Джулия и акула

Джулия и акула
Киран Миллвуд Харгрейв

МИФ ДетствоМИФ. Книги-события
Захватывающая история о девочке, её маме и таинственной гренландской акуле. От автора бестселлеров и лауреата литературных премий.

Джулия проводит летние каникулы с родителями на старом маяке в Шотландии. Её мама, морской биолог, ушла с головой в свой главный исследовательский проект, посвящённый гренландской акуле. Эта северная акула, способная прожить несколько сотен лет, встречается так редко, что многие считают её мифом. Но если всё же удастся её отыскать – возможно, наука получит ключ к продлению человеческой жизни.

Десятилетняя Джулия тоже любит морских животных и в будущем хочет стать морским биологом. Но ей уже начинает казаться, что из-за этого смелого, почти фантастического научного проекта они с папой вот-вот потеряют маму навсегда.

Значит, понимает Джулия, единственный способ вернуть маму – это отправиться на поиски акулы самой…

На русском языке публикуется впервые.

Киран Миллвуд Харгрейв

Джулия и акула

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Original title: Julia and the Shark

Text copyright © Kiran Millwood Hargrave, 2021

Illustrations copyright © Tom de Freston, 2021

The moral rights of the author and illustrator have been asserted

First published in Great Britain in 2021 by Hodder & Stoughton Limited

© Калошина Н. А., перевод, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

* * *

Издательство «МИФ» благодарит Полину Властовскую, Марию Шакура, Катрин Экклс и Марзену Карри за помощь в издании книги.

Розмари и Лавендер, благодаря которым стало возможно всё, что следует дальше

Глава 1

У моря больше тайн, чем у неба. Мама мне объясняла, что, когда море тихое-тихое и падают звёзды, некоторые небесные тайны влетают вместе с ними в море и становятся морскими. Когда мы жили на маяке, я выходила на галерею и длинным сачком для крабов пыталась поймать хоть одну тайночку, но так и не поймала.

А когда ночью бушевал шторм и швырял море в небо, а небо – в море, мелкие брызги поднимались до самого верха, до луча. Они облачками вплывали в окошки папиного кабинета и рассеивались по всему полу. Утром, открыв глаза, я вслушивалась в плеск волн – и тоже никаких тайн, никаких знаков с неба. Может, тайны просто тонут в ночи, как рыбы в воздухе.

Меня зовут Джулия. Я расскажу об одном лете, когда я потеряла свою маму, а нашла акулу, которая древнее дубов. Но не волнуйтесь – даже если это и спойлер, он не испортит конец.

Джулией меня назвали в честь моей бабушки, которую я никогда не видела, и ещё в честь папиной любимой компьютерной программы. Мне десять лет и двести три дня. Но это я, конечно, не сама считала, а попросила папу, просто я не очень люблю числа. Зато люблю слова. Числа можно передать словами, а слова числами не передашь – значит, слова главнее, правда?

А папа говорит: неправда. Ну да, он же работает с одними числами. Мы из-за этого и оказались в Шетланде, на старом маяке. Папу позвали написать специальную программу для маяка, чтобы всё в нём происходило автоматически. Раньше на маяке жил смотритель, лампа была не тысячеваттная, с вольфрамовой спиралью, а газовая и зажигалась от искры. И в звёздах то же самое: газ и искры.

От Шетланда до Норвегии ближе, чем до Англии. И даже чем до Эдинбурга. Чтобы найти Шетланд на карте, надо поставить палец на Хейл – это в Корнуолле, мы там живём, – и вести по диагонали вверх, вверх и вправо, до островов, которые похожи на чернильные брызги, – это Оркней, Оркнейские острова. И ещё выше, до следующих чернильных брызг, – вот это и будет Шетланд, группа Шетландских островов, архипелаг. Туда мы и отправились, на остров Анст.

Анст, Шетланд, Шотландия.

Мне нравится, как люди там произносят название своей страны – как будто в этом слове спрятана ещё целая куча букв. Шо-аут-лаундия! Ещё важная вещь про слова: у них внутри бывают как будто секретные комнаты. И слова всё время меняются – смотря из чьего рта вылетели. Если из моего, то иногда они так меняются, что превращаются во что-то совсем другое, и папа тогда говорит: ну это уже враньё.

А у чисел никаких тебе секретных комнат внутри. Мой папа работает с языком чисел, который называется «двоичный код». В Оксфордском словаре слово «двоичный» объясняется так:

(прил.) связанный с двумя величинами; состоящий из двух частей.

С двумя, из двух. Правильно – неправильно. Правда – неправда. Ну и куда тут втиснуть секретную комнату?

И маме по работе тоже приходилось иметь дело с числами, но всё равно она всегда больше любила слова. А вообще, для учёного, конечно, важно и то, и то. Числа помогают отследить, сколько чего, но объяснить всё это можно только словами.

В Корнуолле мама изучала водоросли – вот те, которые очищают воду от вредных веществ. Когда-нибудь они, наверное, научатся даже перерабатывать пластиковый мусор. Может, вы смотрели такое видео – морская черепаха, и у неё в носу застряла пластиковая трубка от сока? Я смотрела давно, но та черепаха до сих пор у меня перед глазами. Хочу её забыть, а не могу. Но, может, и правильно, что не могу. Если делать вид, что чего-то нет, оно же от этого не исчезнет.

