Через пески

Ботинки нетерпеливо загудели. Роб порой чувствовал вину из-за того, что старые ботинки отца в итоге достались ему и он не употреблял их по назначению – они служили для того, чтобы погружаться на большую глубину и добывать тонны трофеев. Он начал разрыхлять песок, ощутив едва заметную дрожь в суставах. Было ясно, что маска весьма качественная и ее ремонт увенчался успехом. Можно было обойтись без полного набора испытаний. Когда костюм идеально подогнан, забываешь, что он на тебе.

Роб вошел по спирали в песок, и голова его оказалась ниже уровня пола. В этот момент он каждый раз ощущал легкую панику, даже когда все было под контролем, даже когда наверху сидел Грэхем. Роб глотнул воздуха из баллона, пытаясь расслабиться и сосредоточившись на показаниях. Он вспомнил слова, которые постоянно повторял Грэхем: «От нас зависит жизнь наших клиентов». Роб относился к ним со всей серьезностью. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь погиб из-за допущенной им ошибки. То был кошмар, преследовавший его во снах: дайвер застрял глубоко в песке, костюм не реагирует ни на что, дышать нечем, последняя мысль – о снаряжении, о том, почему оно не работает…

«Успокойся», – послал ему мысленный сигнал Грэхем. Как бы Роб ни пытался скрывать свои мысли, старый мастер улавливал его эмоции, просачивавшиеся наружу.

Роб попытался успокоиться, медленно и глубоко дыша. Он стал разрыхлять песок вокруг груди, пока не почувствовал, что сопротивление исчезло. Мысленная команда – и маска начала проводить полную диагностику. В ногах закололо: ботинки перевели маску и оголовье на максимальный режим, проверяя, в порядке ли показания. Пока что все выглядело неплохо. Осталось провести лишь тест на выносливость и проверить расход батарей, что занимало несколько минут.

Он использовал это время, чтобы попрактиковаться. В дайверской школе учили делать из песка стеклянные шарики: ученик сжимал несколько кубических дюймов до размеров ногтя на большом пальце. Сильный жар делал из кремния, содержавшегося в песке, стекло. Роб пробовал изготавливать и другие фигуры – тетраэдры и кубики, способные служить игральными костями. Получалось хорошо. С двенадцатигранными додекаэдрами дело обстояло сложнее – создать идеальную фигуру было почти невозможно, но, сосредоточившись на задаче, Роб уже не ощущал прежней паники от пребывания под песком. К тому же это позволяло как следует испытать маску, проверяя, насколько различимы очертания фигур, отображается ли плотное стекло в виде белого и желтого свечения.

«Это еще что такое? Куда?» – услышал он безмолвный вопрос Грэхема, в котором сквозило неподдельное раздражение.

Внимание Роба рассеялось, и вместо додекаэдра получилась бесформенная капля. А может, маска вела себя не так, как надо. Чем он мог рассердить Грэхема? Старик всегда хвалил его фигуры, а однажды рассказал ему про пять Платоновых тел.

«Вон отсюда!» – велел Грэхем.

Роб понял: что-то не так. В голосе Грэхема чувствовался страх – явственный ужас, жаркий, как раскаленная сталь. Разрыхлив песок, Роб начал подниматься наверх. Его опять охватила паника: вдруг он окажется погребенным, как в «Медовой норе», в комнате его матери, когда рухнула стена? Страх стиснул горло. Вновь происходило нечто подобное, а может, даже хуже – он чувствовал это, ловя мысли Грэхема.

Держа руку над головой, чтобы не наткнуться на что-нибудь, как показывал ему Коннер, он взглянул наверх – свободна ли поверхность? – и увидел движущиеся силуэты. Кто-то стоял прямо над испытательной камерой. Несколько человек. Роб вдруг понял, что мысли Грэхема были обращены не к нему. Он говорил с кем-то вслух, и его голос смешивался с мыслями. «Вон отсюда», – говорил Грэхем. Не «оттуда». Значит, незваные гости. Какая-то банда? Каннибалы?

От Грэхема исходил неразборчивый поток эмоций. Под его давлением у Роба все сжалось внутри. Он не знал, что делать, и внезапно забыл, как разрыхлять песок. Грудь сдавило. Песок вокруг него вновь начал уплотняться.

«Помогите», – подумал Роб.

Во рту был загубник, оставалась еще четверть запаса воздуха, но он не мог заставить легкие работать, не мог расширить грудь. А это было главным – основа основ. Между тем мысли его вдруг обрели иное направление. Он мог бы сделать намного больше. Поднять песок и придавить людей наверху. Утащить их вниз и похоронить в яме. Но он не мог сделать самого элементарного – начать дышать.

«Оставайся там! – мысленно крикнул Грэхем. – Роб, оставайся…»

Поток эмоций оборвался так же внезапно, как начался. Волны сильнейших чувств, одна за другой… и вдруг – тишина. Отсутствие чего бы то ни было. Разорванная связь.

В центре поля зрения Роба плавала белая бесформенная капля – следствие его попытки создать самое сложное Платоново тело. Песок снова потек. Отчаянно глотнув воздуха из баллона, Роб взглянул наверх, думая, как остановить этих людей, – но там никого не оказалось.

«Грэхем?»

