Дикая и опасная

– А вот это вряд ли, – уверенно ответила альбиносу, и запоздало поняла, как это прозвучало для него.

Как вызов.

– Сомневаешься в моих способностях? – ну надо же, даже не обиделся, что удивительно, вон как весело голос звучит.

Хмыкнула и повернулась к нему, прислонившись спиной к стене.

– Слышь, вампир недоделанный, хочешь партнёрских отношений, перестань вести себя, как озабоченный пятнадцатилетний подросток, – решительно заявила Вердену. – Максимум, что тебе может перепасть, это одна ночь со мной, и то, если я соглашусь. И пытаться ухаживать за мной не надо, мне все эти нежности и розовые слюни как рыбе зонтик, – поморщившись, добавила на всякий случай, чтобы у него совсем иллюзий не осталось.

– Значит, в общем и целом, ты согласна со мной работать? – уточнил Верден.

– Условия я озвучила, – сухо повторила я и затушила наполовину выкуренную сигарету – вдруг резко расхотелось курить. – Всё, или ещё вопросы остались? А то я спать пошла.

– Иди сюда, – неожиданно произнёс Верден.

Спроси кто меня, почему я молча не развернулась и не ушла, не отвечу, честно. Возможно, виновато нездоровое любопытство, которому страшно захотелось узнать, что этому альбиносу надо.

– Зачем? – насторожилась я, внутренне подобравшись.

– Не съем, не бойся, – теперь я ясно разглядела на его лице усмешку. – И даже не укушу.

Не удержалась и фыркнула.

– Со-о-онь, – протянул Верден. – Засунь свои колючки в портмоне и поглубже, я тебя не жить вместе зову. Просто подойди и всё.

Ну в самом деле, не завалит же прямо здесь, на скамейке. Я осторожно приблизилась и остановилась в паре шагов.

– Ну? Резче, что хотел?

Верден вдруг выпрямился, ухватил меня за руку и дёрнул к себе на колени. Зашипев, как ошпаренная, я попыталась вырваться, но эта скотина красноглазая, обняв одной рукой, крепко сжал оба запястья – не напрягаясь, между прочим, и достаточно аккуратно, – а второй ухватил за подбородок, заставив смотреть в глаза.

– Пусти, пр-р-ридурок!.. – меня трясло от вспыхнувшей злости и ещё немножко от страха, но последний я худо-бедно контролировала.

– Не дёргайся, – спокойно заявил этот… альбинос хренов. – Я девушек не насилую в отличие от тех ублюдков, которых ты грохнула.

– Да-а-а-а?! – издевательски протянула я, но вырываться перестала – смысл? Отпустить не отпустит, а на запястьях синяки могут остаться. – Тогда зачем хватаешь? Я не собираюсь тут с тобой целоваться, между прочим! – вот зачем, спрашивается, ляпнула?

Не иначе, как от нервов плохо контролировала соображалку.

– Трусиха, – усмехнулся Верден. – Даже попробовать не хочешь.

«Тебе надо, ты и пробуй», – вертелось на языке, но мне хватило ума промолчать. Такой Тим, спокойный, уверенный в себе, откровенно пугал, потому что я не знала, чего от него ожидать. Вот сейчас он просто обнимал одной рукой, не пытаясь ни залезть под халат, под которым кроме трусиков и коротенькой маечки ничего больше не было, ни облапать за всякие места. Держал за подбородок и пристально пялился, поблёскивая в густом полумраке глазами.

– Расслабься, Сонька, – он наклонился чуть ниже, и я плотно сжала губы, делая глубокие вдохи и усмиряя взметнувшийся страх – умом понимала, что эта эмоция тут лишняя, плохого мне делать не собираются, но поди убеди подсознание… – Это не больно, честно.

– Пусти, а, – процедила я сквозь зубы, сердце гулко колотилось в груди от какого-то тревожно-волнительного, не совсем понятного мне ожидания.

– Да не бойся, – его голос стал совсем тихим, бархатистым, и, чёрт, похоже, тело лучше меня знало, как реагировать – потому что пока я суматошно собирала по закоулкам сознания самообладание, оно расслабилось, немного откинувшись на руку Вердена, и ему стало как-то подозрительно жарко.

А я снова испугалась, только теперь совершенно незнакомых ощущений, вытеснивших застарелый страх боли и насилия. Я понятия не имела, что сейчас делать, потому что интуиция, как ни странно, сигналов бедствия и тревоги не подавала. Палец Вердена медленно обрисовал конур моих губ, потом ещё раз, и ещё, пока я не перестала их сжимать с упорством партизанки, поклявшейся не сказать ни слова проклятым фашистам.