Когда папе предложили работу в Шетланде, мама первая сказала, что мы едем туда вместе и на всё лето. Потому что её водоросли – они, конечно, важные и должны помочь черепахам, но в Шетланде она будет ближе к тем существам, которых всю жизнь мечтала изучать, – к самым крупным обитателям самых холодных морей.

В университете она изучала китов и даже написала длинное-предлинное эссе про кита, который пустился странствовать вокруг света в одиночку, потому что он пел не на тех частотах, на каких поют все киты. То есть он их мог слышать, а они его нет. Я немножко понимаю, как он себя ощущал. С тех пор как мама заболела, у меня иногда бывает такое чувство, будто я ору громко-громко внутри себя. Но мамино самое любимое на свете существо – не кит, а акула. Гренландская акула. А раз акула мамина, то прошлым летом она стала и моей тоже.

Слова послушные, и мне нравится, что они тоньше чисел. Вот, допустим, я хочу рассказать вам свою историю, но так, чтобы она получилась правдивая и вы бы поняли. Если я вдруг начну рассказывать в числах, тогда получится, что из всех чисел про маму самое важное теперь – 93875400, номер с её больничного браслета. Но число 93875400 ничего не расскажет о маме. Это могут только слова. И то не всегда.

Я в них запутываюсь. Вот это самое плохое в словах, но это же и самое хорошее. Они означают столько всего сразу, от каждого слова будто тянутся ветви, корни, они такие длинные и их так много, что, если не знаешь точно, куда тебе нужно, можно в них заблудиться, как Красная Шапочка в лесу. Так что я лучше сейчас вернусь немного назад. Вспомню, куда я шла и куда мне нужно. Мне нужно туда, где мама.

До Шетланда мы добирались четыре дня. Это в два раза дольше, чем слетать в Австралию, туда и обратно. А Австралия ведь на другом конце света. Я-то думала, теперь, когда есть самолёты и всякие там суперэкспрессы, такого уже не бывает, – а вот и бывает: нам пришлось ехать на машине, потому что у нас с собой были книги, они слишком тяжёлые для самолёта. И была наша кошка Лапша, она слишком громко орущая для суперэкспресса.

А Лапша она, потому что сначала, когда ещё была мелкая, вся целиком помещалась в пластиковый стаканчик из-под лапши быстрого приготовления. Саму лапшу папа съедал на обед, а стаканчики мама ополаскивала и потом проращивала в них помидорные семечки, ну просто выбрасывать пластик она терпеть не могла. А вы слышали, что у пиратов на кораблях жили кошки? Вот, Лапша у нас самая настоящая пиратская корабельная кошка. Если маме надо было сплавать на лодке на какую-нибудь ферму морских водорослей, она всегда брала с собой Лапшу. И Лапша сидела на носу лодки и шипела на море.

Уехать и оставить Лапшу в Корнуолле мы, естественно, не могли, поэтому мы пошли и купили ей клетку-переноску. Причём переноска эта была большая, собачья, она занимала почти всё заднее сиденье, а я сидела притиснутая к двери, и у моих ног стояли стаканчики с помидорной рассадой. Внутри переноски папа закрепил несколько полочек, чтобы можно было перебираться с одной на другую, а лоток отделил заборчиком – чтобы, когда надо, Лапша могла за ним спокойно рыться.

– Только бы не какала в дороге, – сказала мама. – У неё такие вонючие какашки.

– У всех вонючие какашки, – сказал папа. Ну правильно сказал.

Да, вот это у меня, конечно, получилось не очень: родители первый раз говорят что-то вслух – и сразу про какашки.

Но Лапша всю дорогу так истошно мяукала, что ей вообще, кажется, было не до лотка. Это у кошек такая суперспособность, они могут терпеть долго-долго. А люди не могут. И они ещё много чего не могут. Пока мы ехали, сто раз останавливались, чтобы сходить в туалет, или чтобы мама сменила папу за рулём, или наоборот. По дороге мы слушали аудиокнигу – «Воронье пугало» Дика Кинг-Смита, но она оказалась такая грустная, что мы почти всё время плакали.

Я отслеживала наш маршрут по карте. Мама с папой бумажными картами теперь не пользуются, у них навигатор, и они смотрят в экран. Но, по-моему, бумажная карта гораздо интереснее. На ней сразу всё видно. И дороги похожи на реки. Или на вены.

В первую ночь мы остановились в какой-то семейной гостиничке в Западном Мидленде, но хозяева, муж и жена, оказались жутко привередливые, они сказали, что с собаками к ним можно, а с кошками нет. Искать что-то другое было уже поздно, поэтому папа остался ночевать с Лапшой в машине, а я спала с мамой на огромной кровати с водяным матрасом – наверное, лет сто назад такие были в моде.

– Прямо как у кита в брюхе. – Мама ворочалась с боку на бок, никак не могла улечься. – У него внутри тоже всё булькает и стонет.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Слышала. Однажды у нас кит проглотил микрофон – мы тогда записывали пение китов с помощью микрофонов. И оказалось, что громких звуков там больше, чем в море. – Дыхание у мамы сразу выровнялось и стало спокойное-спокойное. Я это помню с детства: так было всегда, когда она начинала говорить о море.