Как быть духовным в недуховном мире

Незадолго до нашей конфирмации священник из государственной церкви стал приходить в наш класс два раза в неделю, чтобы давать нам уроки. Они должны были подготовить нас к утверждению нашей христианской веры. Я думаю, что большинство моих одноклассников согласились пройти конфирмацию только для того, чтобы устроить большую вечеринку и получить подарки, которые являются частью датской традиции. И всё же я с нетерпением ждал уроков, потому что впервые в жизни общался со священником и думал, что он сможет дать мне ответы на мои вопросы.

Во время первых двух уроков я был очень внимателен и задал несколько вопросов. Однако, я быстро понял, что у священника было не больше ответов, чем у других взрослых, которых я встречал в детстве. Это потрясло меня! Я просто не мог представить себе человека, который решил стать священником, но, очевидно, не задумывался о более глубоких вопросах жизни. У меня было ощущение, что цель религии – помочь людям разобраться с более глубокими вопросами (позже я понял, какова истинная цель религии). Я предположил, что если человек решил стать священником, то только потому, что у него был личный интерес к этим вопросам. И, конечно же, институт, который выжил на протяжении веков и утверждал, что представляет Бога и Иисуса, должен был найти способ помочь своим собственным священникам решить эти вопросы.

Вскоре мне стало ясно, что у этого священника нет личного решения. Всё, что он мог мне дать, – это набор заранее определённых ответов, основанных на том, что было для меня очень странным понятием, а именно – «церковные доктрины». Он сказал мне, что это то, что христианская религия определяет как истину, так что это то, во что я должен был верить как христианин. Это было для меня огромным разочарованием, потому что эти стандартные доктрины просто не резонировали с тем, что я знал внутри. Откуда мне было знать, что церковные доктрины не являются полной истиной? Что ж, это глубокая тема, поэтому я расскажу об этом позже. На данный момент я хочу сказать, что христианская религия не могла удовлетворить мою потребность в ответах на фундаментальные вопросы. Позвольте мне сосредоточиться на вопросе о том, что мы за существа.

Вот ещё одно несоответствие. Дания – демократическая страна, и она гарантирует своим гражданам определённые права, одним из которых является свобода вероисповедания. Из-за свободы вероисповедания датское общество не совсем понимало, как преподавать религию в школьной системе. Когда я был ребёнком, не было очевидного религиозного образования, пока я не стал достаточно взрослым для конфирмации. Тем не менее, в третьем классе я получил уроки по так называемой «библейской истории», которая учила нас основным событиям Ветхого Завета.

На этих уроках рассказывали, что я потомок двух людей, Адама и Евы, которые жили давным-давно на Ближнем Востоке. Бог создал только этих двух людей, а все остальные произошли от них. В возрасте 8 лет это вообще не имело для меня никакого смысла. В то время я ничего не знал о генетике и инбридинге, но знал, что это просто неправда.

Мне рассказывали, что Адам и Ева жили в чудесном месте, которое было намного лучше, чем тот мир, в котором живу я. Что ж, это немного резонировало со мной. В том возрасте я остро ощущал проблему войны и многих других человеческих злодеяний. У меня также было внутреннее понимание, что возможно существование мира, в котором войны просто не может быть. Таким образом, у меня было внутреннее чувство, что мы, люди, изначально пришли из какого-то состояния, которое было лучше, чем то, что мы имеем сейчас. Я также знал, что у нас есть потенциал вернуться в это состояние, даже здесь, на Земле. И всё же говорить, что рай – это маленький садик на Ближнем Востоке, в котором живут только два человека, для меня не имело никакого смысла.

Также мне рассказали, что Адам и Ева ослушались Бога, который жил в этом саду. Это рассердило его, и в результате Бог вышвырнул их из сада. Это наказание разгневанного Бога было истинной причиной всех несчастий, которые я видел в окружающем мире. Другими словами, я (и все остальные люди по сей день) были наказаны Богом за выбор двух других людей, которых я даже не знал и которые, вероятно, мне бы не понравились.

