Каменный плен

– Ммм? – очнулся от своих размышлений отец, а потом махнув папкой ответил, – Да, нас уже пустили. Мы можем ехать.

– Сколь…, – горло от волнения у мамы пересохло и она сглотнула, – Сколько они потребовали?

– Ну… Нисколько на самом деле. Сейчас! – поднял он палец вверх, подтверждая важность последнего сказанного слова, – Но и не то чтобы много, в целом. Вот тут, у меня таможенная въездная декларация, которую я заполнял почти двадцать минут. К ней прилагаются платёжные документы, следуя которым, мы в течении месяца должны оплатить почти сорок тысяч форинтов – это местная валюта. В рубли, это будет около четырёхсот тысяч. Да, довольно много, но всё же подъёмно.

– О господи, Лёня! Но у нас впереди ещё Австрийская и швейцарская границы! Если на каждой из них, с нас потребуют аналогичный сбор, то в ЦЕРН мы приедем нищими!

– А вот тут ещё один приятный сюрприз, – улыбнулся отец, – оказалось оформить шенгенскую визу и потратить на неё те немалые средства, которые ты посчитала в Киеве излишними – очень полезно. Оказывается обладатели шенгенских виз, вправе пересекать границы без дополнительного таможенного досмотра и платят взнос единожды, въезжая в любую из стран шенгенского соглашения. Так что семья, грузимся и вперёд!

***

Дальнейшее приключение проходило спокойно. Я глазел по сторонам, рассматривая непривычные пейзажи и дома. Вроде бы всё то же самое. Те же горы, похожие на Карпаты, куда мы с родителями ездили в санаторий, те-же деревья и леса, в которые мы вместе выбирались пару раз за грибами. И в тот же момент – совершенно другие. Конечно в первую очередь в глаза бросалась непривычная архитектура. Домики были все гораздо меньше и… разные, что ли? Я привык к одинаковым высоткам нашего жилого района. Да и в других городах, дома хоть и отличались высотой и цветом, но были все привычные и одинаковые. Здесь же все домики были разные! От этой необычности даже рябило в глазах. Во вторых, порадовали дороги. Они стали широкими и на поворотах были непривычно ограждёны металлическими заборчиками. Как пояснил отец – это были специальные отбойники, которые должны были помешать машине в случае чего улететь с дороги. У нас, я таких штук не видел вообще. Только небольшие бетонные столбики.

Затем была остановка в Будапеште. И даже не смотря на усталость от длительной поездки в неудобной позе, буквально заваленный коробками и тюками, я смог найти в себе силы на прогулку с родителями, рассматривая новый для меня город.

– Вот она, настоящая Европа, – в восхищении, восклицала мама, радуясь происходящему. Глядя на неё я никак не мог понять, такой перемены. Ведь ещё месяц назад, она как могла оттягивала наш отъезд из дома, находя всевозможные причины, для того чтобы ещё немного подождать. А тут чуть ли не подпрыгивает на месте, радуясь тому, что оказалась в чужой стране и непонятном городе.

Впрочем отец тоже улыбался и разминал ноги, затёкшие после непривычных семи часов, проведённых за рулём. Так что я оставил свои вопросы при себе и просто гулял. Затем были Братислава, Вена, Мюнхен, Цюрих, Берн и наконец Женева, в пригороде которой нас и ждала уютная небольшая квартирка. Все эти названия тогда для меня были просто названиями и перемешались в голове за ту поездку. Мы просто останавливались в каждом из них и родители, сняв гостиничный номер, шли гулять. В связи с тем, что распаковать и включить компьютер мне не разрешили, я шатался с ними. Они рассказывали мне о том, что эти города являются знаменитыми европейскими городами, а некоторые из них даже были столицами. Мама рассказывала о воинских подвигах наших солдат, которые когда-то давно, во время войны, освобождали эти города от захватчиков.

