Медведь читал, как люди старой веры с тех пор как бежали от никонианских гонений и осели в глухой Ныробке, подносили в жертву Святому Христофору мясо быков, которых перед этим закалывали на окраине села, от этого имели они прозванье «быкоеды».
Медведь читал о деяньях святых отцов и великих столпников, о чудных народах – чуди, и мироздании, коим видели его люди старой веры и погружался в сказку не похожую на те, что иногда читала ему мама украдкой, когда ему было три или четыре года от силы.
Тук-тук – стук каблучков, вии-и-и-и-и – скрипит покосившаяся от близости родников, рассохшаяся деревянная калитка, и легкий как перья птиц – смех, мамин смех.
– Пришла!!!! – счастливо вопит Медведь, и спешит встретить маму у дверей.
Потом, после того, как они обнимутся. Она прошепчет: «как ты Малыш» – на правое ушко. Медведь разожжет огонь в печи, набросав в нее горстям просохшую щепу, старые газеты и пару березовых полешек. Он поставит на чугунную пластину в печи алюминиевый чайник, а мама достанет кулечек печенья, хлеб, пачку сливочного масла, и они сядут пить чай, оставив в окне гореть медную лампу с пляшущим внутри нее живым огоньком.
– Ты видела мой свет?– спросит Медведь, обжигаясь, горячим чаем с листом черной смородины и горстью малины из их сада на соседнем холме.
– Ага, – скажет мама, и улыбнется – как солнце весенним ласковым утром.
7. Дед
Дед, мой дед был очень занятым человеком, сколько я помню, он всегда появлялся внезапно и также внезапно исчезал. Кем он был? Морским офицером. Воевал. После войны, был директором школы, заседал в обкоме, курировал местную археологическую экспедицию, и зачем – то постоянно мотался в Пермь или в другие города и веси – по всему Пермскому краю и по Союзу.
Мельком дед говорил, что успел повоевать в Японии, а с войны вернулся только в 1947 году, уйдя служить на срочную в 1939 -том. Уже потом, пытаясь найти его следы на войне, я наткнулся на СМЕРШ и спецвойска НКВД, на своем катере он выполнял какие – то секретные задания, сопровождал, участвовал в заброске. Все окутано тайной. Я пытался найти его родню, и не нашел. Я расспрашивал бабушку, она ничего не знала или не хотела об этом говорить. Я думал, что он из репрессированных, и его родни уже нет, но оказалось это не так.
Мама рассказывала, что дед из бедной крестьянской семьи и имел четыре класса образования. В старом альбоме я нашел фото деда в возрасте 16 лет, подпись чернилами, без указания года и даты. Отлично пошитый костюм – тройка, белоснежная манишка, лаковые штиблеты и модная стрижка – уложена бриолином. В его краснофлотском билете я нашел запись о высшем педагогическом и юридическом образовании. И мама, и бабушка после демонстрации моих изысканий казались, чрезвычайно удивлены. Тогда, мама вспомнила, как в детстве была у дедовой родни – где – то глубоко – в тайге.
Вот, что она рассказала:
«Однажды за папой пришел какой-то старик с длинной седой бородой, в охотничьем костюме из брезентовых штанов и куртки зеленого цвета, в руках его была сучковатая палка похожая на посох. Папа, кажется, побледнел и сказал: здравствуй. Ты за мной? Старик кивнул. Папа быстро переоделся и отправился вслед за этим стариком. А я вцепилась в его руку и сказала, что: Не отпущу…. Папа посмотрел на старика, и тот сказал: Пусть идет с нами. Мы долго шли по лесным тропам и через бурелом, потом пыли на лодке половину дня, пробирались через болото, шли в скалах, снова тайга и огромные заросшие лесом холмы, и вот неожиданно лес расступился, только что вокруг были лишь большие деревья, а теперь – маленькая уютная деревенька – дворов на двадцать. Рядом со старым кедром, почти у самых корней бил ключик из которого, мальчик в зеленой рубахе и таких же штанах, похожих на охотничий костюм старика – проводника, набирал воду в синее эмалированное ведро, опустив его в золотистый песок намытый ключом. Мама тогда очень удивилась, когда им пришлось заночевать в этой деревне. Почему удивилась? Там была своя дизельная электростанция. О чем дедушка – ее папа говорил с этими людьми, она не знала. Ей тогда было еще меньше чем мне – лет шесть, и она еще мало понимала об этом мире. Потом, уже поутру, они с папой вернулись домой, вел их все тот же старик – проводник. Всю эту историю она позабыла, пока я не спросил, и сама удивлялась, почему она ничего не помнила, и ничего толком не знала о родне со стороны моего деда – ее отца.