Несмотря на то, что мне было 8 лет, меня невозможно было заставить поверить в это. Я просто знал внутри себя, что настоящий Бог не может быть таким и должно быть другое объяснение (которое я опишу позже). Следствием изгнания Адама и Евы из рая стало то, что, согласно христианской религии, все мы грешники. Мы родились во грехе из-за того, что сделали Адам и Ева тысячи лет назад. Другими словами, христианская религия хотела, чтобы я верил, что я грешник, наказанный всеблагим Богом за выбор, сделанный другими людьми.

Я знал, что это просто неправда. Я знал, что я – индивидуальность со свободной волей. Я буду нести ответственность за свой собственный выбор перед высшей силой, но эта сила никогда не заставит меня отвечать за выбор других людей. Я просто знал это и никогда не считал себя грешником. Я никогда не соглашался с тем, что Бог, которого христианство называет всезнающим, всемогущим и всеблагим, создал меня ущербным существом, нуждающимся в спасении по своей природе. Я знал, что настоящий Бог дал мне такой же выбор, как Адаму и Еве. И я не несу ответственности за выбор Адама и Евы. Я был в этом мире из-за выбора, который я лично сделал. У меня просто не было возможности объяснить, когда я сделал этот выбор (теперь же я объясню, но ответ придётся подождать, пока я не дам больше справочной информации).

Вдобавок ко всему христианство сказало мне, что, поскольку я грешник, единственный способ спастись для меня – это жить по правилам, определённым христианской религией (верить в доктрины, которые не имели для меня никакого смысла, и следовать ритуалам, которые казались мне механическими). Если я это сделаю, то после моей смерти Иисус придёт и заберёт меня на небеса, где я якобы буду жить вечно, сидя на розовом облаке и играя на арфе. Я знал, что это неправда, потому что всегда понимал, что сам несу ответственность за свой выбор. Моё спасение не в том, чтобы следовать внешним правилам и ритуалам. Моё спасение – это внутренний процесс, зависящий от моих собственных выборов. Я знал, что спасение – это состояние ума, и именно мои выборы влияют на него. Нет никакого способа, чтобы Иисус или любое другое небесное существо могли изменить мой ум за меня. Я знал это ещё в детстве, но тогда я не мог описать этого (позже я опишу этот процесс).

Я знал, что некоторые основные идеи, продвигаемые христианской религией, имеют некоторую реальность. Но я также знал, что многие идеи не содержат полного понимания, а некоторые из них совершенно ложные. Я знал это внутри себя ещё в детстве, но, очевидно, у меня не было очень чёткого понимания этих тем. И поскольку мне не с кем было поговорить, и не было книг, которые я мог бы почитать, мне было очень трудно справиться со всеми возникшими вопросами. Я просто не мог понять, как самопровозглашённое передовое общество, в котором я жил, могло иметь государственную религию, неспособную ответить на мои вопросы о жизни. Эта религия давала мне лишь набор доктрин, которые явно противоречили друг другу.

Почему материализм не удовлетворил моего любопытства

Поскольку моё общество было глубоко разделено между двумя противоположными взглядами на то, какими существами мы являемся, оно не смогло справиться с более глубокими вопросами, и это привело к некоторым противоречиям.Одним из примеров этого было то, что в том же возрасте, когда я проходил подготовку к конфирмации в государственной церкви, мне давали уроки биологии, которые рассказывали мне об эволюции и утверждении Дарвина, что мы произошли от обезьян. Меня до сих пор поражает, что самопровозглашённое передовое общество может подвергать своих детей такого рода непоследовательности и всем противоречивым вопросам, которые это порождает в наших плохо подготовленных умах. Хуже всего то, что нам не с кем было поговорить об этом, так как взрослые вокруг нас тоже не получали никакой помощи для разрешения этого конфликта и поэтому не могли вести разговора о нём.

И вот мне 13 лет. Мне рассказали, что я произошёл от Адама и Евы, но я нисколько в это не поверил. Можно было бы подумать, что тогда я с радостью приму теорию эволюции (обратите внимание на слово «теория», которое некоторые люди склонны забывать) и отрину духовную сторону своей природы. И действительно, я всегда признавал, что на этой планете происходит постепенный эволюционный процесс. В раннем возрасте мне дали книгу о динозаврах, и мне стало очевидно, что существует очень древний процесс, который шёл от примитивных форм жизни к более сложным. Однако мне казалось столь же очевидным, что это не может объяснить, откуда я пришёл.

