Хочу тебя проучить

– По яйцам?

– Н-наверное. Не знаю. Он вскрикнул.

– Согнулся пополам? Схватился за пах?

– Да, не знаю я! Не видела, – оглядываюсь: мажор тащит подружку к стоянке машин. Идёт ровно, не хромает. – Вроде бы жив…

– Да, девка! Нажила ты себе врага!

– Я не хотела. Само вышло, – хватаюсь за голову. – Он же меня уволит! Как жить дальше?

– Погоди, может, ещё отстанет. Ты не в его вкусе.

– Правда? – от облегчения вырывается нервный смешок.

– Скоро сама увидишь. Все его подружки на одно лицо. Он их пластиковыми куклами называет. А ещё Барби и матрёшками.

– Почему?

– Брови, носы, скулы, губы у всех девиц на один манер сделаны.

– Деньги есть, вот и совершенствуются, – пожимаю я плечами: как далеки проблемы этих девиц от меня!

– У Алекса нет иллюзий на этот счёт, развлекается, как может. Это в основном дочки политиков, богачей, актрисы и теледивы. И сегодня Алекс был с известной блогершей и светской дивой. Постоянно ее искусственное личико мелькает в сми.

– Да? То-то я смотрю, что она кажется знакомой.

– Ты у нас другая. Темненькая, титечки с дулю…

– Неправда, второй размер, – обижаюсь я.

– Да ты что? Дай пощупать! – Надя хватает меня за грудь, едва успеваю вывернуться. – Правда. Ловко ты их прячешь.

– Чтобы не лезли пьяные клиенты.

– И то верно! Хотя… может, и зря. Завела бы себе папика и одним махом все проблемы решила. Вон, как Натаха… то с одним в номерах скроется, то с другим…

– Не так воспитана.

– Т-ю-ю-ю… кто сейчас на это воспитание смотрит?

Надежда права, но пока не могу себя пересилить. Кажется, как впряглась в телегу проблем, так и волоку воз на себе. Вот поступлю в универ, тогда и посмотрим. А пока… пусть остаётся так, как есть.

– Короче, будем верить, что все обойдётся.

Но говорит Надя так неуверенно, что я понимаю: не обойдётся. Я теперь мишень для мажора, очередная игрушка, кукла, и только в его власти казнить меня или миловать.

От этих мыслей тянет в сон, даже не замечаю, как оказываюсь возле родного дома. Наша сталинская пятиэтажка спит, в редких окнах горит свет. Нахожу взглядом свою квартиру на третьем этаже – темно. От облегчения становится легче на душе. Главное, с мамой все в порядке, остальное перемелется – мука будет, как говорил когда-то папка.

Папка… сердце сжимается от боли, а на глаза наворачиваются слёзы. Смахиваю их испуганно рукавом и открываю дверь, стараясь не греметь ключами.

Прислушиваюсь – тихо. Мама уже спит. Кил выбегает из комнаты, стуча коготками по паркету, и рычит. Так, на всякий случай. А вдруг чужак в дом ломится?

Он крутится у меня между ног, не давая закрыть дверь, я улыбаюсь, и все неприятности дня остаются в стороне. Присаживаюсь прямо на пороге и ласкаю Кила по голове.

– Тихо-тихо, – он довольно тянет ко мне мордочку, шершавый язык так и норовит лизнуть в нос, но с меня на сегодня поцелуев достаточно. – Как вы тут? Все хорошо?

– Тяф, – отвечает Кил.

И вдруг ушки тойчика напрягаются, он наклоняет голову, словно прислушиваясь к звукам. Я тоже настораживаюсь, но в подъезде тихо, только с верхнего этажа доносятся слабые звуки музыки. Встаю, чтобы закрыть дверь, и тут Кил заходится неистовым лаем и проскальзывает между ног к лестнице…

– А-а-а, – эхом отдаётся от стен чей-то крик.

Я срываюсь с места…

Глава 10

Несусь вниз, не чувствуя ступенек под ногами. Ужас! Даже представить страшно, что сделает крохотный Кил, который ненавидит все, что движется, со случайным прохожим. Хорошо ещё, если схватит за штаны, а вдруг заберётся выше? Наш тойчик и не на такое способен.

На следующем этаже картина открывается кошмарная. Оправдываются мои худшие тревоги. Высокий мужчина крутится волчком по лестничной клетке, а на воротнике кожаной куртки висит наш тойчик.

– Кил, фу! Брось его! – кричу сдавленным голосом: не хочется будить всех соседей. – Брось!

– Убери свою шавку! – орет незнакомец.

Он руками пытается оторвать Кила, кажется, ещё чуть-чуть, и этот зверь задушит крохотную собачку.

– Я сама! – взвизгиваю не своим голосом и бросаюсь к мужчине и хлопаю его по пальцам. – Тойчик, миленький, или ко мне, я тебе вкусненькое принесла.

Но расцепить сжатые челюсти собаки не так-то просто. Если она выбрала себе жертву, ни за что не отпустит, может укусить и хозяйку. Киллер вращает выпученными глазёнками и злобно рычит.

– Я тебя засужу! – вторит собаке баритон, и я чувствую запах алкоголя.

– Стойте смирно! – рявкаю на незнакомца. – Киллер на дух не переносит пьяниц.

– Я пьяница? – захлебывается мужик. – Держать надо такую псину на цепи.

– Не двигайтесь!

Он замирает, упираясь руками в стену, и в полумраке подъезда по-прежнему не вижу его лица. Я подавляю смех: слова незнакомца вызывают недоумение. Кого держать на цепи? Карликовую собачку?

– Вы напугали нашего Кила, вот он и напал.

– Ага! Как же! Напугал. Да это чудовище само прыгнуло на меня с верхней ступеньки.

Мне кажется, или в облике мужчины и его голосе есть что-то знакомое? Думать об этом не могу, уговариваю собаку. Удаётся оторвать Кила только с третьей попытки. Мужчина хватается за шею, и я вижу, как его пальцы окрашиваются кровью.

Час от часу не легче! Я держу вертикально трясущееся от бессильной ярости тельце тойчика, чтобы не дать ему возможность пустить в ход зубы. Дверь на площадке открывается, выглядывает сонная тетя Нина.