*
Помню, дедушка рассказывал, как в детстве живя в лесу, они баловали – качаясь на деревьях в лесу. Двое сгибали тонкую осину или березку, третий хватался за ее макушку и отправлялся в полет вместе с деревом. Дед смеялся, вспоминая эту историю, правда сказал, что закончилось все плохо, Микита, его друг, взлетев – неудачно приземлился и сломал левую руку, пришлось делать лубок и им здорово попало от старших.
*
Пытаясь найти, что – то про семью деда я вышел на Чехию, помню, что дед говорил, про то, что где – то в Европе во время войны пропал его старший брат, отличный кузнец. После войны здесь восстанавливалось практически уничтоженное немцами производство лучших в Чехии ножей под новым брендом Миков. Но думаю, что это просто совпадение и больше ничего.
*
Мой дед был ужасным максималистом, или все, или – ничего. И я, кажется, пошел в него, довольствуясь «ничего», веря, что получу от этого мира «все», конечно только то, во что верю и о чем, действительно мечтаю.
Было время, когда я внезапно просыпался по ночам, и от того, что не мог больше заснуть шел на свет. Там, на кухне сидел дед в белой майке и сатиновых черных трусах, рядом стояла старая керосиновая лампа и дед что – то писал в желтую клетчатую тетрадь.
– Чего не спишь, малыш? – спрашивал он шепотом. – Хочешь, я тебя покормлю?
Я кивал, хотя был не голоден. Мне просто хотелось посидеть рядом с ним. Я присаживался на табурет, накрытый вязанной накидушкой, из цветных квадратов, и делал вид, что смотрю в окно, за которым царила непроглядная ночь. А дед хлопотал, доставал из погреба сковородку котлет и хлеб, делал мне бутерброд, наливал молока. А я говорил:
Спасибо…, – и ел не спеша, наблюдая как дед, снова пишет что – то в свою желтую тетрадь.
Он белоснежно седой, но все еще поджарый и мускулистый, на спине три шрама, похожие на ожоги и тонкая полоса – рубец на груди – наискось.
Поев, я прислонялся к деду и кажется, засыпал, поэтому не помнил, как дед относил меня, обратно в мою кровать, в которой я просыпался поутру.
*
В то лето, когда мне было семь лет мы с дедом дважды ездили в большой лес, собирать грибы. Для нас было только три породы настоящих грибов: белые, красноголовики и грузди. Их мы за раз с дедом умудрялись набирать два мешка, которые запихивали в люльку старого немецкого мотоцикла, который подарили когда-то деду как военный трофей.
Приезжая в лес, дед первым делом выбирал особое дерево, и стоял рядом с ним, приложив обе ладони к стволу с закрытыми глазами, молчал. Конечно, я спрашивал, зачем он это делает, но мой неразговорчивый дед обычно не отвечал, только улыбался и гладил меня по голове.
В лесу с дедом было не страшно. Там галдели на десятки голосов птицы, то тут, то там взлетали глухари, я собирал их красивые перья, чтобы сделать индейский головной убор, как в фильмах с Гойко Митичем. Из кустов с визгом выскакивали огромные зайцы, за одним из них я погнался и чуть-чуть не схватил за его длинные уши. Над головой проносились полосатые бурундуки и гордо планировали белки летяги. В одной из лощин, в первую нашу поездку я обнаружил обнажение сланцев с отпечатками трехпалых лап, но так и не смог отыскать эти сланцы снова, чтобы показать деду свою палеонтологическую находку. А в последней поездке на странные следы на земле наткнулся уже сам дед, он сказал шепотом: Яг – морт. И потребовал, чтобы мы немедленно отправились к брошенному у лесной тропы мотоциклу. Больше этим летом, мы с дедом не ездили в лес. Конечно, я расспрашивал деда, чего он так испугался, он отвечал, что это были следы медведя. И уже став взрослым, и вспомнив об этой истории, я нашел, перебрав море литературы, имя Яг-морта, – злого волосатого лесного человека, страшилку из легенд племени чудь.