Я не уверен, что смог бы сформулировать это в возрасте 13 лет, но внутри себя я знал, что я не эволюционировавшая обезьяна. У меня не было никаких проблем с идеей, что моё физическое тело является результатом постепенного эволюционного процесса. Но какое это имеет отношение к тому, что я за существо и откуда пришёл? В течение всего моего детства мне было совершенно очевидно, что я – это не моё физическое тело. Я более, чем моё физическое тело. Это не то, во что я верил, и уж точно никто мне об этом не говорил. Это было то, что я переживал как повседневную реальность. Этот опыт был настолько реален для меня, что никакие аргументы, представленные какой-либо авторитетной фигурой в обществе, не могли его опровергнуть.

Я всегда был очарован животными, особенно птицами. И всё же мне казалось очевидным, что животные обладают более низкой формой сознания, чем мы, люди. Я помню, как однажды смотрел телевизионную передачу об обезьянах, и в ней был показан шимпанзе, типично скалящий зубы. Для меня было очевидно, что между сознанием обезьяны и сознанием человека нет недостающего звена. Переход с животного уровня сознания на наш не является вопросом постепенной эволюции. Это фундаментальное различие, которое для меня не могло быть объяснено постепенными изменениями. Это было то, что физики называют «квантовым скачком», о котором я не знал в том возрасте.

Мне было ясно, что я – индивидуальность, а моя индивидуальность – продукт моего сознания. Мне также было очевидно, что моё сознание – это вопрос того, что я думаю о себе и как я смотрю на себя. И вот то, что называется наукой, рассказывает мне, что всё, чем я являюсь, – это продукт каких-то материальных процессов в этом комке серого вещества, который находится между моими ушами. Невозможно было заставить меня поверить в это, как и невозможно было заставить меня поверить в Адама и Еву.

Опять же, у меня был ежедневный опыт, который показывал мне ограниченность этого так называемого научного утверждения, и основным элементом этого опыта было самоосознание. Я испытал, что могу мысленно выйти за пределы себя, посмотреть на себя и затем сознательно решить изменить своё поведение. Несколько раз в детстве у меня был опыт, когда я внезапно замечал определённый аспект своего поведения и затем сознательно решал изменить его. Например, в возрасте 10 лет я вдруг увидел, что постепенно начал употреблять ругательства, и меня поразило, насколько это было примитивно. В какой-то момент я решил перестать использовать ругательства, и я это сделал. А теперь покажите мне животное, которое на это способно.

В детстве у нас было две собаки, и я любил их обеих. Одна была дикой, с которой я просто не мог контактировать. Вторая была очень ласковой, и я мог почувствовать связь с ней, но, очевидно, не такую, какую я мог бы иметь с другим человеческим существом. Для меня было очевидно, что ни одно животное не может посмотреть на себя со стороны и решить изменить своё поведение. В детстве я смотрел анимационный диснеевский фильм «Книга джунглей», в котором король обезьян поёт: «Я хочу быть человеком, детёнышем человека, и прогуляться прямо в город… Я устал обезьянничать». И всё же я осознавал, что в реальном мире животные думают и чувствуют не так, как люди. И они не могут научиться вести себя как люди.

Для меня «недостающим звеном» в материалистическом объяснении является самоосознание: способность мысленно выйти за пределы себя, посмотреть на себя, решить, что существует определённый, нежелательный тип поведения, а затем сознательно выбрать изменить это поведение. Я делал это так много раз в своей жизни, что для меня это самоочевидная реальность. Я знаю, что ни одно животное не может этого сделать. Я также знаю, что комок инертной материи между моими ушами не может этого сделать. Я могу выйти за пределы себя, но мой мозг не может выйти за пределы моего черепа. Поэтому, когда «научный» материализм говорит мне, что всё моё сознание является продуктом моего физического мозга, это совершенно неправдоподобно для меня. Почему? Потому что это противоречит моему повседневному опыту. Я знаю, что я более, чем материальное существо, и я знал и испытывал это с самого рождения (на самом деле гораздо раньше, но давайте не будем забегать вперёд).

