Оставил там двести долларов. Остальное изъял. И поехал в институт.
* * *
Длинная узкая комната архива примыкала к институтской библиотеке.
На все про все – один работник, Леонид Саввич. Раньше было трое, но сейчас пришлось сократить.
Институт содрогался под угрозой ликвидации. Хорошо еще, что в сердце у самых главных чиновников страны таилась явная или тайная тревога: «Если все вернется, как я посмотрю в глаза товарищам по бывшей партии?»
Поэтому институту отыскивали деньги на существование, на поддержание лаборатории и даже на заграничные командировки, потому что по всему миру раскиданы мавзолеи и гробницы, где лежат нетленные диктаторы. Правда, число их уменьшается – то где-нибудь в Афганистане, то в Чаде развенчивают очередного вождя всех народов и кидают в яму. Если остаются должны институту, то никогда не возвращают долгов.
Но два или три вождя все еще покоятся в мавзолеях, и за них последователи платят в валюте, хоть и скудно. Надеются, что подойдет их черед и они тоже удостоятся состояния мумии.
В двенадцать ровно позвонила любовница Леонида. Не то чтобы он надеялся, что она забыла о коллекции, – такого не бывает, и не то чтобы он этого не хотел – его тело все более настойчиво вспоминало о возможном повторении счастья. Так что Леонид Саввич просто сидел у телефона и ждал – будь что будет!
А ее голос возбудил так, что он встал – не смог усидеть.
– Козлик, – сказала она. – Ты обдумал?
В этот момент в архив заглянул кто-то из сотрудников, и «козлику» пришлось прикрыть трубку ладонью.
– В два в гостинице? – спросил он.
– Нет, – вздохнула дама его сердца. – С гостиницей подождем, сейчас я должна взять у тебя коллекцию.
– Что случилось?
– Срочно нужны деньги. Поехали в магазин, ты покажешь?
– Но я принес деньги.
– Сколько?
Леонид Саввич оглянулся и ответил как положено:
– Это не телефонный разговор. Встретимся, скажу.
– Милый, я не могу ждать, – возразила Антонина. – Мне нужно твое решение немедленно. Она мне за ночь шесть раз звонила.
– Но я сейчас не могу уйти. Совершенно невозможно.
– Ничего страшного, я к тебе заеду. Это же минутка.
– Мне надо будет пропуск выписать… Хорошо, я тебя внизу встречу.
– Тогда жди через час. У тебя внутренний? Снизу позвоню.
Леонид Саввич даже не успел все продумать и испугаться, как открылась дверь и зам по режиму – из всех людей именно он – впустил в архив Антонину.
– Принимай землячку, – сказал он. – Надо погостеприимнее быть.
– Спасибо, Тихон Анатольевич, – пропела Антонина. – Век буду вашей должницей. Приедете ко мне – шкурки подберем для вашей супруги.
Зам гоготнул и пошел кривыми ногами к двери.
– Какие еще шкурки? – Леонид Саввич был растерян. – И как ты к нам прошла?
– Шкурки, потому что я твоя землячка, из Перми, у нас там звероферма, а я ее директор.
– Я же не из Перми!
– А ты побольше шуми, побольше!
– И ты ему шкурки пришлешь?
– Ты у меня первый среди чудаков.
– Может получиться неудобно…
– Уже получилось.
Леонид Саввич вздрогнул. Он очень боялся потерять место. С дипломом Историко-архивного сорокалетнему мужчине трудно устроиться.
Антонина опустилась на свободный стул напротив Леонида Саввича. Вынула из сумочки очки, не спеша надела их, и серые выпуклые глаза стали громадными, как у стрекозы.
– Ты меня подвел, – сказала она негромко. – Ох и подвел ты меня, зайчик!
Леонид Саввич стал доставать из-под стола кейс с альбомом, он был готов уже на все – только бы не вылететь из института.
Антонина снизила голос до шепота.
– Ты вчера не предохранялся?
– Как? – Вчерашний роман был покрыт дымкой древности.
– И я от тебя понесла. Будем рожать богатыря.
Среди мужчин сегодня еще существуют экземпляры, которые уверены, что о зачатии будущая мать знает в тот же день. Или допускают такую мысль.
Леонид Саввич относился именно к этим мужчинам. Кидая ему в лицо обвинение, Антонина ничем не рисковала.
– Я не понял, – сказал библиограф. – Разве так бывает?
– С тобой, суслик, чего только не бывает. Я с утра была у гинеколога, и он сообщил, что я изнасилована особо яростным самцом и теперь рожу богатыря – как две капли воды ты, мой зайчик.
– Ну ладно, ладно, – примирительно сказал Леонид Саввич. – Так не бывает.
– Это у твоей Сонечки не бывает… впрочем, не исключено, что я соглашусь на аборт. Скинемся по тысяче баксов?