Имена и судьбы некоторых давнеславянских вождей и жрецов

Имеет смысл повторить: Само – первый вожь славян, о коем у нас есть сколько-нибудь подробные сведенья. И это наложило отпечаток на виденье его личности и мужества (королевства) в науке. Вожество (королевство) Само нередко оценивается как «государство» (Лекальная в этом смысле робота Г. Лабуды: Labuda, 1949). Однако по сути оно не оболодало ещё ни одиным признаком государственности. Да, «держава» Само охватывала обширные пространства. Как и дулебский племенной союз Шестого столетия. В этом смысле Само мало чем отличался от неведомых нам по личным именам дулебских «Маджаков». Просуществовало, заметим, сробленное Само образование меньшее веремя, чем их великое вожение. У Само, конечно, имелась дружина – как у любого славянского вожа. Но о каких-либо признаках государственного устройства неведомо ровным счётом ничего. Местное управление, унаследованное от авар, быстро вернулось на привычные круги племенного устройства. Жупаны у славян Седьмого—Девятого вв. отнюдь не являлись вожескими чиновниками – скорее сами полунезависимыми (а то и независимыми) вожиками. В таких условиях ни о каких устоявшихся границах «стороны» не было и речи. Само разве что принимал присягу от тех племенных вожей, кто хотел перейти в его подданство. О каких-либо правовых мерах Само тоже ничего неведомо. Ему вполне хватало привычного для славян суда по обычаю. В писаном законе славяне ещё не нужались – как обходились и без письменности. Итак, по всем признакам «держава» Само оставалась союзом племён.

Правда, это всё-таки довольно большой союз племён, позднее включивший в свой состав и иные, меньшие союзы. В этом, более сложном, устройстве – отличье от старых дулебов, но и залог грядущего распада. Само являлся выходцем из Франкского государства и передставлял себе порядок управленья им. Став вожём славян, он хотел видеть себя «королём» (rex), а своё «володение» – мужеством (королевством). Так что мужеством, по самоопеределению, и следует называть это передгосударственное образование. Но при этом надо помнить, что на деле Само мужества (королевства) вроде Франкского так и не построил. Для этого недостаточно было сил сколь угодно одарённого одиночки. Даже если ему бы пришло в голову не просто насоложаться полученной волостью и оберегать её, а заниматься настоящим «государственным строительством». «Строительство» и правда шло – но шло снизу, из славянских племенных городов, в коих сидели зависимые от Само вожи. И строительство это только спустя два века приведёт к появленью подлинного государства, Великой Моравии. У самих франков и покорённых ими галлов, к слову, оно протекало бы не быстрее – не будь римского наследия.

Само помог освобоженью не только выбравших его славян. Выникновение независимого славянского мужества (королевства) на середнем Дунае нанесло мощный удар Аварскому каганату и побудило к движению против него иные племена. Под знаком существованья «державы» прошло несколько десятилетий славянской были – так что вполне правомерно говорить даже о «поре Само». Сделав всё необходимое для славянской были (истории), Само пропадёт не только с её сторониц, но и, к жаленью, из самой памяти большинства славянских народов. Паденье аварского ига было передопределено. Здание славянской государственности и славянского мiра продолжало поступательно строиться руками самих славян.

С. В. Алексеев. Славянская Европа V—VIII веков. – М.: Вече, 2009. С. 240—243.

Крах аварского володычества

Повсеместно вспыхивали мятежи против волости кагана. Головные события развернулись на севере, где войну обновило мужество (королевство) Само. У славян под его водительством прошли «многие битвы» с бродягами. «Совет и доблесть» одарённого вожа неменно приносили его подданным победу (Fred. Chron. IV. 48.: Свод II. С. 366/367).