Когда учитель рассказывал мне, что теория эволюции научно доказана, я знал с внутренней уверенностью, что должно быть что-то ещё. Когда священник рассказывал мне, что всё, что мне нужно знать, может быть объяснено христианскими доктринами, я также понимал, что должно быть что-то ещё. Вот почему ни религия христианства, ни религия материализма не смогли удовлетворить моего любопытства к жизни. У меня были вопросы, на которые они не могли ответить, и именно поэтому я знал, что должен искать ответы в другом месте. Я знал, что мои вопросы правомерны, и что где-то есть ответы.

Что же мы тогда за существа?

Так что же я думаю о том, какими существами мы являемся? Я не нашёл ответ на этот вопрос в детстве, поэтому позвольте мне перейти к тому взгляду, который я развил во время своего 44-летнего путешествия в неизвестное.

Для начала я снова вернусь в своё детство. Мой отец родился в начале 1920-х годов, когда датское общество и особенно школьная система сильно отличались от тех времён, когда я был ребёнком. Мой отец родился в семье рабочего класса (это было в те времена, когда в датском обществе ещё существовал рабочий класс), и он ходил в государственную школу. Он был очень умён и в первые годы очень хорошо учился. Тогда детей в классе рассаживали в зависимости от того, насколько хорошо они учились. Лучший ученик сидел прямо перед учительским столом, а худший – в задней части класса. Мой отец сидел впереди всех, и его иногда брали в другие классы, чтобы продемонстрировать, насколько он хорош в основной математике. Он мог очень быстро вычислять в уме большие числа (в то время, когда карманные калькуляторы ещё не были изобретены, это очень впечатляло).

Можно сказать, что мой отец был учёным, простаком он точно не был. У него было очень сильное внутреннее чувство справедливости и чести. Это вскоре привело его к конфликту с датской школьной системой, потому что он видел, что некоторые учителя были явно несправедливы. Например, у него был один учитель, который любил наказывать учеников. Он заставлял их подходить к его столу, протягивать руку, а затем бил им по ладони стальной линейкой. Учитель явно получал от этого садистское удовольствие, так как его глаза блестели, а кончик языка торчал из уголка рта. Если ученик плакал после того, как его пару раз ударили, его отправляли обратно за парту. Поскольку мой отец считал это несправедливым, он отказался плакать, поэтому учитель продолжал бить его по руке, пока не понял, что зашёл слишком далеко. Отца отправили обратно за письменный стол, и после этого у него ещё несколько часов болела рука.

Другая ситуация произошла, когда учитель заметил, что мой отец пишет очень коротким карандашом. Причина была в том, что мой отец знал, что у его родителей мало денег. Он не хотел просить у них денег на новый карандаш, поэтому продолжал пользоваться старым, пока мог. Учитель рассердился и приказал отцу принести на следующий день в школу новый карандаш, причём он уточнил, что это должна быть определённая марка. Мой отец получил от матери 10 руд (самую маленькую единицу датской валюты) и пошёл покупать карандаш. Марка, указанная учителем, стоила 10 руд, но была и другая марка, которая стоила всего 5 руд. Мой отец купил более дешёвый карандаш и теперь имел невероятную роскошь купить на 5 руд вчерашней выпечки в пекарне. Он думал, что это отличное дело, пока не пришёл в школу и учитель не проверил его карандаш. Когда учитель увидел, что это не указанная марка, он рассердился и швырнул карандаш об стену. Излишне говорить, что графитовая палочка сломалась, и отцу постоянно приходилось точить карандаш. Из-за многих других инцидентов, подобных этому, мой отец в возрасте 10 лет решил, что он больше не хочет иметь ничего общего с датской школьной системой, и он просто отказался учиться. Вскоре его перевели из передней части класса в заднюю.

