Старый год

– Некогда. Постараемся их обойти.

Он вынул из кармана бутылку, держа ее за горлышко как гранату.

– А нам что делать? – спросила Люська.

– Вам меня слушаться. Когда скажу бежать – бегите. Главное – прорваться к Москве-реке. Но если мы пройдем на цыпочках, может, обойдется.

Они спустились ниже, и тут, как назло, Люська раскашлялась.

– Молчи! – зашипел Пыркин. – Ты нас всех погубишь.

По закону подлости Люська просто заходилась в кашле.

– И зачем только я вас с собой взял! – воскликнул Пыркин.

За сухим одиноким деревом пробежала тень. Замерла, исчезла. Но Егор почувствовал, как тень смотрела на него.

– Все, – сказал Пыркин обреченно. – Нас обнаружили.

– Это фашисты? – спросила Люська, переведя дух.

– Это нелюди, – ответил Пыркин. – Хуже сионистов проклятых.

Такие слова в устах учителя, даже спившегося учителя, звучали необычно.

– Эх, Жулика нет. – Пыркин пошел вниз, размахивая бутылкой. – Держитесь ко мне ближе. Сейчас будем совершать бросок.

Они перевалили через незаметный пригорок, и перед ними открылась река. Слева она широкой серой лентой обходила стадион в Лужниках, справа был Метромост. У первой опоры Метромоста стояла голубая бытовка, оставленная рабочими.

– Хижину «Последний приют земледельца» видите? – Пыркин показал на бытовку. – Вот до нее нам и надо добежать. Это только кажется, что до нее недалеко, – бросок может растянуться на всю оставшуюся жизнь.

Пыркин кинулся вниз к реке, размахивая оранжевой рукой, мелькая черными пятками и подвывая, как обиженный щенок.

Это было похоже на детскую игру в войну.

Егор несся следом, думая только о том, чтобы удержаться, не потерять равновесия и не покатиться кубарем под откос. Рядом бежала Люська. И вдруг этот полет прервался. Егор врезался в Люську, крепко схватил ее, чтобы обоим не свалиться дальше. Пыркин сидел на земле, поджав босые ноги и размахивая бутылкой.

– Долой! – кричал он. – Уничтожу, исчадия ада!

Призраки подкарауливали людей здесь, посреди спуска, когда некуда было деться. Наверх – сто метров, вниз – сто метров склона. А здесь площадка, по краям которой стоят три трухлявых пня.

Призраки были не настоящими и не театральными. Это были какие-то наброски, воспоминания о людях, клочки тумана, ошметки студня. Они стояли полукругом, и, хотя лиц у них не было, казалось, что призраки улыбаются.

Разглядев их, Люська уткнулась лицом в плечо Егора, чтобы их больше не видеть. Егор и сам был бы рад так сделать. Призраки вызывали первобытный животный ужас.

– На прорыв! – завопил Пыркин, метнул бутылку вперед, она раскололась на части, и земля вокруг сразу потемнела.

Призраки отшатнулись или отодвинулись на шаг, наверное, от неожиданности. И тут же опять шагнули к людям, еще ближе, чем раньше. От них шло электричество – уже кололо кончики пальцев.

Егор обнял Люську, которая старалась вжаться в него. Он искал разрыв между призраками, но путь назад был отрезан. Там уже скопились другие, они покачивались, сливались и делились, как амебы.

– Прощайте, товарищи! – крикнул нелепый Пыркин.

И тут сверху раздался звонкий, залихватский лай. Так лают только беспородные дворняжки – существа глупые и даже истеричные.

Комком черной шерсти сверху несся маленький лохматый пес.

Призраки раздались, рассыпали строй и стали превращаться в воздух, таять, как ночные льдинки в весенней воде.

Пыркин быстро пришел в себя.

– А я что говорил? – произнес он назидательно. – Подкрепление приходит в последний момент, когда на шею героя уже наброшена петля. Где тебя, сукин сын, носило?

Пес прыгал, крутился, умудрился сделать сальто, обнюхивал Люську. Поднялся на задние лапы и, бешено молотя хвостом, пытался дотянуться до руки Егора. Егор погладил пса, и тот пришел в полный восторг – завалился на спину, все четыре лапы в стороны.

– Жулик, забываешь, кто здесь твой хозяин и повелитель! – строго сказал Пыркин. Но Жулик не обременял себя такими проблемами. – По какой-то загадочной причине эти нелюди не выносят собачьего запаха, – пояснил Пыркин. – Почему, скажи мне?

– А кто они такие? – спросил Егор.

– Бог их знает. Неизвестное природное явление. А вернее всего – остатки людей, которые жили здесь, да все вышли.

– Куда вышли? – спросила Люська. Она так и не отпускала пальцев Егора.

Пыркин нагнулся, поднял комок земли, пропитанной водкой, размял в пальцах и понюхал.

– Что удивительно, – сказал он, – крайне удивительно… Запах остается. И вкус тоже. А насыщения организма не наблюдается.

Они стояли, не шли дальше, как будто набирались сил, чтобы продолжить путешествие.

– Здесь, – сказал Пыркин, продолжая нюхать комочек земли, – никто не умирает. Но люди постепенно изнашиваются. Говорят, что можно прожить тысячу лет. Есть тут один фараон, только его давно не видели. Так постепенно можно превратиться ни во что, но остаться молодым, что и ждет вас, мои дорогие друзья.

– А почему надо бояться нелюдей? – Люська не прислушивалась к рассуждениям.

– Они парализуют жертву электрическим зарядом, – сказал Пыркин. – А затем, по слухам, высасывают ее. Нуждаются в энергии. А так как энергия относительная, то насыщения не происходит… Ой, как выпить хочется. И захмелеть. Половину жизни отдал бы, чтобы захмелеть.

Пыркин пошел вниз. Егор с Люськой спускались следом, держась за руки. Люська все оглядывалась, словно опасалась, не догонят ли их призраки. Жулик носился кругами, иногда начинал лаять, и его лай был приятен. Это был настоящий живой собачий голос.

Они вышли на асфальтовую дорожку, которая тянулась вдоль воды, отделенная от реки ажурной чугунной загородкой. Но там, где стояла бытовка, загородки не было – оттуда можно было спуститься к воде.

Пыркин прибавил шагу, как бродячий рыцарь при виде своего замка.

Жулик сбегал к времянке, вернулся, проверил, все ли на месте, и убежал снова. Он был здесь свой и ничего не боялся.

Через две минуты они оказались на бетонной площадке. Перед ними стояла голубая бытовка, за ней скелетом щуки изгибался Метромост, который так и не успели отремонтировать.

– Эй! – крикнул Пыркин. Голос его вновь звучал уверенно. – Принимайте гостей.

Из времянки вышла грузная женщина на слоновьих ногах.