Роб медленно всплыл, не получая ответа. Высунувшись из песка, он огляделся в поисках Грэхема.

Но в мастерской никого не было. Роб остался один.

8

Между Спрингстоном и Шентитауном

Роза

Роза помешала бульон в кастрюле, зачерпнула его ложкой и попробовала. Добавив щепотку соли, она вновь принялась раскатывать тесто поверх имен мертвецов.

Она не знала точно, кто первым начал вырезать имена на стойке, но уже через несколько дней после Великой катастрофы вся ее поверхность покрылась именами погибших и пропавших без вести. Роза вспомнила, как муж притащил из глубины огромную дубовую доску, чтобы заменить старую стойку в «Медовой норе», как он неделями обрабатывал и ошкуривал ее. Когда-то гладкая и отполированная, она теперь была сплошь покрыта рубцами и шрамами.

Одна из девушек пожаловалась, что в стойке теперь застревают пивная пена и крошки и ее сложно отчищать. Роза сперва решила перевернуть доску, но тут же поняла, что постоянные клиенты продолжат вырезать имена и там. Стоит чему-нибудь начаться, и это уже нелегко остановить. Именно тогда Ханна, ее помощница и, можно сказать, деловой партнер, попросила у Розы разрешения все исправить.

На следующее утро Ханна пришла с кучей пластикового лома, в основном разных оттенков красного. Расплавив его на плите, в старом помятом котелке, она вылила радужную жижу на стойку, и та растеклась по поверхности. С помощью плоской доски Ханна вдавила массу в имена и убрала излишки. Когда все затвердело, несколько девушек начали обрабатывать поверхность наждачной бумагой; проявились имена, теперь ярко-красные, цвета пролитой крови. Затем Ханна приготовила порцию прозрачного пластика, залила им стойку, и та вновь стала гладкой. Гладкой, но по-другому: ее покрывали красные имена, которым было суждено сохраниться на века.

– Никто больше ничего не вырежет, – гордо заявила она.

Роза высыпала муку на горестные причитания Азрона, потерявшего в катастрофе жену и двоих детей, и стала раскатывать тесто, пока скорбные слова не скрылись из вида.

Фокус заключался в том, чтобы сварить лапшу в бульоне, а не в воде: она научилась этому у бабушки целую жизнь назад. В духовке жарились овощи, на решетке остывали два каравая хлеба. На маленькой кухне за стойкой «Медовой норы» готовился семейный ужин вместо обычного змеиного мяса во фритюре и картофельного пюре.

– Мне, пожалуйста, самого холодного пива в этих дюнах, – сказал кто-то.

– Одну секунду. – Роза подняла руку, глядя, нет ли поблизости кого-нибудь из девушек, чтобы обслужить клиента, и тут увидела вошедшего. Нэт Дреджен, когда-то – босс среди боссов, старый друг отца, или враг, в зависимости от дня недели.

– Чего тебе? – спросила она с ядовитым удивлением. Нэт уже много лет как перебрался в Лоу-Пэб и редко появлялся на севере, слава богам.

– Холодного пива, – улыбнулся он. – Что, мои слова в бороде затерялись?

Он поскреб спутанные волосы на подбородке.

Роза выдохнула, изо всех сил стараясь, чтобы появление Нэта не испортило ей день.

– Пять монет, – сказала она, постучав по стойке. – И деньги вперед. Уверена, за тобой до сих пор числится должок.

Нэт пожал плечами:

– У нас был уговор о том, что я никогда не буду платить здесь за пиво. – Он сверкнул зубами. Одного зуба не было. В бороде было больше седины, чем запомнилось Розе. Годы не пощадили его. Или не годы, а всего лишь последние недели, состарившие их всех.

– Уговор с моим покойным мужем, – напомнила она, – а не со мной. Плати или иди в другое место.

Она надеялась, что он все-таки уйдет.

Нэт пристально взглянул на нее. Мысль о том, скольких людей убил или приказал убить этот подонок, отрезвляла. Правда, она не раз думала то же самое о своем муже, зачастую во время близости, когда разум вдруг понимал, что она чересчур счастлива и надо вмешаться. Наконец Нэт полез в кошелек, висевший на поясе, и бросил на стойку пятак. Роза начала наливать ему пиво.

– Это за твои приятные речи, – сказал он. – Не за пиво.

Она подтолкнула в его сторону кружку:

– Нет, за пиво.

Смахнув монету в ящик кассы, Роза вернулась к лапше, схватив старую деревянную скалку.

– Мне нравится, как ты все устроила. – Нэт обвел вокруг рукой. – Я думал, после катастрофы тут ничего не останется, но, похоже, наша старушка живуча, словно герпес, а?

– Понятия не имею, – пробормотала Роза. – Я никогда с тобой не спала. Почему бы тебе не пойти поиграть с ребятами в дротики? Или пофлиртовать с кем-нибудь еще?

– Я пришел сюда не флиртовать. – Нэт поставил пиво на стойку и облизал губы. – Я пришел поговорить о бизнесе. Об этом бизнесе. Хочу получить его назад.

Роза нисколько не удивилась. Во время их последнего разговора он пытался вернуть назад деньги, проигранные ее мужу в карты, кости или какую-нибудь еще идиотскую игру.

– Не продается, – ответила она.