Это может быть интересная история о плохих временах, но вот поворот. Мой отец любил рассказывать мне, как читал книги о чужих землях, и у него была мечта – стать инженером. Он хотел путешествовать по всему миру и строить мосты. Я не сомневаюсь, что у него хватило бы ума стать хорошим инженером, но, конечно, для этого ему пришлось бы пройти через датскую школьную систему. Тогда ребёнку из рабочей семьи было очень трудно получить какое-либо высшее образование, но я всё же думаю, что ребёнку с необычными способностями можно было бы дать дорогу. Очевидно, это могло произойти только в том случае, если бы ребёнок знал, как работать с системой. А этого невозможно делать, сидя в задней части класса.

Я слышал о том, как мой отец мечтал стать инженером и видел, как он десятилетиями работал на одной фабрике, чистя печатные машины скипидаром, разлагая свои мозги. Я почувствовал глубокое сострадание к тому, что он не смог осуществить мечту всей своей жизни. Я также чувствовал его внутреннюю боль не только из-за необходимости проводить большую часть времени на скучной работе, но и из-за упущенной возможности. Очевидно, его жизнь сложилась не так, как он надеялся в детстве. Но в то же время мне было ясно, что мой отец упустил мечту своей жизни в возрасте 10 лет, когда решил прекратить работать со школьной системой. Для меня было очевидно, что у остальных 25 учеников были те же учителя, но не все они приняли то же решение, что и мой отец.

В возрасте 10 лет я знал, что мой отец упустил мечту своей жизни не из-за внешних обстоятельств, какими бы трудными они ни были. Нет, мой отец упустил мечту своей жизни из-за своих внутренних обстоятельств, то есть из-за своей личной психологии. Я также наблюдал за другими взрослыми внутри и за пределами моей семьи, которые делали то же самое. Просто наблюдая за людьми, я понял, что главное ограничение, с которым мы сталкиваемся в жизни, – это наши собственные психологические условия.

Это возвращает меня к вопросу о том, что мы, люди, за существа. Очевидно, что это не будет полным определением (далее будет более полное определение), но для начала я хочу сказать, что мы, люди, являемся психологическими существами. Всё, что мы делаем как личности, определяется тем, что происходит в нашей психике. Всё, что мы делаем как общество, определяется тем, как наши индивидуальные психики объединяются, чтобы сформировать то, что мы называем культурой, обществом, цивилизацией, и что мы могли бы также назвать коллективной психикой.

Мы можем изменить нашу психику

В возрасте 10 лет я решил, что не собираюсь проходить через то, что пережил мой отец. Это не означало, что я решил адаптироваться к школе (что я уже в принципе сделал) и стать инженером. Я решил, что не позволю, чтобы в моей жизни доминировали условия моей собственной психологии. Я ясно видел, что именно характер и упрямство моего отца направили его жизнь в это русло. Я видел, что это был его способ реагировать на мир, который доминировал в его жизни и продолжает доминировать. Я был абсолютно полон решимости найти способ освободиться от своих собственных психологических механизмов, чтобы достичь более высокой степени психологической или ментальной свободы.

Это было нелегко для меня, так как моё общество не предлагало мне большой помощи. Когда я был ребёнком, общепринятым было предположение, что вы мало что можете сделать со своей психологией, и, если вы относительно нормальны, вам ничего не нужно делать. Обычно считалось, что, прежде чем идти к психологу, нужно по-настоящему сойти с ума. Если вы были относительно нормальным человеком, у вас просто могли быть некоторые психологические затруднения. То, что мы сегодня называем книгами по популярной психологии или даже самопомощи, не существовало в обществе моего детства. Я уверен, что такие книги оказали бы на меня огромное влияние.

Сегодня отношение к психологии явно изменилось, и нет той же стигматизации, связанной с обращением за помощью по психологическим проблемам. В то же время в современных обществах, по-видимому, растёт осознание того, что психологические проблемы – это не то, что можно игнорировать. Дания имеет высокоразвитую систему общественного здравоохранения, которая также охватывает психические заболевания. В течение последних лет несколько экспертов публично заявили, что самой большой проблемой для системы здравоохранения в ближайшие пару десятилетий будут психические заболевания. Такой же сдвиг, по-видимому, происходит и в других современных демократических государствах.

