Дух уходящего лета

– Я понимаю, чем для меня чревато это знание, – сказал Ручьёв негромко, – Несет оно не скорбь, а смерть. Поэтому я, извини, подстраховался. Подлинник и еще пара копий этой записи находятся в весьма надежных местах. Но пока я жив и живы те, кого я люблю (тут на его лицо набежала тень), этих записей не услышит никто.

Я умею хранить тайны, "Кузнец". Наведи обо мне справки и убедишься в этом.

Посему нам с тобой выгоднее всего ударить по рукам – ты не выдаешь меня своим, я не выдаю тебя и твоих соратников по борьбе с империализмом агентам Интерпола и Моссада.

…Кстати, один мальчонка, вместе с которым мы провели счастливое детство, сейчас служит в этом ведомстве шустрых ребят. Папа у него в посольстве служил, а мама была евреечкой… по крови. С фамилией Степанова. В те времена, сам знаешь, предпочитали не рисковать…

А потом оказалось – Рабинович она, а не Степанова! – Ручьёв рассмеялся, – Вот ведь превратности жизни и судьбы, правда?

– Правда,– медленно ответил "Кузнец" и вдруг со скоростью пантеры бросился на бывшего сослуживца.

Ручьёв сделал мгновенное, почти неуловимое движение, и экстремист-террорист растянулся на полу, хватая воздух ртом и не сводя с "Ржевского" ненавидящих глаз.

– Ну и глупо, – скучающим тоном сказал Ручьёв, – Знаю, все вы – наркоманы, психи и смертники… но зачем еще больше усложнять свою и так нелегкую жизнь?

Договоримся так, Юра, – теперь в руке Ручьёва оказался ТТ, дуло которого смотрело аккурат между глаз (серых в прошлом, а ныне ореховых) "Кузнеца", – Ты сейчас преспокойно уедешь отсюда на такси. И на вопросы, которые тебе зададут, ответишь – да, увы, забухал со старым другом.

Меня "прощупают", узнают, что я всего лишь скромный бизнесмен, порой промышляющий сбором "компры" – впрочем, вполне невинной относительно твоих нынешних друзей по оружию, конечно, – Ручьёв сверкнул короткой улыбкой, – Что я даже утаиваю некоторую долю доходов…

И сии мелкие прегрешения (к слову, обо мне еще ходят слухи как о прожженном бабнике) будут мне лишь на руку.

Твои боссы решат, что я подонок в сущности… отчасти… а для них подонки, видишь ли, менее опасны, нежели добропорядочные, законопослушные граждане. За мной какое-то время понаблюдают, а я сделаю вид, что ничего не замечаю…

Словом, у меня свой бизнес, у вас – свой, и пересекаться они не должны.

Тогда как если ты разоткровенничаешься о случившемся вчера… что ж, я смело могу считать себя трупом, но первым трупом в этом случае будет, Юра, твой. Причем, его здорово осквернят…

Ну так как? Взаимовыгодное сотрудничество или объявление войны?

– Первое, – пробормотал "Кузнец", вставая с пола, – У тебя черный пояс по карате, что ли?

Ручьёв рассмеялся.

– В самую точку.

– Недооценили тебя, "Ржевский", в свое время, – Юрий подал руку и владелец "Феникса" без колебаний ее пожал.

– Может, оценят еще, – сказал Ручьёв немного отстраненно. Будто говорил… сам с собой.

* * *

Глава 3.

1. Где мы лишний раз убеждаемся – от судьбы не убежишь

– Вот черт! – Анна с досады едва не ударила ладонями по рулю. Едва не остановилась впритирку к тротуару, там, где парковка решительно запрещена. И наконец едва не "поцеловала" в заднюю часть (это мы тактично выражаемся) идущую впереди подержанную "Ауди".

И все отчего?

Да от злости… на саму себя.

"Женщина за рулем – это нонсенс, – спокойный и снисходительный голос Зарецкого, – Посему, красавица моя, выбирай – автомобиль плюс наличие водителя, либо езда на такси, что во всех отношениях неудобно. Итак?"

