Нет имени страшнее моего

– Я сам, – Абаим поспешил на выход, но немедля запутался в дверях, так что хранитель ключей успел подойти прежде, чем новоявленный император поставит себя в неловкое положение еще раз. Открыв нужную дверь, он успел произнести: «Идет государь», – прежде чем Абаим выскочил в приемную. Гонец заблаговременно повалился на колени, прижавшись худым жилистым телом к дорогим коврам.

Подняв голову, посыльный поспешил доложить, что тысячник прибыл в место, указанное государем, и привел с собой всех сотников, кроме одного. Тот болен и не может подняться, какую казнь ему определит господин? Абаим покачал головой, на лице нарочного явно прочиталось расстройство подобной мягкостью. Впрочем, все можно списать на беспокойный день. Приказав гонцу подняться, Абаим отправил того к послам, поджидавшим его высочество во дворце Тысячи ночей. Когда посыльный выбежал из дома приемов, Абаиму подумалось, а не привести ли тайным ходом послов сюда, но мысль, мелькнув в голове, немедля исчезла – лучще не надо никому знать про убежище нового полуимператора.

Старик указал на дверь, ведущую в тайный ход. Всего подобных ходов из замка насчитывалось девять – настоящий лабиринт, проложенный под всеми строениями твердыни, правда, большей частью давно не использовавшихся. Только два основных хода: под Арсенальной башней до дворца Тысячи ночей, и до здания Совета тайных дел, сохранились в сносном состоянии, хотя первый и серьезно пострадал неделю назад, во время восстания нганасанов. Укрепительные работы еще не закончились, Абаим пробирался мимо только поставленных балок, откуда, во избежание встречи с императором, были изгнаны на поверхность все рабочие, разбиравшие ходы под присмотром мага, затем дарующего всем им забвение и щедрую оплату за услуги и вынужденное молчание. Наконец, точно под Невестиной башней, узрел своих старых знакомых, медленно, точно в забытьи начавших опускаться на колени.

– Верные мои соратники, – начал Абаим и замолчал на полуслове. Как просить у них, что сказать им? Заготовленные слова теперь казались лишними. Новое положение обязывало к чему-то другому, к повелениям и приказам, но уж никак не к той беседе, которую бывший всего-то месяц назад сотником заготовил и пытался сейчас произнести. Хвала небесам, боги заткнули его несносный язык раньше, чем он догадался довести речь до конца.

Он откашлялся и начал сызнова.

– Вы славно трудились на благо города и мое благо что в былые времена, что в битве с восставшими. Теперь я хочу, чтоб вы служили мне лично, став моей стражей. Жебрак, тебя я назначаю начальником императорской стражи, тебя, Рата?й, его первым заместителем, – бывший прежде тысячником и ставший недавно сотником его старые друзья немедля подняли головы, а затем склонились еще ниже. – Замену себе на прежних должностях подберете завтра, сегодня вы нужны мне все. Ратай, мне требуются еще люди, всего две дюжины. Самых надежных, что ты знаешь, – он чуть было не добавил «верный мой соратник», едва успел спохватиться.

– Я наберу, господин, – Абаим только успел сказать: «ступай», как тот растворился во мраке хода. Император вздохнул с некоторым облегчением, задача личной безопасности на первое время решена. Но тут голос поднял старый Жебрак.

– Прости меня, господин, за дерзость, но столичные дела требуют моего присмотра, к тому же ты сейчас обезглавил, пускай и на краткое время, дружину. Если позволишь, я найду замену, а ты, государь, найди тогда замену мне, – и склонился, ожидая ответа на подобную дерзость. Абаим нахмурился, но смолчал и произнес только:

– Будь по-твоему, оставайся в городе, – хотя опыт Жебрака ему бы очень не помешал, но ему пока есть на кого положиться. – Вместо тебя командовать отрядом моей защиты станет Гове?нда, – тот послушно склонился, оружие звякнуло о камень. – Теперь ступайте за мной.

Жебрак исчез так же неприметно, как и Ратай. Едва видным в темноте ответвлением от главного хода они прошли к оружейной. Абаим приказал сотникам переодеться и взять столько оружия и доспехов, сколько могут унести, после чего провел их в дом приемов, где повелел занять позиции, не пускать никого, кроме хранителя ключей, и ждать возвращения государя. Взяв троих с собой в качестве не столько телохранителей, сколько почетного и внушающего уважение к новому правителю сопровождения, он отправился на встречу с послами. На полдороге Абаим развернулся.

