– Меня посадили через неделю после того, как вручили "красный диплом"! – рявкнул Орлов, – Не сильно мне это помогло! И вообще, если б не Свиридов, тот самый "король древесины", которому я в свое время оказал не в пример меньшую услугу, базарили бы мы тут с тобой… Совесть-то у прокуроров проснулась лишь после того, как "сверху" надавили!
Ну, а ты на что надеешься? На помощь красотки своей? Все, что могла, она для тебя сделала. Предупредила. Остальное… сам, извини, барахтайся, если что.
– А "Ржевский" с чего вдруг проявляет такое благородство? – глухо спросил Кирилл, – Ему-то с этого какая выгода?
– Не знаю, – неохотно ответил "гюрза", – Возможно, из-за той истории с Ольгой и Громовым (изложено в романе "Что нельзя купить" – прим. автора), возможно, просто потому, что ты не так давно все-таки был нашим… не исключаю, что и она, пассия твоя, его попросила об этом – общеизвестно, попроси она его Луну с неба достать, он и ее доставит… по кусочкам.
Кирилл ощутил, что густо краснеет. Что это было? Зависть? Досада? Ревность?
Хорошо обладать широкими возможностями, чтобы реально доказывать свою любовь… А Ручьёв обладал широкими возможностями (не в пример ему, Кириллу).
– Впрочем, – добавил Орлов устало, – Ручьёв не так-то много и сделал. Получил инфу, поделился ею… может теперь спокойно умыть руки. Если ты реально угодишь в дерьмо, он скажет, сам виноват и вряд ли станет тебя вытаскивать…– Орлов сделал очередную затяжку, – Как в свое время меня вытащил… и других.
Кирилл промолчал.
– Ладно, – Дмитрий тихонько тронул его за плечо, – Не кисни. Во сколько завтра у вас экзамен?
– С утра.
– Значит, иди в числе первых. Затем сразу ко мне. Вещи заранее собери, уже сейчас. Барахла, думаю, тебе много не понадобится, деньгами, если нужно, выручу… согласен?
Кирилл молча кивнул.
– На вокзал сам довезу, с дядькой в Астрахани свяжусь… Черт, Студент, ты и не представляешь, какая там рыбалка! – уже мечтательно протянул Орлов, – А через пару недель и я отпуск у шефа выклянчу, если с угонщиками благополучно закончим.
– Да, – Кирилл улыбнулся (точнее, заставил себя улыбнуться), – Знаешь, что бы ни случилось, я уже у тебя в долгу, "гюрза".
И повинуясь какому-то неосознанному, импульсивному порыву, обнял Орлова, как, пожалуй, обнял бы старшего брата.
Дмитрий тоже легонько похлопал его по спине.
– Да брось, к чему… И вообще, у меня предчувствие – ничего дурного не случился. Мы, в конце концов, не во времена "ежовщины" живем…
Кирилл слабо улыбнулся, несмотря на то, что по спине пробежали мурашки. Да, они жили не во времена сталинских репрессий, но во все времена Фемида служит тем, кто сильнее.
А кто сильнее в данной ситуации, и для ребенка было бы очевидным.
* * *
2. Где мы желаем отдать должное прекрасным романам Дюма-отца.
Обычно она просыпалась довольно поздно (ибо поздно ложилась), но в тот день, как Анна позже думала, все шло наперекосяк изначально.
Итак, она проснулась рано, вдобавок, с дурным предчувствием, которое, возможно, было связано с дурным сном (сна она почти не помнила, но ощущение чего-то крайне отвратительного – ей приснились то ли дохлые рыбы, то ли ядовитые бледные грибы, – осталось).
Не успела она подняться с постели, как в ее спальню вошел супруг, по обыкновению ступая очень мягко, почти бесшумно.
Приблизившись к окну, отдернул портьеры и повернулся к ней лицом. Он выглядел абсолютно подтянутым – лицо гладко выбрито, волосы тщательно причесаны, и безусловно идеально зафиксированы "стрелки" на брюках (об идеально чистой сорочке не стоит и упоминать).
– Прости, что приходится тебя будить в столь непривычно ранний час… но ты же помнишь, какой сегодня день?
– Помню, – пробормотала Анна и, не вставая с постели, набросила поверх атласной комбинации такой же атласный, серебристо-голубой халат, – День моего отбытия.
– Верно, – кивнул Зарецкий, – Проводить тебя я, увы, не смогу… впрочем, тебя отвезет в аэропорт Савельев. А в Берне встретит Глухарев.
