Дух уходящего лета

– И соблюдать протокол, – негромко добавил Ручьёв, убирая руку.

– Именно, – кивнула Анна, – К тому же, если ты испытываешь потребность каяться, – тонкая улыбка, – Покайся лучше перед несчастной дурочкой, принявшей твою куртуазность за любовь.

Счастливо, Серж, – коротко бросила она напоследок, распахивая дверь квартиры.

После чего захлопнула ее за собой.

* * *

4. Где наш герой ступает на весьма зыбкую почву, заключая сделку… с Сатаной.

Едва за Анной захлопнулась дверь квартиры, Ручьёв с силой врезал кулаком по стене и издал звук, напоминающий глухое звериное рычание.

Стерва, законченная стерва… За какие такие грехи он наказан, вынужденный любить столь прожженную стерву?

…А ведь он ее любил… чем безнадежнее, тем сильнее.

Любил… и вместе с тем ненавидел. Ненавидел за то, что готов был перед ней всячески унижаться, ненавидел за то, что она управляла им, как дрессированным пуделем… ненавидел за то, что не мог перестать ее любить.

А следовательно, и мучиться.

Ибо Анна, как ему сейчас казалось, попросту не способна была прощать. Ни малейшего промаха, ни малейшей ошибки.

Либо ты безупречен, либо…

либо вой с тоской на Луну – больше-то ничего не остается.

Конечно, за руль своего "Фольксвагена" он сел в прескверном расположении духа.

И ничего удивительного не было в том, что спустя четверть часа он оказался на волосок от того, чтобы провести сегодняшнюю ночь в камере предварительного заключения.

Спасла Ручьёва его реакция – в последний момент он сумел-таки резко ударить по тормозам, въехал передним правым колесом на тротуар, но пешехода – бородатого мужчину в серо-зеленом камуфляже, с какой-то затрапезной котомкой за спиной, – Ручьёв не сбил, лишь задел бампером.

Тем не менее тот упал на асфальт.

Ручьёв, выскочив из "Фольксвагена", подбежал к нему. Мужик уже поднимался на ноги и озирался, словно бы не совсем понимая, что произошло.

– С вами все в порядке? – отрывисто спросил Ручьёв… и осекся. Всякий, кто в этот момент мог за ним наблюдать, заметил бы, как страшно побледнел "Ржевский". И что лицо его исказилось то ли от страха, то ли от изумления.

– Юра? – выдохнул Ручьёв, – Юра? "Кузнец"? Ты?

В свою очередь во взгляде мужчины мелькнуло нечто, похожее на панику.

– Вы чего, ошиблись… все нормально, – невнятно пробормотал он и, похоже, собрался прошмыгнуть в ближайший переулок, когда "Ржевский", опомнившись, схватил его за предплечье.

– Это же ты, – негромко сказал он, – Кузнецов Юрий Никитович, 19__ года рождения, лейтенант гос…

– Не нужно, – совершенно другим – не трусливым, а усталым голосом прервал Ручьёва тот, кого он (да и не только он) уже на протяжении десятка лет считал погибшим,– Я тебя, "Ржевский", тоже узнал.

Ручьёв несколько секунд, не отрываясь, смотрел на лицо того, кого некогда считал едва ли не лучшим своим другом и, узнав о его мнимой гибели, тяжело переживал.

– Погоди, ты… в порядке? Ушибы? Я серьезно тебя задел?

"Кузнец" криво усмехнулся.

– Пара синяков от силы. Не беспокойся. Я сам, знаешь, после контузии… – неопределенно покрутил ладонью у виска, – Короче, даже инвалидность дали. С головой нелады.

Ну, а ты? – он несколько искусственно изобразил оживление, – Похоже, бизнес процветает? Ездишь не на "консервной банке", как денди Лондонский одет… Из Конторы ушел? Занялся… чем? Торговлей? Финансами?

Ручьёв тоже не слишком натурально улыбнулся.

– То, что ушел из Конторы и давно, это ты угадал. А занимаюсь… да чем я могу заниматься? Торговец из меня вышел бы никудышный, поэтому открыли вместе с Кравченкой охранное агентство. Качков готовим для охраны. Кадры на месте, можно сказать, куем…

Отчего он умолчал о том, что его агентство занимается и сыском (причем, высокопрофессиональным сыском), Ручьёв и сам толком объяснить бы не мог. Вероятно, пресловутая интуиция.

Его бывший коллега (и бывший друг), считавшийся погибшим на Ближем Востоке, выглядел действительно жалко. Едва ли не как бродяга. Грязные, давно не стриженые волосы, старый, застиранный камуфляж… ботинки, едва ли знакомые с обувной щеткой…

Лишь пара деталей в облике "Кузнеца" не вязалась с образом опустившегося человека: отличные (крепкие, белые) зубы (ни малейшего признака дурного запаха изо-рта), да цепкий, острый и напряженный взгляд.

Внезапно Ручьёва словно ударило током – разве у "Кузнеца" глаза орехового оттенка? Разве не темно-серые?

…Дальше "Ржевский" действовал уверенно, напрочь заглушив в себе все эмоции.

Он улыбнулся бывшему товарищу как можно приветливее и располагающе и пригласил его к себе в гости. Причем, сей момент.

– Да ты че, – снова заканючил бродяга, исправно разыгрывая юродивого, – У тебя, небось, жена там красавица, ребенок… и нате. Является дядя с помойки…

– Перестань, – Ручьёв приобнял "Кузнеца" за плечи и стал мягко подталкивать к машине, – Ни жены, ни детей у меня нет. Один живу, не считая псины. К слову, породы сенбернар, а сенбернары, будет тебе известно, сторожа абсолютно никудышные. Лентяи и флегматики.

Вдобавок, Малыш вообще старик по собачьим меркам, – Ручьёв вздохнул, – Нет, здорово однако, что я именно сейчас тебя встретил, иначе одному пришлось бы горе "Смирновкой" заливать…

– Какое горе? – видимо, просто машинально спросил "Кузнец".

– А! – махнул рукой "Ржевский", – Все бабы стервы, а моя так стерва в кубе… да еще и ревнивая как черт знает кто…

– Так брось ее, – посоветовал "Кузнец", похоже чуть расслабившись, – Такому красавцу как ты несложно подыскать и девочку-модель…

– Все так, – вздохнул Ручьёв, мечтательно глядя на дорогу и заводя мотор, – Только вот люблю я ее, гадюку… Люблю и все тут. Ну, тебе ли не знать? Как же Галка твоя убивалась…

– Не нужно, – глухо сказал "Кузнец", – Не береди душу, "Ржевский".

Ручьёв кашлянул.

– Да, извини. Вырвалось так… ненароком. Но ты расскажешь, что же все-таки случилось-то с тобой?

"Кузнец" поморщился.

– Да что… обычное дело. Попал в плен, пытался бежать, был контужен, память частично потерял…