– Мне нужна Картли, – просто произнес он.

Глава 7

Переговоры прошли скоро, но не споро. Император, ссутулившись с непривычки, сел на почетное ложе, не зная, как лучше устроиться перед самозваными представителями захваченных земель, а Картли и двое послов, – странно, остров Твело представляла женщина, – опустились на ковры, и с колен принялись говорить.

Поначалу это был монолог. Не имея чести знать новоявленного императора, и почему-то считая переворот не то дешевым ловкачеством убиенного полубога, не то интригой приближенных, которая должна вот-вот завершиться, послы принялись поначалу за рассказ о внутреннем устройстве Сакара и Твело, затем, поговорили об угнетателях. Говорили разом, иногда мешая друг другу, смолкая и вновь начиная разговор, – до тех пор, покуда Картли не прикрикнула на них, одной фразой втолковав непонятливым: кажется, говорила она о своем участии, фраза «я жива», услышанная и вроде правильно понятая Абаимом, повторилась в ее устах дважды. Засим последовала тишина, перешептывания и новый рассказ. Совсем о другом.

Похоже, между убиенным полубогом и самопровозглашенными послами намечалась сделка, теперь незаметно выросшая в сговор. Или предложение помочь в удержании власти, как ее преподносили сами послы новому государю. Все дело в том, что остров Сакар месяц назад поднял восстание против Мангазеи, и туземный народ довольно успешно оборонялся от войск захватчиков. На Твело обстановка выходила чуть хуже: корпус там держался, пускай и только на территории собственного лагеря, но выбить пятитысячную армию с острова сакарцам никак пока не удавалось. Впрочем, корпусу перерезали доступ к воде, выбраться из лагеря, оказавшегося ловушкой, он вряд ли бы смог без подкрепления. А новые войска не спешили появляться, правитель, некогда при помощи Островной империи захвативший эти два острова, и сам едва держался на престоле. Но дело было не только в шатающемся троне, а еще в старшем генерале Истефе, том самом, что со своим воинством перешел на сторону врага и удерживал сейчас крепость и порт Чамалин. Послы говорили и от его лица, через мятежного генерала пытаясь выискать пути к безопасному освобождению и признанию своих земель свободными от прежних владельцев, а лучше и безопасней – перешедшими под влияние Островной империи. За это они желали передать в руки прежнего государя самого генерала Истефа, либо только его голову, как императору будет угодно.

Как выяснилось, послы имели на него старшего генерала не просто влияние, с их помощью, как выяснилось, Истеф сумел и перейти на сторону врага, и получить помощь чамалинцев, составивших костяк его новой армии, и успешно выбить из города-крепости остатки имперских войск. Больше того, исключительно советами прибывших послов, вернее, представительницы Твело, обладавшей искусной магией, особенно в деле ведения переговоров, Истеф и решился на столь дерзкий и отчаянный шаг. Теперь же ею предлагалось, что мятежник поддержит нового императора. Ибо тот всегда желал смерти убитому Абаимом полубогу, собственно и восстание устроил по этой причине.

Вот теперь, в сбивчивом и непонятном на первый взгляд рассказе стал проявляться новый подтекст. Оказывается, и события на Чамалине, видимо, не без помощи волшебницы с Твело, оказались связаны с заговором против государя. Возможно, именно они послужили основой всех последующих событий, Абаим решился даже предположить, что сама чародейка подтолкнула не слишком решительную троицу заговорщиков действовать быстрее и поспешить с выбором куклы для назначения оной новым самодержцем.

Интересно, что же она наплела такого самому старшему генералу? Абаим помнил его весьма осторожным во взглядах, пусть и тщеславным, но еще и умелым полководцем. Быть может, она просто одурманила Истефа, почуяв выгоду от любой сделки? Ведь тогда посол станет правителем острова, пусть и вассальным на словах, но не на деле.

