Птичий глаз

– Что ты разорался? Я работаю вообще-то, – Чиж зашипел на Щегла.

– За нами следили! Сизый остался в городе, чтобы сбить его с пути, а еще, – Щегол сделал глубокий вдох, чтобы воздуха хватило еще хотя бы на предложение. – Закрасили глаз. Наш, Птичий. Надо помочь Сизому, а если…

– Не надо, – Чиж не дал ему закончить и посмотрел на Сороку. – Он знает, что делать в таких ситуациях. И правильно сделал, что отправил тебя обратно. Ты бы все испортил.

– Я… – решив не тратить время на спор, Щегол сменил тему. – А где Сокол? Или Ласточка?

– Родители куда-то свалили, – Сорока села на спинку дивана, прокручивая в руке нож-бабочку.

– Кто?

– Сокол – батька, Глухарь – мамка, – Сорока засмеялась на своих же словах. – А Ласточка будет злой бессердечной мачехой.

– Не обращай внимания, – Чиж махнул на нее рукой. – Отдышись пока, спасатель. И куртку Сизого постирай, а то будто в грязи повалялся, – он окинул Щегла скучающим взглядом и пошел обратно на второй этаж.

Щегол скинул куртку на пол и медленными шагами подошел к креслу, чтобы обессиленно рухнуть в него. Он вытянул ноги вперед и прикрыл глаза. В висках все еще пульсировала кровь, а в голове стоял назойливый гул. Оказавшись в Гнезде, Щегол почувствовал себя спокойнее, так, словно здесь он был защищен от всего, что происходит в городе. Впервые за все время он почувствовал себя дома. Щегол приоткрыл глаза и посмотрел на Сороку, что все еще одной рукой крутила нож, а второй поджигала сигарету у себя в зубах.

– И ты тоже куришь…

– Зато не строю из себя невинного мальчика, – она перевела свой взгляд с зажигалки на нож.

– Сколько тебе лет вообще? Ты же младше меня?

– Может, двадцать, а может и пятнадцать, – она скривила уголки губ. – Бери этот диапазон.

Щегол закатил глаза и снова прикрыл их, запрокидывая голову на спинку кресла. Голова начала понемногу проясняться, но от сигаретного дыма затылок неприятно тянуло.

– Тебя это веселит? Прикалываться надо мной?

– Лучше найди то, что меня не веселит, – Сорока поджала колени к груди и наклонила голову набок.

– Что тебя не веселит? – Щегол повторил за ней движение головой и прищурился. – Мое появление, например.

– Мимо, – она скривила губы в печальной гримасе и провела пальцем под глазом, имитируя слезу. – Пока что ты кажешься мне интересным.

Щегол наклонился вперед и улыбнулся.

– Мне не послышалось? Ты назвала меня интересным? – он рассмеялся.

– Не обольщайся. – Сорока снова посмотрела на свой нож. – Этот нож тоже казался мне интересным две минуты назад, а теперь мне с ним скучно, – она отложила его на столик у окна и ушла в свою комнату.

***

Через час в Гнездо вернулся Сизый. Щегол к тому времени уже задремал в кресле, рассматривая сны о том, как человек в медицинской маске догоняет его и душит своими грубыми пальцами. В этом сне Щегол не пытался вырваться от него или сбежать. Всего, чего он хотел – рассмотреть лицо, чтобы гордо сообщить Птицам, что знает, кто это. Но, к сожалению, попытка не увенчалась успехом, и в итоге, когда Щегол умер во сне, то проснулся в кресле. Как раз в это время Сизый садился на диван рядом с ним. Щегол вздрогнул от неожиданности.

– Все в порядке? Как тебе удалось оторваться? Почему ты отправил меня в Гнездо? Может, я бы смог помочь, – поток вопросов снова полился из Щегла, словно вода из ковша.

– Ты сегодня особенно разговорчив, – Сизый посмеялся и устало потер глаза. – Прошло все хорошо. Проехал пару кругов на автобусе, потом на трамвае, и в толпе людей удалось затеряться. А отослал я тебя потому, что я не смог бы следить за нами обоими. За себя я могу ответить, а с тобой было бы сложнее, – Сизый вскинул ладони перед собой. – Без обид, но так от тебя было больше пользы.

– В смысле?

– Я где-то засветился, и поэтому следили за мной, а на тебя им было плевать, – он взъерошил свои волосы пальцами. – Спасибо, что доверился мне.