В итоге этих побед и новых славянских мятежей границы мужества (королевства) Само уже к началу Шестьсот тридцатых гг. далеко раздвинулись на юг. Само подчинились славяне Норика, в том числе обитатели будущей Нижней Австрии на Дунае. К Само прмыкнул сорбский вожъ Дерван (Фредегар (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D0%B3%D0%B0%D1%80). Хроника, кн. IV (http://www.vostlit.info/Texts/rus4/Fredegar/frametext.htm), 68). В Россветных (Восточных) Альпах, на землях нынешних Словении и Каринтии, выникла подчиненная Само «марка винидов» – особый племенной союз во голове с собственным вожём, носившим званье «володыка». Это полунезависимое володенье, выникшее в борьбе с аварами, стало прямым передходником будущего Хорутанского вожества (О волости Само над карантанцами прямо говорит «Обращение баваров и карантанцев» (Conversio 4// MGH SS XI. P. 7: Свод II. С. 374), основываясь, вероятно, на местных переданиях. Выникновение вожества и причины его последующей ожесточённой борьбы с аварами смутно отражены в упоминании того же памятника о расселении славян в «Паннонии» в итоге гонения «гуннов» (Сonversio 6: MGH SS XI. P. 9). Мужество (королевство) Само где-то на юге, по розуму – именно в землях Словении, граничило с лангобардами (Fred. Chron. IV. 68: Свод II. С. 368/369). Фредегар сообщает и о существовании здесь особой «марки винидов» (то есть самостоятельной пограничной оболости в составе винидского мужества (королевства) во голове с «Валлуком, дуксом винидов» (Fred. Chron. IV. 72: Свод II. С. 370/371 («IV. 72. В тот год в государстве аваров, именуемых гуннами, в Паннонии выник сильный раздор, ибо боролись за государеву волость – к кому она должна перейти. Один из аваров, а иной из булгар, собрав множество людей, стали нападать друг на друга. Наконец авары взяли верх над булгарами. Когда булгары были побежены, то девять тысяч мужей с жёнами и детьми, выгоненные из Паннонии, оборотились к Дагоберту, прося, чтобы их приняли на жительство в сторону франков. Дагоберт приказал баварам принять их на зимовку, пока он вместе с франками обдумывал, что из этого выйдет. Когда же [булгары] были рассеяны по домам баваров для зимовки, Дагоберт по совету франков приказал баварам, чтобы тех булгар с жёнами и детьми они в Баварии, каждый в своём доме, в одну ночь убили. Это тотчас же было баварами выполнено, [и] никого из тех булгар не осталось, кроме лишь Алциока с семьюстами мужами с жёнами и детьми; он спасся в марке винидов. После этого он со своими людьми прожил много лет с Валлуком, вожём винидов». Из свитка: Свод древнейших письменных известий о славянах. Том II (VII – IX вв.) – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995); см. там же пояснение В. К. Ронина, С.395). Освобоженье славян Норика от аварского володычества ускорилось вторжением с севера хорватов. Они оставили здесь след в местных названиях (Нидерле, 2002. С. 79—80. «Обращение», кстати, выводит славян, пришедших на смену «гуннам» в «Паннонию», с северного берега Дуная (Сonversio 6: MGH SS XI. P. 9). Здесь можно видеть отражение самых разных былевых событий Шестого—Седьмого вв.). Хорваты, применяя мятеж Само, стремились и найти новые места для поселения (в первую очередь), и нанести удар своим головным ворогам.

Вытощенный войной с Византией каганат не имел сил для действенного противленья. Повсюду под ногами авар горела земля. Тем более рушилось аварское господство в отдалённых северных и россветных (восточных) оболостях, где авар было меньше, а самостоятельность славян – больше. Из бужанских земель авары просто бежали – или постепенно вымерли в ворожебном окруженьи, без связи с разваливающимся каганатом и без всяких подкреплений. По крайней мере, позднейшее волынское переданье всецело приписывало их гибель вышнему суду: «Бог вытребил их, и не осталось ни одного обрина». На Руси до Двенадцатого в. дожила поговорка: «Погибли, как обры», то есть без потомства (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 12; Т.2. Стб. 9; Т. 38. С. 14).

У северных ляшских племён меж Вислой и Одером не было особых причин выступать против каганата. Но слабый союзник – союзник безполезный. К тому же общение с каганатом вполне могло теперь наволочь на ляхов месть со стороны его усилившихся ворогов – велетов, хорватов, сербов или самого Само. Лендзянские племена также отложились от каганата в конце Шестьсот двадцатых – Шестьсот тридцатых гг., не без внутренних несголосий. Около этого веремени или немногим позже погиб середень аварского присутствия в ляшских землях – просуществовавший лишь несколько десятилетий город Шелиги (Числяется в переделах первой половины Седьмого в. (Седов, 1995. С. 45). Созданный под патронатом авар вокруг него племенной союз распался. Аварские выселки в Мазурах оказались в отгороженьи и потеряли связь с каганатом.