Впрочем, сама искусница собиралась отправляться первым же судном до Чамалина, едва лишь будет проведен обряд восшествия на престол нового императора, конечно. Ходу до места всего четыре дня, если повезет с ветром, хотя трудно поверить, чтобы ей и не повезло. В Чамалине она постарается объяснить обстановку и прельстить новыми возможностями, объяснит изменнику, что старший генерал не просто останется таковым, но получит больше. Истеф станет главным военным советником самое малое, и право стоять в присутствии первого лица, и еще много того, до чего охоч чванливый перебежчик. Ла?мза с радостью возьмется за это дело, стоит только господину дать на то согласие. И если господин доживет до своей интронизации, понималось между строк.

Волшебница с Твело замолчала и выразительно глянула на Абаима. Затем перевела взгляд на Картли. Та помалкивала, опустив голову послушно, как и положено, ожидая слов государя.

– Зачем Чамалину поддерживать меня? – помедлив, спросил Абаим, желая одним вопросом узнать и про непокорные острова, и про мятежный клочок континентальной земли.

– Чамалинцам тоже нужен Тис, – просто ответила Ламза.

– Он нужен многим. Мангазее, Юраке. И вам, как я посмотрю. – Она кивнула, но спохватившись, утвердила ответ словом:

– Этот остров некогда принадлежал нашему народу. Мы изгнаны с Тиса, но он до сих пор почитается и нашей частью, и, больше того, неотторжимой частицей сердца каждого жителя Сакара и Твело. И пусть храмы разрушены юракским наместником, капища уничтожены, а на месте священных прудов теперь болота, но гору Агри, суть, мост между миром небесным и подземным, даже дикари осквернить не посмели. Переименовали в Чияя, но что значит имя? Священная гора остается горой, как ее ни назови.

– И только это?

– Наши тайные капища, как докладывают нам лазутчики наши, все еще остаются в неприкосновенности – те, что расположены в самых недрах великой Агри.

– Выходит, мне все равно придется штурмовать Тис.

– Господин вправе поступать, как ему вздумается, и творить дела по собственному разумению, – спокойно ответствовала Ламза, глядя ему прямо в глаза. Абаим с превеликим трудом выдержал ее взгляд, внутри него что-то загорелось и потухло за эти долгие мгновения.

И снова тишина. Посол Сакара покорно отступил, отполз подальше, пока говорила представительница Твело. Видно и он являлся лишь мелкой монеткой среди серебряных и золотых кругляшей, распоряжавшихся сейчас жизнью нового государя. Абаим поднялся и под мягкий стук лбов о ковры, велев ждать, вытащил Картли в соседнюю совещательную комнату, закрываемую на две следующие одна за другой двери, обитые кошмой.

Разговор она начала первой.

– Господин мой, напрасно ты так поступил, – Абаим нервно обернулся, но женщина, торопливо ткнувшись головой в ковер, продолжила: – Досточтимая Ламза очень сильная ведунья, ей не составит труда в твое отсутствие, даже самое краткое, понять, что на самом деле происходит при дворе.

– Точно она еще не поняла этого, – Абаим устало присел на ковер рядом с ней. – Я вижу, ты хорошо знаешь ее.

– Да, мой господин. Досточтимая была моей наставницей в былые годы, она же увезла меня с Тиса в свое время, когда юракский царь Кохи?н Кривой захватил власть на острове, а затем, вступив в переговоры с Мангазеей, окончательно изгнал сакарцев, главных ее недругов. Это случилось, когда я уже служила помощницей жрицы Храма под горой, а она…, – и тут же замолчала резко, до белизны, сжала губы. Не то боясь проговориться, не то опасаясь волны воспоминаний.

– Тогда скажи мне, помощница, чего им на самом деле надо на острове? Кроме храма, – но Картли лишь покачала головой.

– Господин мой, уверяю тебя, помыслы их мне не известны.

– Но они хотят взять тебя у меня.

– И, тем не менее, уверяю тебя, господин мой… – иного ответа от нее он не добился, как ни упорствовал. А затем спросил:

– Чего от тебя хотел прежний император на Тисе? Твой муж? – она вздрогнула, как от удара. Сжалась. И снова не смогла ответить. Так, ничего не добившись, Абаим вернулся в зал, воссел на неудобном ложе и поинтересовался, каким залогом будет обладать он в случае согласия. Ламза не задумалась ни на миг.

– Досточтимый супруг мой, правитель Сакара в изгнании, – кивок в сторону согбенного посла, – останется здесь, во дворце Тысячи ночей, в качестве заложника, – Абаиму показалось мало, тогда она согласилась оставить и свою дочь, молодую девушку, которую уже начала обучать мастерству чародейства, и которая согласится остаться под стражей, если таковым станет условие господина.

