Опасная профессия

И совсем иное – меня.

Подобная перспектива едва ли может устраивать. Надо что-то предпринимать и как можно скорее. Но спокойнее, спокойнее, главное – не оставить следов, тех, что могут вывести…

Лучше сразу к делу.

Странное состояние – еще секунду назад я кипел, был полон решимости, планы громоздились один на другой, грозя перехлестнуться через порог сознания, а теперь… внезапная пустота, слабость, вялость. Должно быть, адреналин схлынул, оставив меня наедине с человеком, который перестал существовать всего несколько минут назад. По моей вине, что ж, это дело второе, но ведь делать-то что-то надо.

Я стер холодной липкий пот с лица и присел на корточки. Пару раз глубоко вздохнул, выдохнул. Еще раз.

Вроде полегчало. Так.

Кашне, совсем забыл о нем!.. Нет, не забыл, просто, просто…

Что-то не так. Неладно что-то в Датском королевстве. Шутка даже кривой усмешки не вызвала, наоборот. Не до острот сейчас, надо снять кашне.

Я коснулся рукой шеи мужчины и замер. Снова дрожь, ее только не хватало, но на сей раз недолгая. Через пять минут я снова был в норме. Только слегка кружилась голова, и мутило от вида лежащего рядом тела.

Как-никак первый раз в жизни. И все прошло без сучка, без задоринки. Меня охватила странная эйфория… да я же снова забыл о самом главном. Кашне, будь оно неладно, кашне!

Узел долго не хотел поддаваться, пальцы, липкие от пота, дрожат, не хотят слушаться, черт знает, что такое. Хорошо хоть голова ясная. Так, еще немножко отпустить, узел ослабел, теперь продеть конец шарфа в петлю, еще раз… и можно праздновать маленькую победу. Кашне в моих руках.

Я торопливо засунул его в карман пиджака, нет, не торчит. Не видно, что у меня там, только неясно выпирает и все. А может во внутренний… нет, не влезет, да зачем, я же все сделал правильно, правильно.… Господи, я уже разговариваю сам с собой.

А местные газеты будут в восторге. Но что же делать с мертвецом? Стащить с тропинки в кусты, или оставить, как есть, по моим представлениям, здесь и так достаточно глухое место. Редко кто пройдет этой тропой до конца.

Или все же проходят?

Тогда мне надо что-то делать. Или оставить… опять я на одном и том же повторяюсь. Необходимо решать.

Лучше стащить в кусты, вот туда, тогда прохожий подумает… что он может подумать? – почем я знаю. А, вообще, надо учиться думать за милицию, как они. Так оставить или нет? Да или нет?

Хорошо, что я не обшарил карманы в поисках документов или чего подобного. Пускай все остается в неприкосновенности, тогда одним мотивом будет меньше, сведение счетов станет основной гипотезой. Что мне и на руку.

При этих словах меня разобрал невольный смех: неужели все так просто? Все так действительно просто?

Завтра ли, послезавтра, на той неделе, когда-нибудь, не так быстро, но и не слишком долго, тело найдут. И будут искать дальше, сообразно тому плану, который попытаюсь разработать я. Такой, чтобы он выглядел предпочтительнее прочих, ведь, как известно, на всякого мудреца… да что говорить, главное сейчас… кашне я убрал, труп не трогал, следов не оставил. Натоптал тут безмерно, да натоптал, мудрая мысль, надеюсь, не забуду: стоит поменять ботинки, нет, не здесь, в том городе, куда я… а если они возьмут след? Да нет, чепуха, какой след. Я не оставлял вещей и… может, подобрать окурок? Если я найду его, конечно. Глупо, еще раз глупо, лучше оставить все как есть… лучше оттащить его с тропинки вон в те кусты, чтобы подумали, что я пытался замаскировать труп. Но так, чтобы его заметили, очень важно, чтобы его заметили. Я понаоставляю следов тогда… хотя у меня с собой перчатки, да, те самые осенние перчатки в кармане плаща, хотя и август, но погодка теплом не балует; хорошо, что я не забыл их. Кожа их не даст оперативникам ничего, а перчатки… что ж, я их сожгу.

Я надел позабытые в нужное время перчатки и взялся за труп. Бывший мужчина оказался на редкость тяжел и грузен, он сопротивлялся мне и после смерти как мог.

Проволочив его метров пятнадцать, я остановился и отошел на тропинку. Вернулся и проволок еще немного. Невообразимо тяжел, я весь покрылся потом, пока возился с ним. Затем вернулся на тропинку.

Теперь случайный прохожий мог заметить, ежели догадается повернуть голову в нужную сторону, чьи-то подозрительно торчащие из-за кустов боярышника ноги, обутые в дорогие ботинки и брюки с искрой. Последний писк, как я полагаю. Даже после смерти труп выглядел респектабельно. Обыватель, даже самый отвлеченный от мирских забот, поймет это с первого взгляда.

Что и нужно.

И закрутятся, завертятся колесики машины, и пойдут имена свидетелей, которых нет, знакомых, которых много, но все они ни при чем, родственников, и близких – интересно, был ли женат убиенный? Вспомнят также о симпатизирующих ему или презирающих людях, с которыми он имел контакты, которым его лицо источало масляную улыбку тонкими губами или хотя бы благожелательно прикрывало в знак одобрения, карие глаза, так близко расположенные друг к другу, что кажется, будто римский нос не разделяет, а, напротив, сводит еще ближе.

Вот я и занялся физиономистикой. К чему спрашивается, чтобы запомнить лицо? Я и так его не забуду.