За разворачивающимися событиями пристально следили соседи катящейся в пропасть бродяжьей державы. Подданные Само, хорваты и сербы в своей борьбе с каганатом опирались на союз с франками (О союзе Само с франками говорит он сам франкскому послу (Fred. Chron. IV. 68: Свод II. С. 368/369). При дворе мужа (короля) Дагоберта, правившего володеньями франков на северо-востоке, в Австразии, а в 629 г. занявшего перестол в Париже, пристально следили за войной аваров и славян. Герцоги приграничных германских племён рассчитывали, что она позволит им в союзе с франками существенно расширить свои володенья на восток, покорить земли «вплоть до державы» (Это, видимо, имеет в виду Фредегар (Fred. Chron. IV. 58.: Свод II. С. 366—369). На то время, однако, Дагоберт предпочёл удержаться от открытого вступленья в военные действия. С аварами справлялись словене, а воевать с самими словенами пока не имелось причин.

С. В. Алексеев. Славянская Европа V—VIII веков. – М.: Вече, 2009. С. 247—248.

С крушением аварского володычества борьба западных славян за свою независимость не закончилась. На повестку дня ставала новая угроза. Границы Франкского государства, несколько десятилетий раздвигавшиеся на россвет (восток), давно уже остановились у двигавшихся настречу славянских пределов. Пока отношения меж ворогами авар оставались дружественными. Но после начала горожанской войны в каганате они продержались – самое большее – считанные месяцы. Война меж Само и Дагобертом вспыхнула в тот же год (Там же. С. 254).

Война Само с франками

Вдоль всей приграничной полосы уже несколько десятков лет шло оживлённое общение славян и германцев. В целом оно было дружественным. Народы торговали, смешивались меж собой. Случались, однако, и столкновения.

В Шестьсот тридцать первом/втором г. одно из столкновений завершилось печально. Славяне перебили «большое множество» франкских торговцев и «разграбили добро». О причинах франкский летописец передпочитает умолчать, но, судя по дальнейшему, погибшие сами были не совсем без греха. Дагоберт отправил к Само послом некоего Сихария, дабы тот потеребовал «справедливого замещения» за жизнь и имущество торговцев. Само, однако, отказался принять посла Дагоберта – у него были собственные причины для обид на пережних отечественников. Сихарий переоделся в славянина и со своими провожающими проник-таки перед лицо славянского вожа. Здесь он выложил ему теребования Дагоберта. Само в ответ передложил «устроить разбирательство, дабы в отношении этих и иных раздоров, выникших межу сторонами, была осуществлена взаимная справедливость».

Это франкского посла не устроило. Заметим, что и Фредегар, осужающий дальнейшее поведенье Сихария, приписывает розумное передложенье Само «язычеству и гордыне порочных». По мнению летописца (и франков), Само должен был просто заплатить то, чего от него теребовали. Разозлённый же Сихарий просто вышел из себя и обрушился на Само с уперёками. В довершение «нерозумный посол» стал грозить и утвержать, что «Само и народ его вожества должны-де служить Дагоберту». Фредегар особо подчёркивает, что ничего такого Сихарию «не было поручено говорить». Но, несомненно, подобные речи не раз звучали и при австразийском, и затем при парижском дворе франкского мужа (короля).

Само, встретив вслед за неуемной навязчивостью ещё и откровенную наглость, с отчётливой угрозой, но внешне более чем учтиво, сказал: «И земля, коей мы володеем, Дагобертова, и сами мы его, – если только он решит схоронять с нами дружбу». Но забывшийся Сихарий не унялся. «Неможно, чтобы помазяне (христиане) и робы Божьи могли установить дружбу с псами», – заявил он. Само решил закончить разговор. «Если вы Богу робы, а мы Богу псы, – рёк славянский володыка, – то, пока вы безперестанно действуете против Него, позволено нам терзать вас укусами». С этими словами он велел выставить франка вон (Fred. Chron. IV. 68: Свод II. С. 368/369).