О дочери он слышал впервые, оглянулся на Картли, та кивнула в ответ – да, знает. Когда вошла девушка, тонкая как стебелек и хрупкая, словно стекло, его избранница кивнула вторично: все верно, она. Не то Ламза действительно поставила на карту многое, не то…. Нет, сейчас не выяснить все одно.

Абаим оглядел дочь чародейки, распорядился отвести ей покои и кликнул десятника, повелев привести как можно больше людей, дабы не смущать и не беспокоить остававшихся во дворце заложников. Ламза невольно улыбнулась странным словам, слетевшим с уст, но ничего не сказала. Абаим поинтересовался, где она проведет время до интронизации.

– Если господин позволит, вместе с семьей, – кратко ответила госпожа посол. Абаим пожал плечами и, поднявшись, дал ведунье свое слово, тем самым, подписавшись подо всеми обязанностями. Едва оторвав лоб от ковра, она мелко кивнула в знак признательности. Кажется, на лице появилась улыбка, или только показалось государю, Абаим не стал выяснять, достаточно того, что он уже понял. Подхватив Картли, он покинул дворец, вернувшись к своему новому месту проживания. Приказал только слугам обо всех, приходящих к послам, докладывать ему немедленно.

Охрана к этому времени заметно увеличилась, посланный за людьми Ратай вернулся с куда большим числом стражей, чем изначально желал собрать: всего в распоряжении императора оказались тридцать два человека, и каких человека! Сотник все указания понял с полуслова: выяснилось, что вскоре после отбытия Абаима в дом приемов стали ломиться люди астролога. Двое убитых и несколько раненых заставили их отвратить свои взоры от новых покоев нового императора.

– Трупы мы сохранили для вас, господин, можете осмотреть. – Да, люди астролога, только хорошо вооруженные, не то что днем. Абаим нервно дернул щекой, промолчав – от заговорщиков всего можно ожидать. Напрасно он решил, что те хоть немного притихнут. По крайней мере, новая охрана немного утихомирит их нападки – и то на время. А завтра встреча с Советом, новый, пусть и словесный, бой, новые проблемы….

Он приказал подать ужин да поплотнее. Чувство внутренней опустошенности сменило засевший в груди страх. Нет, он никуда не ушел, просто на сегодня господин устал бояться. От всего устал. К концу ужина, когда прибыл гонец с донесением о тайном визите Цвыля во дворец Тысячи ночей, Абаим только утомленно кивнул и протянул чашу горького неразбавленного вина принесшему дурную весть. Никаких казней, сейчас каждый человек на счету, и пусть враги считают его слабовольным, сабли в руках сторонников важнее небрежения правилами приличия.

После ужина Картли попросилась назад, в свои покои, если конечно… Наверное, рассчитывала, что размякший Абаим не откажет ей, но тот отказал. Он нуждался в Картли, и не только как в женщине, но как в союзнице, к которой он пришел первый раз за помощью, и которая дала ему самую надежду, ту первую, в которой он больше всего нуждался – и тогда, и теперь. Наверное, теперь даже больше.

– Ты останешься здесь. Я не могу отпустить тебя, – произнес император. И тихо добавил: – Прости.

Она молча опустила взгляд. Абаим присел рядом, обнял ее, стаскивая халат. Она не сопротивлялась, но и не помогала, разрешая делать с собой все, как с дорогой его сердцу игрушкой, рассчитывая, что хоть этим проймет… Не проняла, он получил все, что хотел, как мужчина, и, продолжая стискивать в объятиях, замер, чувствуя легкое дыхание женщины на своем плече. Она не пыталась отстраниться, уже не пыталась. Это немного успокоило Абаима. А черный сон без сновидений заставил забыть и об этом.

Глава 8

Ночь прошла без происшествий, Картли, на его счастье, никуда не ушла. А хмурым, дождливым, по-настоящему осенним утром Абаим отправился на Совет. На заре, когда он спал, приходили двое от почтенного Сабанея, просили выдать тела погибших для погребения, Говенда благоразумно отказал. Хорошо что до новой стычки дело не дошло, пришедшие молча удалились, не решив беспокоить императора резней под окнами. Говенда бы и вовсе промолчал об этом происшествии, кабы Абаим сам не спросил как прошла ночь.