– Просто поцелую и всё, – в шёпоте альбиноса отсутствовали привычные самоуверенные нотки, но и слащавой нежности тоже не слышалось, однако слова звучали мягко, успокаивающе. – Не понравится, отпущу…

Его губы коснулись моих, не дожидаясь ответа, я напряглась и одновременно растерялась – что делать-то?! По факту, ведь первый раз целуюсь с кем-то… Непроизвольно стиснула зубы, чутко прислушиваясь к себе и пытаясь уловить отголоски отвращения, понять, нравится мне или нет, и пропустила момент, когда делать начал Верден. А именно, медленно поглаживать языком, одновременно слегка покусывая, но не пытался покушаться на пространство за зубами и заставить открыть рот. Отметила, что его пальцы уже не держат подбородок, а переместились на затылок, легонько массируя, и всё вместе оказалось… неожиданно приятно. Особенно то, что альбинос не переходил границ, не распускал рук, и вообще, действовал на удивление осторожно – мелькнула странная мысль, будто на вкус пробовал. Никаких звёздочек перед глазами, головокружения или тем паче пресловутых мурашек, как в женских романах, однако я млела от происходящего, расслабившись настолько, насколько это было возможно. Признаюсь, в тот момент Верден усыпил мою бдительность, и страх отступил на задворки сознания, выпустив на первый план доселе незнакомое мне удовольствие. Не знаю, сколько времени вот так пролежала у него на руке, позволяя целовать себя, он отстранился первый.

– Ну? – Верден тихонько рассмеялся. – Не умерла? Мир?

Я выпрямилась, благо меня уже не держали, и встала, одёрнув халат.

– Перемирие, – коротко взглянула на него, невольно отметив, что мои губы слегка покалывало, и их очень хотелось облизнуть или потрогать пальцем. – Ты не ответил насчёт партнёрства.

– Сонь, я командиром буду, старшим по званию, – Верден откинулся на спинку скамейки, посмотрев на меня снизу вверх. – Мне придётся приказы отдавать и решения принимать те, которые нужно, а не те, которые тебе нравятся, – разъяснил он то, о чём я, в принципе, и так догадывалась. – И тебе придётся подчиняться мне.

Ну, понятно, равноправия не дождусь. Я прищурилась и посмотрела на альбиноса ещё разок.

– Приручить не пытайся, – отрывисто произнесла, с безнадёжностью понимая, что он не отвяжется, с работой так уж точно. – Я не зверёк, и вестись на твоё обаяние не собираюсь.

– О, а я таки обаятельный в твоих глазах? – насмешливо поинтересовался Верден, заложив руки за голову. – Прогресс, однако.

– Да иди ты! – рявкнула я, выведенная из себя невозмутимостью старосты, и рванула дверь коридора, твёрдо намереваясь пойти спать.

Тоже мне, соблазнитель… Но я могла гордиться собой: один поцелуй не заставил меня тут же растаять и растечься лужицей и броситься в объятия Вердена с криком «Вася, я ваша навеки!» Страстного желания повторить не испытывала, хотя и врать себе не стала: было приятно, и мне понравилось. Ладно, пора спать идти, не хочется завтра на медитации уснуть ненароком. Вот, кстати, сяду назад и посмотрю, чем живут мои одногруппники, заодно цвета аур повторю. Верден сказал, что просто хочет меня? Проверю. Если не врёт, будет фиолетовым отсвечивать с зеленоватым – признак экстрасенсорных способностей. Если что другое, тоже увижу.

Вернувшись в комнату, я свернулась калачиком под одеялом и моментально вырубилась. Кошмары не снились, равно как и эротические сны с участием красноглазого недовампира.

Дальше я с головой окунулась в учёбу, напрягаясь по полной, так что на всякие глупости времени просто не хватало. При каждом удобном случае оттачивала упражнения по медитации, доводя до автоматизма, изучала Таро по книжке, наугад вытаскивая карту и стараясь понять её значение, а потом Николаич подкинул ещё одну идейку, вручив ящик и посоветовав просить в него спрятать что-то и по тем же картам пытаться угадать. Ольга тихо офигевала, когда я безошибочно определяла её фото с паспорта – вытянув королеву Посохов, что означало женщину-шатенку, потом сторублёвую купюру – какая-то карта масти Монет, проще не придумаешь, и на закусь – любимый кастет Грановской, Сила, по которой не сразу опознала предмет и для подтверждения карта Мечей, что говорило об оружии. Ну и так и повелось: после неизменной физкультуры медитация, потом упражнение с коробкой. Потом перекрёстный допрос друг друга по лекциям, зубрёжка рун по демонологии – нам начали рассказывать о способах нейтрализации всяких гадов с помощью пентаграмм и рунных формул. И спецзадания Николаича, кои я регулярно получала от него.

После успешной сдачи зачёта по медитации мы начали осваивать следующую ступень, умение видеть ауры без долгой концентрации. Точнее, у меня теперь получалось за пару-тройку глубоких вдохов почти сразу находить точку равновесия, частично расслабившись и убрав ненужные мысли, и мир вокруг расцветал. Кстати, Верден к моей досаде не соврал: его энергетическая оболочка ровно переливалась густо-фиолетовым всегда, когда смотрела на него, с неизменными зелёными всполохами, становившимися постепенно ярче – альбинос тоже не стоял на месте в плане развития способностей.