По большому счёту Сихарий легко отделался. Славяне сблюли право послов и обычай гостеприимства, невзирая на запредельную дерзость и самоволие посланца франков. Тем не менее этой милости разгневанный придворный не оценил. Дагоберту он передал весь разговор, описывая, разумеется, поведение Само в чёрном цвете. Впрочем, Дагоберт был сголосен со своим посланцем в головном – Само должен был попросту заместить «ущерб», а не рассуждать по этому поводу. Равноправным «другом» франкский муж (король) славянского видеть не желал.

Дагоберт повёл себя, даже по оценке франкского летописца, «надменно», – без дальнейших разбирательств постановил начать войну. Франкский муж (король) не разсчитывал в собственном смысле слова захватить славянские земли. Его поход переследовал задачи чисто разбойничьи – забрать «ущерб», разграбив переделы мужества (королевства) Само, и нанести тому наибольший урон (Fred. Chron. IV. 68: Свод II. С. 368/369. Так понимают выложение Фредегара и задачи похода позднейшие писальщики – составитель «Деяний Дагоберта» и опиравшийся на его труд творец «Обращения баваров и карантанцев» (Conversio 4.: Свод II. С. 388; Gest. Dag. 27.: Свод II. С. 389).

Вторженье передприняли с трёх сторон. Головные силы по приказу Дагоберта составили его австразийцы. Они двигались по Майну и Огрже. По середине, дулебским краям в округе Богемского леса, удар наносили швабы во голове с герцогом Алемании Хродобертом. Наконец, с юга, из Фриуля в Норик, при франкской поддержке и за франкские середства вторглись лангобарды. Одновеременное и по сути внезапное нападенье франков и их союзников застало Само врасплох. Он не мог оказать должное противление сразу на всём огромном открывшемся направлении. Лангобардам и алеманам на своих участках удалось одержать победы над славянами, «и большое число полонных из стороны славян увели с собой алеманы и лангобарды» (Fred. Chron. IV. 68: Свод II. С. 368/369. Творец «Деяний» заключил, что войском Австразии управлял сам Дагоберт. Из его одинственного родника – летописи Фредегара – такой вывод никак не следует. Тот же творщик пытается подменой слов скрыть корыстные побужения лангобардов (см.: Gest. Dag. 27: Свод II. С. 389. Прим. 44, 48).

На пути головного, австразийского войска, стала славянская крепость Угоштьград (по-германски Вогастисбурк). Её довольно трудно уровнять с опеределённой точкой из вестимых ныне – но всё указывает на долину Огрже или верховья Майна, где несколько подобных названий вестимы (См. различные иначицы: Mikkola 1928. S. 95—97; R. Gr"unwald. Wogastisburk// Vznik a poc’atky Slovanu. R. 2. Brno, 1958. S. 102—108; Kunstmann 1979. S. 20—21; D. Trest’ik. Objevy ve Znojme// Ceskoslovensk’y casopis historick’y. R. 35.?. 4. Praha, 1987. S. 571). Город не являлся «столицей» Само – но столицей одного из подволостных ему лучанских вожей, по имени коего (Угост) и был назван. Не выключено, что здесь находился середень земли лучан. Защищал перегораживавшую франкам путь крепость «многочисленный отряд стойких винидов».

С налёта город захватить не удалось. Австразийцы окружили его и попытались взять приступом. Бои продолжались три дня. Славяне сражались храбро и стойко. Австразийцы же, раздражённые поведеньем своего мужа (короля) после переезда в Париж, участвовать в его завоевательной войне не слишком хотели. В итоге боевой дух славян взял верх над многочисленным франкским войском. Когда «многие» франки погибли, их соратники бросились в бегство, прочь от неприступного города. Славянам они оставили «все навески (палатки) и вещи, какие имели». Поход, успешный для союзников Дагоберта, для него самого кончился огромным провалом (Fred. Chron. IV. 68: Свод II. С. 368—371. Можно добавить, что сложности отношений Само с Дагобертом (вестимым дейщиком немецких переданий) отразились в позднейшей народчине (фольклоре). Южнонемецкое переданье Восемнадцатого в. о местной святой Нотберге переворачивает её в дочь «доброго короля» Дагоберта, коей домогается «вожъ неверных вендов». Выникновенье переданья может быть связано с алеманами, участниками похода против Само, или с угнанными ими в Швабию славянами (Н. Kunstmann. Dagobert I und Samo in der Sage// Zeitschrift f"ur slawische Philologia. 1975. Bd. 38. №2. S. 282—302). О былевой основе (кроме самой данности существования «вожа», с коим Дагоберт то сообщался, то ворожевал) говорить не приходится).