Что там со временем? Я взглянул на часы, половина шестого, пора в гостиницу. Хотя она и рядом с вокзалом, неизвестно, сколько времени я провожусь с багажом и выпиской. Наша страна тем и хороша, что никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Я повернулся и быстрым шагом отправился в сторону города, стремясь побыстрее выбраться из-под густых крон ельника.

– Странно, что Марат Вадимович все еще не звонит. Я послал сообщение ему с час назад.

– Может, не прошло?

– А где он в это время мог быть?

– Не знаю. С этой новомодной техникой такая беда – может отказать в любой момент…. Послушайте, надо повторить вызов. Пока не к спеху.

– Согласен, не к спеху. До восьми вечера можем подождать. А вот что, если…

– Никаких «если», повторяйте.

Пальцы собеседника проворно забегали по клавишам телефонного аппарата.

– Добрый день. Девушка, будьте добры, отпечатайте сообщение абоненту 1025… да… Содержание такое: «Марат Вадимович, встреча не переносится, все договоренности остаются. Ждем вас». Что? Да нет, подписывать не надо. Большое спасибо. До свидания.

Пришлось вернуться за бритвой, такое со мной в первые. Вроде бы упаковал, точно помню, что видел ее в чемодане, но, поди же ты… оказалась, преспокойно лежит на туалетном столике. Хорошо, догадался все проверить перед уходом.

Ладно, с этим обошлось. Билеты на месте, на дорожку я посидел, пора и в путь. До вокзала можно проехать на такси, не из-за времени, а по простому желанию выпендриться перед самим собой и кем-то еще, кто увидит и хмыкнет, поражаясь расточительству некоторых людей, которые вызывают авто, вместо того, чтобы пройтись пешком пять минут или проехаться две остановки на «двушке» – местном автобусе.

Бог с ними, конечно. Хотя ждать прихода поезда мне придется более получаса, не знаю, куда денусь на этот срок; я и книжки с собой ни взял. Зато с шиком подкачу к платформе. Вот так. Хотя этот жест и выдаст во мне человека мелочного.

У меня огромный запас времени, но я тороплюсь, я заполняю бланк, расписываюсь в гроссбухе администратора гостиницы с такой поспешностью, которой от себя никак не ожидал.

И пустота на душе, жуткая пустота. Я совершаю движения, не замечая их, я механически прощаюсь с администратором, пожелавшим мне счастливого пути, с носильщиком, занесшим мои вещи в такси, еще одна любезность, от которой в кошельке на несколько рублей станет меньше; но любезность последняя, если не считать водителя.

Я выписываюсь с некоторой навязчивостью, от которой бросает в дрожь, а в кармане пиджака все еще лежит то злосчастное кашне. Точно не мог бросить его в ближайшую про пути урну, не будут же они перерывать все урны в поисках неизвестно чего. Я не знаю.

Мне все равно. Пока еще все равно, я действую на автомате, отключив свои чувства до неопределенного момента, который непременно наступит. Я уже в новых ботинках, те, то побывали в лесу, лежат в коробке, я избавлюсь от них по дороге, в вагоне, может, просто выброшу в окно в тамбуре, если позволит случай.

В такси я пуст; молча расплачиваюсь с водителем, он любезно помогает мне выгрузить багаж, сообщает, что-то о расписании поездов, я не слушаю, кажется, он рассчитывает на очередной «дашбаш».

В привокзальном киоске ничего интересного, я покупаю старый номер местного еженедельника – хоть какое-то чтиво – и, пока дожидаюсь поезда, успеваю прочесть его от корки до корки.

Вагоны тащит старенький электровоз, чахлый, замызганный, напоминающий доисторическое животное, которое впрягли в непосильную для его возраста ношу. В билете указан только вагон, места берутся «на ура». Я выбрал кресло у окна по левую сторону, и, ожидая отхода, погрузился в размышления. Ни о чем, мысли текли, не возвращаясь в прошлое, точно на их пути возникла непреодолимая блокада, блуждали меж околовокзальных впечатлений, пропадали и появлялись вновь, пустые и ненужные.

Кашне оставалось у меня в кармане; странно, я не вздрагивал, не покрывался холодным потом, когда вспоминал о нем, констатировал факт своей неразумности. После отправления я с ним распрощаюсь. На сей раз точно. Как и с ботинками.

Минут за семь до отправления в вагон вошла женщина, предлагавшая книги по сниженным ценам: любовные романы, боевики и детективы в мягкой обложке по пять рублей за штуку. Я спросил у нее Чейза или Маклина, то в ответ покачала головой: только отечественные авторы. Взять что-либо и, тем самым, поддержать их, если не морально, то материально, я отказался. Никого из современников я не читал, да, признаться, желания не возникало. Может, я и не прав, хвалят же наших детективщиц. Да и пускай хвалят.

Мимо меня прошествовала молодая мама с сумками и небольшой хозяйственной тележкой, за ней поторапливался малыш семи-восьми лет. В одной руке он нес пластиковый пакет, в другой – замусоленную раскраску. Заметив мой взгляд, остановился, забыв про родительницу и принялся с интересом разглядывать меня. Спустя полминуты обоюдного молчания он произнес первую фразу для начала знакомства:

– Дядя, хотите взглянуть какого мне котенка на день рождения подарили?

Я кивнул на соседнее кресло, присаживайся, мол, и показывай свое сокровище. Малыш так и сделал, убрав книжку в пакет и бережно вытащив из-за пазухи крошечное рыжее создание с голубыми, точно небушко, глазами.