– Я мог бы помочь и делом, – Щегол скрестил руки на груди. – Можно было зайти к той бабушке, а потом сбежать с другой стороны огорода или в милиции выйти через запасной выход. Видишь? Я тоже могу придумать план отступления.

– Плохой у тебя план отступления, – Сизый засмеялся. – К бабе Зине нельзя, ведь тогда мы бы поставили ее под удар. Она уже стара как мир. Незачем рисковать ей, тем более она часто нам помогала. В милицию тоже нельзя. Никто не должен знать, что мы с ними сотрудничаем. Это создаст нам дополнительные проблемы. Основная моя задача была в том, чтобы оторваться от человека, водя его по ложным местам, и не показывать реальные места нашего обитания.

Щегол ничего не ответил, а лишь поежился, усаживаясь глубже в кресло. Сизый прав, он бы только все испортил, и поэтому с ним поступили, как с ребенком, отправили домой, когда появились проблемы.

– Ты еще успеешь проявить себя. А сейчас радуйся, что у тебя есть возможность наблюдать и запоминать. Лучше научиться на чужих ошибках, чем набивать свои, подвергая жизни опасности.

Глава 8. Дети Филина.

«…Убаюкана музыкой страшной,

что ты хочешь увидеть во сне?

Ты уснула, а в комнате нашей

пустота отразилась в окне. Смерть на цыпочках ходит за мною,

окровавленный бант теребя.

И рыдает за страшной стеною

тот, кому я оставлю тебя…»

За стеной. Борис Рыжий.

Вот бы это время длилось вечность. Вот бы эта минута растянулась на годы. Тишина заволокла собой коридоры и так и манила прислушаться к себе. Вслушаться бы в эту тишину и позволить ей слиться с тобой в одно единое целое. Тишина успокаивала и убаюкивала буйную натуру. Она притупляла гнев и возвеличивала мирную благодать. Казалось, в этой тишине без шуток может появиться совершенно новая, иная мысль, ранее не знакомая Скворцу. Но, увы, он был слишком погружен в наслаждение этими молчаливыми звуками и желание слиться в такое же безмятежное спокойствие.

– О чем задумался? – Соловушка подошла сзади и приобняла Скворца за плечи.

– Как быстро прошло время, – он положил свою ладонь на нее руку и поднял голову к звездному небу.

В один из этих теплых весенних вечеров Скворцу исполнилось восемнадцать лет. Приют, что подарил ему Филин шесть лет назад, усмирил его нрав, лишь его детскую, инфантильную часть. Скворец стал мужественнее и сильнее не только физически, но и морально. Далекий разговор с Филином три года назад сыграл с ним злую шутку, и с того времени он устремлял всю свою энергию и злость на тренировки. В своем мастерстве он теперь спокойно мог посоперничать с Филином. Грубость в борьбе и бесстрастие в доме передались ему от наставника. Скворец все больше становился похожим на мужчину и в какой-то момент начал по-настоящему считать его своим отцом, что подарил ему не только кров, но и жизнь. В какой-то степени Филин и правда подарил ему жизнь. Кто знает, что случилось бы с мальчишкой, который в двенадцать лет сбежал из детского дома. Даже если бы ему удалось выжить, то судьба воришки или скитальца была ему обеспечена. Теперь же у Скворца появилась цель. Она была столь же прозрачна и далека, как и мысль о ее достижении. Единственное, что он знал, это то, что хочет стать сильнее, чем сейчас.

– Твое сердце так бьется, – Соловушка прижала руки к его груди. – Что тебя тревожит?

– Кошмар приснился, – он мягко улыбнулся. – Спой мне колыбельную.

Соловушка прислонила голову к груди Скворца и тихо запела незнакомую песню. Ее голос звучал не так звонко, как под гитару Филина, но от этого он не был менее мелодичным. Параллельно ее пению возбужденное состояние Скворца постепенно приходило в норму. Она гладила его небольшой ладонью по плечам, будто намеревалась убаюкать, словно непослушного ребенка.

– Скрип половиц за упокой, лишь время сквозь щели сочиться луной, – она подняла голову и встретилась взглядом со Скворцом. – Лиц не видно, виден лишь дым за искрами папирос.

– Давай завтра прогуляемся по лесополосе? Сбежим, чтобы никто не узнал, – чуть слышно зашептал Скворец, прерывая пение любимого голоса.

– Зачем? – она едва заметно улыбнулась глазами. – Если отец увидит, что мы ушли без спроса, будет ругаться.