Подданные Само защитили свои головные земли. Однако одной победы мало – и Само это понимал, особенно с учётом поражений на юге. Потому он не стал останавливать борьбу, а перешёл в наступленье. По всему пограничью теперь заполыхала война. Причём франки оказались в положеньи обороняющихся. Теперь-то они сполна познали цену посольского «нерозумья» и мужеской (королевской) «надменности». Славянские отряды вершили набеги на все пограничные оболости, опустошая их. Особенно страдала от этих набегов зависимая от франков Тюрингия.

Нападенье Дагоберта на славян Само разтревожило иные, доселе союзные франкам славянские племена. Победа же лучан и последующие набеги воинов Само на франкские земли вселяли уверенность, что за «королем винидов» сила. Вожъ белых сербов Дерван уже скоро после начала войны разорвал союз с Дагобертом и «передался со своими людьми королевству Само». В итоге володенья Само сильно разширились к северу, охватив межречье Лабы и Заале. Опасность же для Тюрингии, вся россветная (восточная) граница коей перевернулась теперь в край войны, резко выросла (Fred. Chron. IV. 68: Свод II. С. 370/371).

Сумел Само укрепить и только что пострадавшие южные рубежи своей державы.

В Шестьсот тридцать втором/третьем г. славяне «войском» обрушились на переделы Тюрингии.

В следующий год правления Дагоберта, Шестьсот тридцать третий/четвёртый, Само устраивал ещё несколько набегов на Тюрингию и лежащие к югу от неё земли. Славяне в ту пору «сильно свирепствовали» по всей пограничной полосе. Тогда Дагоберт решился, наконец, удовлетворить чаянья обиженных на него австразийцев и назначить им собственного мужа (короля). Таковым стал его сын Сигиберт – под надзором местной знати. Это, действительно, дало некоторые плоды. Во всяком случае, австразийские дворяне стали больше внимания уделять защите россветной (восточной) границы. Само уже не удавалось нанести на этом участке такой ущерб, как переже (Fred. Chron. IV. 75: Свод II. С. 372/373).

В Шестьсот тридцать четвёртом—Шестьсот тридцать пятом гг. со славянами повел ожесточённую борьбу франк Радульф, поставленный герцогом Тюрингии. После «многих» битв ему удалось, наконец, разгромить отряды Само и Дервана, доселе безнаказанно пересекавшие тюрингскую границу. «Виниды» бежали и больше не безпокоили герцогство (Fred. Chron. IV. 77: Свод II. С. 372/373). С этого веремени о набегах славян не упоминается. Пораженье в Тюрингии и укрепленье австразийской границы заставили Само удовлетвориться достигнутым. Франков достаточно проучили. Однако ни о какой «дружбе» речи, конечно, идти больше не могло. Славяне Само и франки оставались ворогами.

Война Само и Дагоберта, разумеется, не оставалась тайной для остальной Европы. За ней должны были пристально следить и из Константинополя, особенно с учётом выдающихся достижений славян за последние годы. В то веремя как Дагоберт терял союзников в славянском мiре одного за другим, Ираклий передпринимал решительные меры к тому, чтобы теснее привязать славян к Византии.

С. В. Алексеев. Славянская Европа V—VIII веков. – М.: Вече, 2009. С. 254—257.

Вожество (королевство) Само и его соседи

На западе славянского мiра меж тем продолжалось правленье Само. Протекало оно, по словам франкского летописца, «хорошо» (Fred. Chron. IV. 48: Свод II. С. 366/367). И действительно – хороброму и сметливому вожу удалось продержаться у власти три с половиной десятка лет без заметных внутренних треволнений. Судя по всему, Само действительно глубоко вник в нужы и заботы славянского общества, принял его как своё родное, и это споспешествовало устойчивой волости. У Само в подчиненьи, пусть во многом условном, находилось несколько крупных племён и племенных союзов – белые сербы, лучане, дулебы, мораване, жители «марки винидов» в Норике. Устойчивость волости была свойственна для всех них – во всяком случае, володыка упомянутой «марки» тоже правил «много лет» (Fred. Chron. IV. 72: Свод II. С. 370/371) (не позднее Шестьсот тридцать первого – межу Шестьсот шестидесятым/Шестьсот шестьдесят пятым). Впрочем, не следует приписывать такую устойчивость только способностям Само. Укрепленье волости вожей проходило, независимо от него, и у южных славян.

