога еще до того, как обрел последователей в Скалистых горах, смотревших на него как на божество.

Сьюсан сморщила нос.

– Тебе это не все равно? Или ты воображаешь себя еще и чудовищем, а не только мужчиной?

И тут он засмеялся. Леонидас запрокинул голову и смеялся от души.

А ее пронзил страх. Но почему ей стало страшно? Не от его же красоты. Он красив – этого у него не отнять. Густые темные волосы с чуть заметным рыжеватым оттенком, длинные, не похожие на строгую короткую прическу тех прошлых дней. Глаза, карие с золотыми искорками, то обжигали, то ласкали. Его рост, жилистая мускулистая фигура, то, как он двигается, как сидит на импровизированном троне в белом зале… Он везде будет заметен и всегда будет притягивать к себе. В его красоте, в чувственных, совершенных, экзотических чертах лица смешались красота матери, гречанки, испанца отца, и прочих родных: бразильцев, французов, персиян.

Он поразил ее, когда она еще была девочкой.