Он поумерил свой пыл, что не могло не радовать, но вместе с тем не упускал момента, при каждом удобном случае зажимая меня где-нибудь в уголке и приставая с поцелуями. И рада бы отбиваться, да вот только грубостей он по-прежнему себе не позволял, действуя настойчиво, но вместе с тем мягко. И без соплей и сюсюканий. Не пытался убедить, что весь из себя такой расписной и хороший, ну и я не дура, понимала, что цель у его действий одна: чтобы привыкла к нему, не шарахалась и не принимала в штыки его близость к своей тушке. Верден по-прежнему оставался самоуверенным типом, ироничным до зубовного скрежета – моего, – насмешливым и наглым, что демонстрировал при каждом удобном случае. Однако я обратила внимание, что альбинос научился очень точно выбирать стиль общения с людьми, поворачиваясь к ним то одной, то другой своей гранью. Той, которая нужна для установления нужных ему отношений. Манипулятор хренов…

Радовало то, что ко мне он свои штучки не применял, ибо я очень чётко чувствовала фальшь в поведении, а уж особенно, когда пошло дело с аурами. Со мной он был настоящим, насколько это было возможно, без всяких масок и театров одного актёра. Грело душу и то, что обманывать не пытался. Уважал? Возможно. Я не разбиралась, не до того было, честно. Оставила пока, как есть, благо дальше поцелуев дело не заходило, а целоваться с ним мне всё-таки нравилось. Иногда, под настроение, что случалось редко. Поцелуи тоже пока оставались достаточно целомудренными, без бешеной страсти. Скорее, просто нежные прикосновения к моим губам. Собственно, мы получали взаимную выгоду из нашего перемирия, потому что у меня туго шла рукопашка и рунные выкрутасы по демонологии, а у Тима подтормаживала анатомия – она началась у нас в начале ноября, – и медитация. Хотя зачёт по последней он сдал, уложившись в нужное время, однако впритык, за что получил по шапке от Николаича. Так что по вечерам теперь в нашей комнате собиралась тёплая компания из меня, Вердена и Ольги, и мы занимались до зелёных мушек в глазах и трясущихся рук, забив на время про разногласия.

Альбинос валял меня на ковре, заставляя отрабатывать скорость реакции и умение выворачиваться из захватов, потом я засаживала его медитировать, держа за руки и дыша вместе, чтобы синхронизировать и запустить процесс мгновенной концентрации. Потом руны – я исписывала формулами и исчерчивала замысловатыми пентаграммами листок за листком, от усердия высунув язык. Дальше мы гоняли друг друга по лекциям и семинарским вопросам и заданиям. Ну и на закусь я открывала анатомический атлас и терзала Вердена по строению человеческого тела. У нас начались занятия по воздействию на разные органы, это уже в середине ноября, но пока теоретические – впереди маячил зачёт по этой самой анатомии. У меня он стоял автоматом, милая женщина средних лет, Екатерина Сергеевна, убедившись, что я не путаю расположение желчного пузыря и поджелудочной, и основательно погоняв меня по тренажёру, вредничать не стала.

А ещё, неожиданно пошла стрельба. Может, дело действительно в моих способностях, но зачёты дядь Жоре я сдавала со скоростью пулемёта, выбивая центр мишени практически из любой пушки. Как-то очень легко получалось прицелиться, и яблочко словно приближалось, становясь больше, оставалось только жать на спусковой крючок и получать очередную подпись под одобрительное ворчание нашего физрука. Мы с Верденом даже устроили что-то типа социалистического соревнования, кто быстрее освоит новую пушку. За всеми этими прелестями учёбы безумная идея Ольги соблазнить вредного и порой наглого альбиноса на предмет проверки его состоятельности в постели отошла на задний план. Не до того было с нашими нагрузками.

Ближе к Новому Году, когда народ научился видеть ауры, затрачивая на концентрацию не более пары секунд, и когда все сдали анатомию, Николаич начал учить нас изменять процессы в организме, вызывая ту или иную реакцию. О, такая веселуха началась, куда там обычным шалостям студентов… Особенно учитывая, что одновременно нам поставили в расписание биохимию, куда ж без неё. Куратор сначала зачитывал теорию по болячкам и расстройствам внутренних органов, далее мы строчили на биохимии длиннющие названия ферментов и катализаторов, на что распадаются белки, жиры, углеводы, как выводятся вредные вещества, и для чего нужен цикл Кребса. Полный апофигей, особенно учитывая, что преподавательница, высокая и сухая, как палка, Марианна Викторовна, гоняла нас как сидоровых коз, устраивая перед каждой лекцией письменные мини-опросы. Картина маслом: лестница, плавающие сизые клубы дыма и студенты со стеклянными взглядами, уткнувшиеся в тетради. Если прислушаться, бубнёж состоял из следующих реплик:

– Рибосомная РНК содержится в митохондриях…

– Макроэргические связи в молекулах АТФ… Придурок, сам ты макроэротический!! Расшифруй, раз такой умный, что такое АТФ?!

– Аденазинтрифосфорная, ушлёпок, и очень неустойчивая!

– Цикл Кребса, цикл Кребса… ага-а-а, цикл трикарбоновых кислот… А-а-а, ё-моё, народ, я не успел переписать с доски, что после сукцината получается!!

– Фумарат, дятел.