Внешние дела Само также шли хорошо. Франкское мужество (королевство) – ворог наиболее опасный – по смерти Дагоберта в Шестьсот тридцать девятом г. вновь разпалось на уделы. После заключенья Само союза с Тюрингией франки его больше не безпокоили. Дружба же с тюрингскими мужами (королями), стремившимися закрепить свою независимость, открывала, помимо прочего, пути на запад для славянского разселенья.

Аварский каганат был побежён. Правда, не вполне умиротворён. Наверняка пограничные стычки с аварами случались на протяженьи всего правленья Само. Стычки эти неменно приносили славянам победу (Fred. Chron. IV. 48: Свод II. С. 366/367). Стеснённые Само, авары вынужены были находить более безопасных путей для собственного расселения.

Невзирая на столкновения и существование врезающейся в их землю Аварии, славяне, жившие по Дунаю, – подданные Само, хорваты, сербы, Семь родов, – передставляли себя как одиное целое, поддерживали тесные связи меж собой. Как одиное целое передставлялись они и соседями. «Франкская космография», написанная в середине – второй половине Седьмого в. говорит о Дунае: «Данубий долго течёт середи великих народов,// Огромная река, она даёт пастбища славянам,// Протекает середи гуннов и одиняет винидов» (Свод II. С. 399). Здесь значима и оценка славян как одного из «великих народов», и сведения о том, что славянские племена могли поддерживать сношения по Дунаю, несмотря на ворожебность авар.

С. В. Алексеев. Славянская Европа V—VIII веков. – М.: Вече, 2009. С. 268—269.

После смерти Само в Шестьсот пятьдесят восьмом г. государство, основанное им, распалось под напором аваров.

М. Лаштовичка.Первый славянский князь Само – до сих пор нерешённый вопрос (http://www.prag.ru/history-czech/history-czech-130.html).

Судьба Пребуда/Пребонда

К Седьмому в. н. п. южные словяне стали лучше устроены. Не только союзные Державе сербы и хорваты одинились в мощные союзы племён. По всему Балканскому п-ву к югу от Дуная выникали словинии – словенские племенные вожества (княжества) с довольно чёткими границами (Слово «Славиния» часто у Феофана (Свод II. С. 272/273, 278/279, 282/283, 288/289). Однако появилось оно ранее Девятого в. н. п., ещё в начале Седьмого в. н. п. Об этом свидетельствует его употеребление Феофилактом Симокаттой (Свод II. С. 40/41) и в разсказе Виллибальда Эйхштеттского о поездке в Грецию (Свод II. С. 440). Франкские летописи в конце Восьмого в. н. п. Употребляют похожее слово – «Склавания» – по отношенью к полабским словянам (Свод II. С. 447, 466/467). Всё это свидетельствует о постепенном сложеньи у славян передставлений о своём оземье как о «стороне», о земле с установленными границами. Разбору понятия «славиния» посвящена робота Г. Г. Литаврина (Литаврин, 2001. С. 518—526). Где-то словиния передставляла из ся племенной союз. Где-то отдельное большое племя.

