Властолюбивые ведьмы

– Я говорю только то, что слышал сам.

– Всё-таки творил крамолу…

– Нет! Это правда, сущая правда!

– Вижу, обвиняемый, Вы упорствуете. Ваше Преподобие, пойдёмте-ка отужинаем. А Вы, милейший палач, пока поработайте с подозреваемым, да поработайте от души!

Священник, обрадованный возможностью уйти из этого пропитанного болью подвала, с радостью вскочил со своего места и побрёл к выходу вслед за следователем. Иосиф-старший вздохнул, кисло улыбнулся и взялся за рычаги дыбы.

***

Прошлые годы пролетели у Иосифа перед глазами. Время пробежало быстро: он вырос, отец отошёл от дел. Теперь подозреваемые в преступлениях против Короны поступали к нему.

В последние годы, правда, король как-то размяк, подобрел, потерял хватку. Поток обвиняемых тёк маленьким ручейком, грозясь совсем пересохнуть. Не то, чтобы Иосиф переживал по этому поводу. Он и в зрелые годы не приобрел привычки мучать людей без причины.

Между тем уроки отца молодой палач затвердил крепко. Никак было нельзя терять мастерство. Но, как не растерять навыки, постоянно лишаясь практики? К счастью, скоро предстояло восполнить этот досадный пробел.

Глава 3

Палач Иосиф точил иглы. Предстоял важный допрос, но без пристрастия. Поэтому ни сапог, ни дыбы, ни щипцов применять не планировалось. Между тем за точность сведений Иосиф отвечал головой. Поэтому следовало поработать тонко, но с извлечением максимальной пользы из действий. Иглы здесь подходили наилучшим образом.

Отец когда-то научил Иосифа способам быстро и надёжно закрепить руки и ноги обвиняемого. Как только это выполнялось, возникали интересные варианты развития допроса. Ногти на руках и ногах – очень уязвимые точки.

Впрочем, как любил повторять Иосиф-старший: «Ногти не зубы – зарубцуются, если не отрастут». И сопровождал слова доброй усмешкой. Конечно, так он переиначивал высказывания брадобреев, которые говорили отнюдь не про ногти, да и вообще дел палача не касались. Но фраза мальчику в память запала, и только приходилось работать тонко, как он её постоянно вспоминал.

Иосиф вращал ручку точильного механизма, приложив очередную иглу к барабану. Сноп искр, вылетающий из-под умелых рук палача, настраивал на философский лад. Хотелось длить дело, созерцая его плоды, рождавшиеся и умиравшие в секунду.

Скрипнула дверь подвала. По лестнице, ведущей прямо в комнату для допросов, прогрохотали шаги кованных сапог гвардейцев, да звон ножных цепей обвиняемого. Иосиф отвлёкся от заточки, нахмурился и подумал: «Быстро они! Теряю навык, не успел вовремя…».

Палач попытался быстрее закончить начатое дело. Рука дрогнула, игла обиженно взвизгнула, пустила сноп искр и разломилась. Иосиф посмотрел на обломок, хмыкнул в досаде на себя. И подумал: «Не старею ещё даже, а так ошибаюсь! Не малое ли число дел в последнее время тому виной? Беда прямо с этими обвиняемыми: много – жаль людей мучать, мало – навыки пропадают…»

Дверь комнаты для допросов отворилась. На пороге, наклоняясь под низкой притолокой, появились гвардейцы. Иосиф повернулся от верстака в сторону вошедших и почти присвистнул. Вот, значит, кого надо будет допрашивать! На пороге стоял камергер Карл, хранитель ключей от королевского дворца и смотритель внутренних покоев государя.

– Принимай подопечного, палач! – сказал старший по званию.

В голосе гвардейца прозвучала привычная для большинства людей брезгливость. Ничего, это пока в чём-то не провинишься, улыбнулся Иосиф. Карл вон не даст соврать. Столько десятилетий он служил королям, а может ещё вернётся на службу в будущем. Ногти ведь не волосы – зарубцуются, если не отрастут.

Иосиф послал Карлу ободряющий кивок. Камергер никогда мудро не выказывал к нему пренебрежения. Карл вздрогнул, заметив жест палача.

Иосиф указал на одно из кресел, то, что поближе к окну, развёрнутое под таким углом, чтобы скрывать палачу лицо мученика, но ясно показывать руки и ноги. Гвардейцы подтолкнули Карла в указанном направлении. Он потерял равновесие, ловя его вытянутыми вперёд руками в цепях, и чуть согнул в коленях закованные ноги.

– Нельзя ли чуть нежнее, господа? – спросил Карл.

