Охренеть, какая упругость внутри, в ее теле.
Я такого тела, кажется, даже не видел. Хрупкая. Нежная. Бархатная везде. И внутри.
Внутри она рай. Сладость. Нектар. Пища богов.
Тысячи женщин у меня было. Тысячи, а, может, и десятки тысяч.
Но никогда. Никогда такой не видел. Не прикасался к такому телу. Никогда такой к себе не прижимал, не пробовал.
И никогда. Кровь. Не кипела так при одной мысли, при одном всполохе воспоминания о женщине.
Вспышка – и кожа ее под руками.
Как бред. Как наваждение.
Еще одна, – и ее рваный стон, что пробивает кожу. Насквозь.
И тело. Все ее тело под моей кожей.
Упругие бедра. Грудь, – сочная, что в ладонях сжимается. Губы.
Мягкие. Упругие. Нежные и страстные одновременно.
Я, блядь, еще с первого прикосновения к этим губам знал, что удержаться невозможно. Как только пальцами провел. Прикоснулся. Невесомо.
Тут же обожгло. Пронзило всего насквозь. До затылка.
Уже тогда въелась.
И глаза.
Глаза эти невозможные.
Царапают.
Нет ее, а будто взгляд на меня поднимает.
Нежный. Томный. Сверкает черными алмазами.
И царапает. Прямо под ребрами. Царапает так, что растереть грудь себе хочется. Вырвать это оттуда. Изнутри. Пусть даже ребра превратятся в крошево. Но вырвать!
Они оба правы.
Нас просто перестали бояться после этого.
После того, как я впустил в дом эту девчонку. И не смог. Не смог удержаться. Пеленой накрыло. Впервые в жизни.
И даже думать не о чем.
Я не должен был идти на эту сделку.
Когда тебя оскорбили, плюнули в лицо, а после этого еще и предлагают откуп, это, по сути, еще один плевок. Двойное оскорбление.
Вытрись и прими оплату, как собака, за то, что тебя унизили.
А кто берет плату за такое, об того бесконечно можно вытирать ноги. Готов стерпеть любое унижение. Это ниже дна.
И я. От этой платы не смог, не смог отказаться!
Сердце разрывало ребра, когда она стояла передо мной!
Такая нежная. Такая чистая, как мне казалось.
И пусть я понимал уже, пусть знал, что она из семьи, где не следуют ни чести, ни законам, а, значит, как и ее сестра, способна на самое мерзкое, а все равно мне веяло от этой девочки чистотой.
Если бы ствол у виска держали и требовали отпустить семью, я плюнул бы в лицо и рассмеялся. Принял бы пулю, но честь бы не попрал. Никакого откупа не то, что бы не принял, даже за один разговор о таком шею бы свернул.
Бадрид Багиров и плата за унижение? В страшном сне такого не представил бы!
Хоть сейчас и предлагаю такую же плату другим.
Но в том-то и вопрос. Они другие.
А я…
Я не смог удержаться. Отказаться от нее. От женщины, что впервые заставила мое сердце дрогнуть.
Не смог.
Потому и обрушился на нее со всей яростью.
Холодно, как настоящую шлюху, брал снова и снова.
Не ее. Себя раздирал, когда врезался в нежное тело. Когда видел, как искривляется от боли ее чувственный, манящий рот.
Разве она может чем-то отличаться от той, другой, что залетела от чужака? Без свадьбы, да еще и перед самой свадьбой с другим?
Не может.
Один род. Одно воспитание. Одни и те же устои.
Не удивлюсь, если она даже знала о разгульной жизни своей старшей сестры. Просто та, что поманила меня, опьянила, она моложе. Дать ей время, и пошла бы по рукам, как и первая.
Все понимал. Все.
Каждый толчок в нее клеймил мою кожу и нутро ожогами.
Я сам себя предавал, не в силах отказаться от предложенного откупа. Предавал дважды.