На Западе такими словиниями являлись Сербия, Хорватия и Дукля. В Македонии сложилось к середине Седьмого в. н. п. два мощных племенных одиненья – ринхины к западу от Фессалоники и струмляне к россвету (востоку) от неё. Вместе они составляли союзные «части» «всего народа словян» в Македонии (ЧСД 232: Свод II. С. 144—147). Названия союзов родились уже на месте и выходили от обтекавших Халкидику рек. Струмляне или стримонцы обитали на Струме. Головенствующим племенем здесь позже являлись смоляне. Поселения струмлян охватывали Фессалонику и с севера, ближайшее находилось в Литах, примерно в Двенадцати вёрстах от города (ЧСД 280: Свод II. С. 166/167). Ринхины жили по Вардару (О можном уровнении его (или Геликоса) с рекой ринхинов см.: Нидерле, 2002. С. 485; Свод II. С. 198. Прим. 132). Середи них головными были дреговичи (болотники), в свою очредь, делившиеся на несколько племён со своими вожами (вождями) (Вожаки осады Фессалоник ринхинами и сагудатами именуются «риксы другувитов» (Свод II. С. 156/157). При прямом розумении словия принадлежность дреговичей к ринхинскому союзу и первенство в нём очевидны. К этой точке зрения О. В. Иванова как к «одной из можных догадок» (Свод II. С. 202. Прим. 168). Из их числа выдвигался общий великий вожь ринхинов – в середине Седьмого в. н. п. им был Пребуд/Пребонд (ЧСД 231: Свод II. С. 144/145. Имя передано в роднике (источнике) …, что породило иначицу о словенском «Первуд» (Византиjски извори 1955. С. 199). Следуем давнерусскому переводчику (Свод II. С. 199. Прим. 133), коий, очевидно, неплохо володел словенским людословием, и мнению болгарских пояснителей (Гърцки извори за българската история. Т. 3. София, 1960. С. 143). В тот же племенной союз вошли и близкородственные дреговичам берзичи. Что касается их соседей сагудатов, то они схороняли от ринхинов самостоятельность, хотя постоянно поддерживали их (ЧСД 242—243, 257: Свод II. С. 150/151, 156/157). Словен Фракии одинял союз Семи родов во голове с северами. Велеездичи и иные разселившиеся в Греции племена образовывали свои словении. Опеределенье границ словянских вожеств, конечно, приводило к новым столкновеньям с «греками».

Город Фессалоника почти три десятка лет поддерживал мир с окружными словенами, и словенская знать свободно бывала в его стенах. Ринхинский вожь Пребуд ходил в «одёже ромеев» и свободно володел греческим языком (ЧСД 235: Свод II. С. 146/147). Но многие горожане полагали, что мир блюдётся «только внешне». Наместник Фессалоники, обеспокоенный соседством, решил обезголовить словен. Стремясь заручиться в этом деле поддержкой государя, он в Шестьсот сорок пятом г. (Здесь и далее следуем веременным разчётам А. Бурмова (Бурмов, 1952. С. 203—204). Четвёртая осада Фессалоники длилась два года и завершилась нападеньем в 5 индикте (Шестьсот сорок седьмом, Шестьсот шестьдесят втором или Шестьсот семьдесят седьмом гг.). Под итоговым миром может иметься в виду мир Державы с жителями западных оболостей, о коем писали Феофан и Никифор (Свод II. С. 226/227, 274/275). Примерно так разполагает события П. Лемерль (Lemerle, 1981. С. Р. 128—132). Но мир Шестьсот семьдесят восьмого г. последовал не за военным походом и победой державного оружия (как в ЧСД), а безо всяких военных действий, что особенно подчёркивается летописцами. Меж тем, уравниванье А. Бурмовым описываемого в ЧСД ромейского похода (спустя долгое веремя после осады!) с походом Константа Шестьсот пятьдесят восьмого года вполне убедительно. Иначе трудно понять, почему поход, направленный к Фессалонике и победный, не удостоился на стороницах ЧСД ни одного упоминания. Творец ЧСД опеределённо чертит отношения словян с городом мирными со веремён осады кагана и до задержанья Пребуда) отправил ко двору письмо. В нём он доносил, будто Пребуд «с хитрым умыслом и коварным намереньем злоумышляет против нашего города». Ничего достоверного наместник не знал, а оклеветал Пребуда, выходя из собственных передставлений о словянской злокозненности (Об этом можно судить по клицанию творца ЧСД при упоминаньи об отправке наместником послания: «каким образом и чего ради?» (ЧСД 231: С. 144/145). Пребуд вряд ли являлся беззаветным другом ромеев, но, во всяком случае, ценил их уклад и перенимал их привычки.

Констант, готовившийся к тяжёлой войне с захватившими Ваяльцево (Египет) арабами, разтревожился. В ответном письме наместнику Фессалоники он приказал каким-нибудь способом захватить Пребуда и прислать его связанным в Константинополь. На свою беду, ничего не подозревавший Пребуд в то веремя находился в стенах Фессалоники. Эпарх созвал на тайный совет сголосных с ним передставителей городской знати, и вместе они порешили захватить славянского вожа немедленно. Государев приказ был выполнен. Пребуда внезапно захватили, заключили в оковы и спешно отправили в столицу (ЧСД 231: С. 144/145).