– Очень похоже на конвой, – не преминула она съязвить, – Словно ты боишься, что я потеряюсь как ребенок или маразматик. Или сбегу?
Зарецкий снисходительно вздохнул (и взгляд его желто-зеленых глаз тоже был снисходительным).
– Я тебе говорил уже неоднократно и повторяю – либо ты живешь тут по моим правилам, либо… живешь не тут. Не нужно, вот только не нужно обжигать меня взглядами! – он даже поморщился, – Любому терпению есть предел и моему – тоже. Хотя уж пожаловаться на недостаток терпимости к твоим выходкам с моей стороны ты не можешь… – он прошелся по мягкому ковру ее спальни и снова остановился у окна, – Я понимаю, что тебе больше по душе нравы французского дворянства, описанные в романах Бальзака и Дюма, которые ты так любишь читать и перечитывать, но, извини, детка, на дворе не восемнадцатый, а начало двадцать первого века.
Конечно, твой несостоявший Бонд, – в голосе Зарецкого явственно проступило презрение, – В угоду тебе готов был изображать и пажа, и фаворита, опускаться на колени, лобзать ручки и прочее… – Зарецкий усмехнулся (очень холодно), – Но кого он при этом имел реально, ты задумывалась?
Анна ощутила, как кровь бросилась ей в лицо и, пожалуй, она краснеет, как девчонка (правда, не от смущения, а от злости). У нее уже готовы были вырваться слова относительно индивидуумов, не видящих бревна в собственном глазу, упрек, а точнее – напоминание супругу о его многочисленных увлечениях, интрижках и кратковременных связях…
но, подумала Анна, сейчас крайне неудачный момент для выяснения отношений.
И вообще подобные взаимные шпильки она считала попросту унизительными.
Посему просто процедила сквозь зубы:
– Если ты имеешь в виду информацию конфиденциального характера, которую мог получать от меня Ручьёв, то, извини, это просто смешно. Тебе известно, сколько действительно ценных информационных источников он имеет? Тогда как я, сам понимаешь, источник и сомнительный, и ненадежный, учитывая то, что в последние годы ты вообще перестал посвящать меня в свои дела…
– Да потому, что банковская сфера – не твой "конек", – Зарецкий отчего-то вздохнул, – Ладно, оставим это. Пожалуйста, поторопись, если хочешь успеть со мной позавтракать. За завтраком обсудим все нюансы, касающие твоего прибытия в Берн.
Она молча пожала плечами (как скажешь), и после того, как муж вышел из спальни, взяла с прикроватного столика мобильник.
– Я улетаю сегодня, -негромко сказала Анна в трубку, не называя имени того, к кому обращалась (впрочем, это и так было понятно), – В аэропорту меня будет сопровождать охранник… это неважно. Рейс в …– назвала время, – Если, конечно, не будет задержан.
Анна сделала короткую паузу, выслушивая собеседника, затем по ее безупречно красивому (даже при отсутствии макияжа) лицу скользнула короткая, не лишенная горечи улыбка.
– Конечно. Ты еще спрашиваешь, Серж?
* * *
Мысленно она поблагодарила Зарецкого за то, что тот выделил для ее сопровождения в аэропорт именно Савельева – не только более симпатичного из охранников (Савельев был высоким, не слишком "накаченным", русоволосым, сероглазым), но и наиболее смышленого.
Вдобавок, некогда Савельев служил в агентстве Ручьёва.
Посему, когда они прибыли в здание аэровокзала и Анна заметила фигуру высокого, стройного мужчины в летнем плаще, стоящего в стороне от основного потока пассажиров и провожающих, она повернулась к Савельеву и уловила понимание в его взгляде.
– Ты можешь и даже обязан не выпускать меня из поля зрения, – Анна слегка улыбнулась, – Но я буду тебе очень благодарна, если ты сохранишь расстояние между мной, тем человеком, – кивком головы указала на мужчину в плаще, – И собой не меньше пяти метров, хорошо?
Савельев чуть зарделся, и в какой-то момент она испугалась, что он скажет: "Шеф дал иное указание" (а Зарецкий наверняка дал иное указание), однако охранник просто кивнул.
– Только помните о времени, Анна Валентиновна.
– Я помню, – и уже не глядя на Савельева, направилась к Ручьёву, который оставался на месте, просто не сводя с нее глаз.