Хотя Дания неизменно входит в число самых счастливых стран мира, не все датчане постоянно счастливы. Злоупотребление психоактивными веществами растёт, и всё больше и больше людей попадают в лечебные учреждения с изнурительными психическими заболеваниями. В настоящее время ожидается, что две трети населения будут иметь депрессию в течение своей жизни. Опросы также показали, что всё большее число людей страдает от связанных со стрессом психических проблем или уже испытывают выгорание. Из 5-миллионного населения 700 000 принимают те или иные психоактивные вещества, каждый третий человек получает психиатрический диагноз, а психические заболевания обходятся обществу в 10 миллиардов долларов в год (это много для маленькой страны). На мой взгляд, это подтверждает моё наблюдение о том, что мы являемся психологическими существами, и указывает на другое противоречие в обществе.

2 | Современные общества и психические заболевания

Датское общество основано на сложном наборе представлений о равенстве и справедливости. Утверждается, что в Дании «мало кто имеет слишком много, и никто не имеет слишком мало». Мы часто называем это «датской моделью», и в датском обществе есть определённая гордость за то, чего мы достигли. Я вообще не критикую своё общество. Я признаю, что все современные демократические государства добились огромного прогресса за последнее столетие.

Я застал, как мои бабушки и дедушки из рабочего класса жили в самых бедных квартирах в городе. Оба моих родителя выросли на одной улице и жили в так называемых бараках. Они были построены специально для бедных, и в каждой квартире было по две комнаты, кухня и задний коридор. Четыре квартиры были объединены в один блок и имели два наружных туалета и одну комнату для стирки и принятия ванны. Единственным способом нагреть воду был большой котёл, под которым можно было разжечь огонь. Мои отец и мать выросли на противоположных сторонах этой улицы. В их семьях помимо них было ещё по двое детей, так что в этих двух комнатах, площадью, вероятно, по 20 квадратных метров, жило по пять человек. Однако в некоторых других семьях на той же улице было семеро детей. Надо ли говорить, что эти квартиры были снесены и заменены более современными зданиями. Та бедность, которую я видел в поколении моих дедушек и бабушек, сегодня просто немыслима, и я полностью признаю этот прогресс.

Исходя из бедности и неравенства, существовавших в начале 1900-х годов, я считаю логичным и необходимым то, что общество прошло через период сосредоточения внимания на улучшении материальных условий жизни людей. Я совершенно не чувствую желания критиковать это. Тем не менее, я также вижу, что это только фаза. Я не слышал, чтобы кто-то сформулировал и высказал это вслух, но я думаю, что эта фаза основана на лежащем в основе предположении. Мне кажется, что датское общество социального обеспечения основано на предположении, что мы – материалистические существа. Это означает, что если общество улучшит материальные условия жизни своих граждан, то они автоматически станут счастливыми и удовлетворёнными своей жизнью. Общество улучшит материальные условия, а счастье само позаботится о себе.

Этого явно не произошло. Я иногда шучу, что в Дании мы потеряли право жаловаться десятилетия назад, но это никого не остановило. Жаловаться – это наш национальный вид спорта. Как мы объясним, что у нас есть группа наций, которые пришли к огромному усовершенствованию своих материальных условий, но они всё ещё не увидели нематериального улучшения своих условий? Несмотря на то, что у людей всё меньше и меньше причин жаловаться, люди становятся всё более и более недовольными своей жизнью. Вернёмся к тому, что я говорил о росте психических заболеваний, злоупотреблении психоактивными веществами, депрессии, самоубийствах и стрессе. В большей части мира люди имеют как достаточно пригодные, так и даже богатые материальные условия. Согласно основному материалистическому предположению, это должно было привести к тому, что люди станут абсолютно счастливыми.

Для меня есть только один вывод, и он совершенно очевиден. Если бы мы были материальными существами, счастье было бы автоматическим результатом предоставления людям правильных материальных условий. В конце концов, наш подход к физическому здоровью заключается в том, что тело – это машина, а болезнь означает, что что-то пошло не так с машиной. Вы находите то, что пошло не так и исправляете это с помощью хирургии или химии, и здоровье должно быть восстановлено. Опять же, я признаю, что современная медицина достигла огромного прогресса даже при моей жизни, но я также вижу, что болезни не были искоренены.