Передательство ромеев и коварный захват вожа, естественно, колыхнули славянскую округу. Впрочем, ринхины и струмляне пока не сбирались воевать. Знать Фессалоники не была одина в нарушеньи договора. Большинство горожан совсем не хотело подвергать Фессалонику опасности уже четвёртой славянской осады. В конце концов, под давленьем славян разум в городе взял верх. Солунцы вместе с ринхинами и струмлянами отправили к Константу посольство. Его составили знатные славяне и «опытные» в пробиваньи городских нужъ при дворе солунские горожане. Послы просили Константа ни в коем случае не убивать Пребуда, а «простить ему грехи и отослать к ним». Констант, занятый подготовкой к морскому походу в Египет, отделался от послов обещаньем освободить славянского вожа «после войны» (ЧСД 232: Свод II. С. 144—147).

Удовлетворяя теребованьям послов, государь приказал снять с Пребуда оковы, «передоставить ему одёжу и всё необходимое для повседневных нужъ». Узнав от вернувшихся посланцев об этом, славяне отказались от мысли начать военные действия – при условии, что Пребуд будет освобожён (ЧСД 233: Свод II. С. 146/147). Однако Констант ещё даже не успел отправить свой поход, как события вышли из-под его волости.

Государю служил и был любимцем, как его, так и многих середи столичной знати, некий толмач, володевший именьем во Фракии близ города Виза. Тесно общаясь со славянами, а может, и сам будучи славянином, он проникся сочувствием к судьбе Пребуда. Вместе они замыслили побег вожа. Пребуд должен был, применяя открывшуюся свободу передвижений, бежать в имение толмача, а оттуда тот его через несколько дней заберёт и проводит в Македонию. Первая часть полона прошла вполне успешно. Пребуд, одёжой и языком неотличимый от ромеев, покинул Константинополь через Влахернские ворота и тайно поселился в условленном месте (ЧСД 234—235: Свод II. С. 146/147).

Констант, узнав о случившемся, пришёл в ярость. Отволочённый от своих приготовлений государь разправился и с правыми, и с виноватыми. Охоронников Пребуда долго пытали, некоторых затем зарубили, а особо заподозренных четвертовали. Иные отделались довольно легко – их всего лишь отсторонили от должностей. В эту опалу попал и эпарх Константинополя, сосланный в Фессалонику. Отправив с ним боевой корабль-дромон, государь «заботливо» велел тамошним жителям в связи с побегом Пребуда готовиться к войне – «позаботиться о своей безопасности, а также о запасах съестного». Повергнув Константинополь в сумятицу, Констант запер все ворота, закрыл городской залив и разослал на находки беглеца конников и корабли. Тщетный розыск продолжался посменно около сорока дней (ЧСД 235—237: Свод II. С. 146—149).

Пребуд в эти дни скрывался в тростниках близ именья толмача, подкармливаемый его женой. Имение разполагалось не так уж далеко от столицы – неудивительно, что в итоге вожа всё-таки обнаружили. В нароке (принципе), Пребуд за веремя розысков мог бежать к соседним фракийским славянам, но его подвели то ли нерешительность, то ли верность данному слову. Толмача с женой и детьми убили. Пребуда же Констант вновь заключил под сторожу, обещав, правда, потом отправить в Фессалонику (ЧСД 238—239: Свод II. С. 148/149).

Обещанья, однако, Констант не сдержал – или сдержать его не было сужено. Государю донесли, что Пребуд снова замышляет побег. Констант, передупередив бегство, велел провести «тщательное разследованье». Пребуд заявил, что «если вернётся в свою землю, то не сдержит слова о мире, но, сбрав все соседние племена, ни на суше, ни на море, как говорится, не оставит в конце концов места, не охваченного войной, а будет воевать неперестанно и не оставит в живых ни одного помазянина (христианина)». Довольный Констант велел убить славянского вожа (ЧСД 240—242: Свод II. С. 148—151).

С. В. Алексеев. Славянская Европа V—VIII веков. – М.: Вече, 2009. С. 259—261.