Он повернул голову в сторону гвардейцев и укоризненно нахмурился.

– Всё понимаю, ваш долг и всё прочее… Но не так я был плох ещё вчера, чтобы пихать меня сегодня.

– Нам всё это тоже не сильно нравится, сударь, – ответил старший. – Мы редко бываем надзирателями и конвоирами. Хватает и обычной солдатни для того. Поэтому, давайте все просто потерпим, а завтра, быть может, сегодняшние неприятности растают, как дурной сон.

– Увидим, увидим, – произнёс Иосиф.

Он уже подошёл к креслу и ждал лишь Карла, чтобы усадить его и зафиксировать руки и ноги поверх цепей. Впрочем, цепи на время будут сняты. Возможно, следует проявить уважение и снять их до размещения Карла в кресле?

Тень сомнения мелькнула на лице палача. Он задумался на мгновение. Потом отрицательно помотал головой в ответ на свои же мысли. Нет, не следует менять заведённый порядок даже для камергера Его Величества. И так многое из навыков утрачено.

Палач усадил Карла, доковылявшего до кресла. Ремни охватили руки чуть выше кистей, а ноги – чуть выше ступней, расположенных на небольшой подставке. В итоге конечности Карла оказались накрепко привязаны к подлокотникам и ножкам.

Иосиф отошёл на шаг, окинул взглядом результаты выполненной работы и с сомнение покачал головой. Затем наклонился к Карлу и ещё затянул ремни, отчего руки и ноги слегка побагровели, чтобы в скором времени побелеть.

Надо было спешить, пока ремни не приведут к оттоку крови, а с ним – онемению и потере чувствительности. Впрочем, может быть, так и надо? Возможно, стоит слегка «помочь» своему подопечному, чтобы он совсем-совсем не страдал?

Иосиф удивился очередной шальной мыслишке, посетившей его голову. Отец бы немедленно выпорол его за такие идеи и был бы прав. Опять примета утраты навыков! Ну что ты будешь делать с этим мягкосердечием, столь портящим современные нравы?

Молоток отбил болты, крепившие цепи. Они со звоном упали на пол, сначала с рук, потом с ног. Иосиф аккуратно положил молоток рядом на пол, подошёл к верстаку и взял с развернутой там кожаной подложки первую из запланированных иголок.

– Что же, дождёмся следователя и приступим? – проговорил палач.

Он посмотрел на побелевшее лицо камергера и улыбнулся. От одного вида этой улыбки Карл почти потерял сознание. Впрочем, спасение пришло в мысленном уходе в те времена, когда король Фридрих был ещё принцем, а улыбающийся палач-здоровяк бегал мальчиком на двор к дубильщикам кожи.

***

Принц Фридрих с нетерпением ждал, пока камергер, так верно служащий отцу, но всегда откликающийся и на просьбы сына, войдёт в покои.

– Ваше Высочество, мне удалось найти способ!

Фридрих сорвался с кресла и поспешил навстречу появившемуся в дверях Карлу.

– Ты виделся с герцогиней? Что она сказала?

– Её Светлость герцогиня Уишляндская…

– Карл, Боже мой! Ты все титулы сейчас начнёшь перечислять?

– Батюшка Ваш, Его Величество Вильгельм Великолепный настаивает…

– Я не мой батюшка!

– И тем не менее, Ваше Высочество…

– Фридрих, а она – Генриетта! Говори уже быстрее, что узнал. И прекращай смотреть на меня укоризненно. Мы не на уроке этикета. Кстати сказать, матушка тут говорила, мне надо бы усилить владение навыками. Всё повторяет: «Какая принцесса Юга или Востока потерпит грубость?» Будто я хочу дело иметь с этими «принцессами».

– Премного благодарен Её Величеству, что она заботится о Вашем воспитании. Кроме того, материнское сердце лучше ведает…

– Что оно ведает? Матушка сама из Западного Королевства. До болезни, приковавшей её к постели, она отнюдь не рассуждала о принцессах-иностранках. А тут, понимаешь ли, «разочарована я в жителях Королевства». И чего, вдруг? Что-то, пока эти ведьмы к ней захаживали…

– Ваше Высочество! Сейчас буду настаивать на официальном обращении. Так вот, Ваше Высочество, не собираетесь ли Вы повторить крамольные высказывания простолюдинов и части знати о связях Вашей матушки и ведьм Зачарованного леса?

– Нет, что ты, Карл! Отец приказал рвать языки тем, кто заикнётся об этом. Палач Иосиф мастерски выполняет его приказ. Слух идёт, сын у него подрастает, совсем не склонен к семейному ремеслу.