Точно так же наш подход к психическому здоровью заключается в том, что счастье – это продукт мозга, который является механическим устройством, зависящим от химии и электромагнетизма. Учитывая все эксперименты с лекарственными препаратами, можно было бы подумать, что к настоящему времени наука должна была придумать таблетку, которая производила бы счастье. Вместо этого я вижу, что всё больше и больше врачей и психологов признают, что невозможно вылечить психическое заболевание или вызвать счастье химическим путём.

Это только укрепляет моё убеждение в том, что мы, люди, не являемся материальными существами. Мы более, чем материальные существа, мы – психологические существа. Когда я прихожу к такому выводу, это немедленно высвобождает импульс изменить своё мировоззрение и свои действия соответственно. На мой взгляд, современные общества сейчас вынуждены пересмотреть материалистический подход к тому, как сделать людей счастливыми.

Заплатить цену или изменить подход

Ситуация, с которой мы сталкиваемся, проста. Большинство современных обществ имеют государственные системы здравоохранения. Эксперты сходятся во мнении, что в ближайшие десятилетия эти системы могут быть перегружены психическими заболеваниями.То же самое относится и к системам социального обеспечения, поскольку психические заболевания часто лишают людей трудоспособности. Нет никаких сомнений в том, что бизнес теряет огромные суммы денег из-за потери производительности, вызванной психическими проблемами. И конечно, теряется творческий потенциал, потому что люди не могут развивать его из-за своих психологических проблем (как мой отец). В Дании уже сейчас ощущается нехватка квалифицированных рабочих и ожидается, что она будет увеличиваться.

Мой вывод прост. Если мы не изменим наш нынешний подход, то, вероятно, увидим, что системы социальной защиты (которые мы так тщательно разрабатывали в течение прошлого столетия) будут поставлены на колени психическими заболеваниями. Поэтому для меня совершенно очевидно, что нам нужен лучший подход. До сих пор наш подход сводился к тому, что счастье и душевное благополучие – это личное дело каждого. Роль общества состоит в том, чтобы обеспечить нужные материальные условия, и тогда люди автоматически станут счастливыми, за исключением каких-то крайних случаев.

С определённой точки зрения можно утверждать, что психические заболевания были менее распространены десятилетия назад. Я думаю, что это было в значительной степени из-за стигмы, связанной с психическими заболеваниями. Многие случаи просто не были диагностированы, потому что люди не обращались за помощью. Они шли к бутылке вместо психолога. Таким образом, с другой точки зрения, можно сказать, что то, что раньше было исключением, сейчас стало более распространённым. Нельзя игнорировать вопрос психического здоровья, когда эксперты предсказывают, что две трети населения будут испытывать депрессию в течение своей жизни.

Так что же нам делать? Что ж, вот как я вижу наши варианты. У нас есть страна, которая обеспечивает общественное здравоохранение. Если у кого-то развивается психическое заболевание, он обращается к системе, и система обязана стремиться помочь ему, что сопряжено с издержками для общества. Мне кажется очевидным, что, если мы будем продолжать придерживаться нашего нынешнего подхода, обществу просто придётся заплатить. Единственный выход – изменить наш подход. Мы должны будем либо заплатить за это, либо изменить подход.

Альтернатива, которую я вижу, заключается в том, чтобы создать своего рода буферную зону между населением и системой психологического здравоохранения. Естественно, нам всё ещё нужна государственная система, способная справиться с более тяжёлыми случаями психических заболеваний. Тем не менее, основываясь на своём личном опыте, я знаю, что многие проблемы психического здоровья могут быть решены самими людьми, если только им дать правильные инструменты.

Помню, когда я был ребёнком, ходили разговоры о том, что система здравоохранения перегружена физическими болезнями и стареющим населением. Затем датское общество предприняло попытку сосредоточиться на профилактике, а не на лечении. Стали говорить о более сбалансированной диете, занятиях спортом, о вреде курения. По-моему, нам нужно сделать что-то подобное с психическим здоровьем. Мы должны перейти от лечения психических заболеваний к предотвращению того, чтобы они становились слишком серьёзными; чтобы люди могли справляться с ними самостоятельно.