8. Клад
Клад. Каждый мечтает найти свой клад. Найти клад – от этой мысли кружится голова. Что такое клад в семь лет я конечно не осознавал, мне представлялся железный сундук, набитый старинным оружием, монетами и украшениями, и конечно каким–то потусторонним волшебством. Зато, я очень хотел найти свой клад, чтобы купить всем самым важным для меня людей все, о чем они мечтают, а себе немецкую железную дорогу с паровозом. Такая была у рыжего Никиты в детском саду. Никита часто приносил ее в сад, но никому не давал играть, сам собирал, запускал паровоз, а мы смотрели затаив дыхание, как из трубы игрушечного паровоза идет настоящий пар. Мы не раз сговаривались с другими мальчишками и девчонками отобрать у Никиты его чудесный паровоз, но Никита был очень крупным мальчиком и умел драться…
Откуда взялась сама идея поиска клада?
Ну, во-первых, Лека внезапно увлеклась чтением и прочла «Остров сокровищ» Роберта Стивенсона, и решила, что мы с Сереньким, просто должны найти для нее этот самый клад. Она как всегда загорелась новой идеей, и фиг было этот пожар просто так затушить.
Во-вторых, виновата моя мама. Однажды, приехав навестить меня, за вечерней чашкой крепкого чая из желтой пачки с тремя слонами, с испеченными в настоящей русской печи бабушкой Фисой вкуснейшими ватрушками с протертой черемухой, она, за разговором, который касался того, «на что, и как дальше нам жить», вдруг вспомнила, как вместе с подругой, нашла десять лет тому назад, на огороде у подруги клад. Они просто решили сделать новую грядку у развалившегося сарая, и нашли свое сокровище. Это был обернутый рогожей чугунок с тридцатью золотыми николаевскими червонцами и сотней серебряных рублей. Я попросил, и мама показала мне этот николаевский серебряный рубль – подарок подруги. Подруга уже давно переехала жить в другой город, еще дальше, чем Пермь, кажется в Свердловск, точно никто не знал. Они с родителями тихонечко продали все эти монеты, кажется, стоматологам, и частично сдали в ломбард, а затем, скрылись до того, как эта история ушла в народ.
– Ма-ма!!!! – тогда закричал я. Я тоже хочу найти клад. – Где вы его нашли? Может быть, там есть еще!
– Глупенький, – сказала мама, обняв меня за плечи. – Там уже давно ничего нет. И не могут клады встречаться так часто, чтобы их легко было найти.
– Нет, – возразила бабушка Фиса, – у нас кладов встречается много, главное знать, где искать.
А мама посмотрела на бабушку строго, и та замолчала.
Но, я уже загорелся в точности как наша Лека. Я просто грезил наяву поиском клада.
Ленка, она же – Лека, рассказывала, что наш древний город, это – перекресток древних торговых путей, место встречи разных народов и ушедших в тысячелетия цивилизаций. Здесь в «серебряном треугольнике», в междуречье Камы, Вишеры и Колвы, под землей хранятся необычайные сокровища вогулов, скифов, византийцев, иранцев, китайцев и русских купцов.
Позднее, уже став взрослым я прочитал об истории местных кладов – артефактов в книге одного дедушкиного друга – Георгия Чагина. Георгий Чагин писал, что «основное отличие этих кладов то, что их владельцы, прятали их в надежде найти и выкопать». Поэтому оставляли приметы, рисовали карты и составляли завещания–инструкции для потомков. Или делали заговор, на то, что найти этот клад смогли бы только они сами или их потомки.
Драгоценные сосуды и блюда с выгравированными на них изображениями царей, осажденных крепостей и фантастических животных использовались предками – коми–пермяков и манси в шаманских обрядах. От глаз и загребущих рук новгородских ушкуйников священную утварь прятали в земле. А спустя сотни лет местные жители находили эту посуду в своих огородах.
Но тогда когда мне было семь лет, я ничего этого не знал. Я просто очень хотел найти клад.
– Я же тебе говорила! – улыбалась Ленка. – Клады бывают.
– Теперь, я тебе верю, – я очень старался выглядеть виноватым, хотя совершенно этого не чувствовал.
Мы сидели на самодельной скамейке у чьего-то незнакомого палисада, усаженного высоченными подсолнухами похожими на живые солнца. Вот -вот, должен был вернуться Сережка, посланный нашим командиром – Лекой за лопатой, которой предполагалось откапывать сокровища.
– Знаешь, – рассуждала многомудрая Лека. Чтобы найти клад, нужна карта, приметы, или хотя бы – кот.
– Какой такой кот? – удивлялся я.
– Рыжий кот, – задумалась о своем Ленка. А лучше всего – земляной.
– А разве бывают земляные коты.