"Некоторым женщинам противопоказано водить машину, – мягкий и слегка ироничный голос Ручьёва, – Но есть те, кто ездит грамотнее и аккуратнее любого мужика. Ты, любимая, могла бы относиться к последним, но не обижайся, ты порой бываешь рассеянна. Как любая творческая натура…"

"Некоторые вещи женщины должны делать не хуже мужчин, Анюта, – чрезвычайно интеллигентный голос профессора Васнецова, ее отца, – К примеру, водить легковой автомобиль. Но прежде чем учиться крутить баранку (это легче, чем тебе может показаться), запомни несколько простых правил: никогда не садись за руль, даже если чуть-чуть пьяна, первое; никогда не садись за руль, если испытываешь недомогание или находишься в состоянии сильного стресса, второе; третье – не заводи машину и не отъезжай от дома на большое расстояние, не проверив уровень бензина в бензобаке и не захватив запасной канистры".

Отлично. Отлично! Именно это она таки сделала. Стрелка на индикаторе уровня бензина стремилась к нулю, а запасной канистры с бензином в машине не было.

До ближайшей бензозаправочной станции езды… сколько? (Где эта станция ближайшая, вот вопрос).

До дома езды полчаса.

Она не позаботилась о важном, ибо, надо смотреть правде в глаза, она давно привыкла к тому, что другие заботились за нее. О важном и не очень.

Так что делать? Доехать до трамвайной остановки, затормозить и позвонить Ручьёву? (А кто, помимо Ручьёва, ее может выручить в данной ситуации? Любой ситуации?)

"Извини, Серж, мне срочно требуется твоя помощь, у меня внезапно кончился бензин (и это наказание, я знаю, за мои гордыню и стервозность), но не мог бы ты приехать, я согласна начисто забыть о том, что ты был со мной недостаточно честен, а заодно – потоке словесных помоев, которыми меня облила ни за что, ни про что ничтожная особа, доставлявшая тебе утехи во время моего долгого отсутствия…"

Ну нетушки. Должен быть выход (целых два, если верить шутке дурного пошиба).

И выход в самом деле нашелся – Анна вспомнила, что за ближайшим поворотом находится автомастерская.

Конечно, там может и не быть бензоколонки… но неужто и канистры с бензином не найдется? Для дамы?

Для элегантной и совсем еще не старой дамы на элегантном "Пежо", чей бумажник еще полон очень симпатичных купюр…

– Так, – пробормотала Анна, – К чертям всех сэров Ланселотов, поезжай в автомастерскую, а если получишь отказ, просто оставь там "Пежо" и свяжись с Зарецким.

"Дорогой, я рискую лишиться машины, которая и твоя собственность, мы ведь еще супруги… Посему прими меры, тебе ведь ничего не стоит поднять трубку и сказать несколько слов…

…Фамилия хозяина автомастерской? Минуту. Молодой человек, вот вы, в спецовке! Как зовут вашего хозяина?"

О том, что Зарецкий может ответить: "Решай проблемы сама", Анна не беспокоилась – проблема-то являлась материальной, речь шла о почти новом и дорогом автомобиле… Подобные проблемы ее дражайший супруг без внимания не оставлял.

Посему настроенная весьма воинственно, она повернула за угол и уверенно въехала (ворота были раздвинуты) на территорию автомобильной мастерской. И остановилась.

Один из умельцев работал со сварочным аппаратом. Двое других с глубокомысленным видом стояли у раскрытого капота подержанной иномарки. Один наконец решил найти причину поломки путем практическим, а не теоретическим, и наклонился, представив на обозрение широкий зад, обтянутый штанами темно-синего цвета.

– Петрович! – из дверей бокса вышла долговязая фигура очередного умельца с банданой на голове (при звуках его глуховатого голоса и при виде его долговязой фигуры Анна ощутила, что сердце ее подпрыгнуло так сильно, как, пожалуй, и тогда в Луговке, когда она увидела в дачном домике отца человека… не совсем постороннего.)

– Петрович! – с досадой повторил Кирилл, глядя на двух теоретиков у раскрытого капота и решительно не замечая серебристого "Пежо", – Куда ты снова подевал тот чертов домкрат?

– Погодь, – сурово ответил Петрович, – Тута проблема. Лучше помог бы, скубент.

"Скубент" уже сделал, было, шаг к Петровичу и его напарнику (явно решившему путем обоняния определить причину повреждения двигателя – так низко наклонился он к этому самому двигателю), но тут взгляд его наконец переместился на серебристый "Пежо".

Анна надела лежавшие в бардачке темные очки (ни к чему этому безбашенному мальчишке видеть выражение ее глаз, особенно в данный момент) и вышла из машины.