Прогулки мне быстро разонравились. Как и такие разные домики, с их богатой историей. Они конечно были разные, но всё таки одинаковые. Я же хотел, чтобы мне скорее включили мой компьютер, а мы просто гуляли, устраивали завтраки и обеды в кафе и ехали дальше.

Женева встретила нас желтыми листьями, промозглым ветром и радостным дядей Жаном – улыбчивым лысым добряком в квадратных очках, который искренне радовался встрече, тряс отцовскую руку, целовал маме руку, снова тряс отцовскую, трепал меня по волосам и всё время болтал без умолку с чудовищным акцентом на французском. Понимал я его отвратительно, но на всякий случай улыбался и терпел. Потом было заселение в квартиру – двухкомнатную студию в трехэтажном домике. Родители заняли одну комнату, мне отвели другую. После небольших дебатов, отец сдался и позволил поставить компьютер в моей. Тем более что стол имелся только в ней. Пол часа папа с дядей Жаном таскали вещи в квартиру, затем сидели на кухне и что-то обсуждали. Мама носилась по всей нашей небольшой жилплощади, раскладывая вещи и расставляя коробки. В будущем я узнал, что это поведение характерно для всех женщин. Я же ковырялся с подключением компьютера и уже через час водрузил на нос защитные очки, уставившись в бегущие по монитору символы. И было ради чего. В этой квартире была невероятная для меня штука – доступ к международной сети интернет. Прежде я про неё только в книжках читал, а тут вдруг обнаружил в своей комнате телевизионную антенну и провод с похожим на сетевой порт штекером. И если телевизор меня совершенно не заинтересовал, то вот провод – очень. Я на свой страх и риск, без согласования с отцом, проверил и ура – он полностью подошёл! Так что я с головой окунулся в прежде неизвестный мне интернет.

– Юный Викт’йор. Уже вовсю осва’ваешь наши научные до’стижен’я, – на ломаном русском, оценил мои потуги папин коллега, когда они зашли ко мне, проверить чем я занят, – Оу, молодо’ чел’овек, вы отыскат’ высшая техническа’а школа Тсюрих’! Далеко по’дёте!

На самом деле я искал школу, где меня научат программированию, но недостаточное знание языка привело к тому, что вместо школы, я нашел университет ETH Zurich и с горем пополам пытался перевести французскую речь на понятный мне язык. В одном учёный ЦЕРНа был однозначно прав – я далеко пойду. Вы даже не представляете Дядя Жан, насколько далеко. Да и я сам, не особо представляю, где окажусь после смерти. Второй.

***

Женева, 1995г.

Первые два года учёбы, дались мне очень тяжело. Не хватало знания языка и усидчивости. Мне хотелось заниматься компьютерными науками, а не учить грамматику и фонетику нескольких языков, а также их историю. И если с математикой я был согласен, так как большая часть программирования зиждилась на цифрах, то вот геометрия, черчение, музыка, рисование, танцы и ботаника выглядели как форменное издевательство. В довесок ко всему, сдавая очередной психологический тест, своими ответами я заинтересовал нашего местного психолога. После короткой беседы с матерью, меня отправили на обследование в медицинский центр, где спустя неделю, мне поставили аутистическое расстройство. Согласно выводу местных медиков, моё нежелание заводить друзей и знакомых, было вызвано именно аутизмом, который не был выявлен вовремя. Учесть мои утверждения что программирование, инженерия и робототехника куда интереснее, чем игры с другими детьми, они не пожелали.

Мама, которая уже вполне освоилась в новой стране и работала в этом самом медицинском центре, очень расстроилась. Меня принялись водить по всяким докторам и специалистам, которые так или иначе подтвердили у меня это заболевание. Оказалось, интересоваться компьютером, а не другими людьми, у "цивилизованных" жителей нашей планеты считается серьезным заболеванием. Чтобы не расстраивать мать, пришлось делать вид, что мне интересно с одноклассниками, хотя на самом деле даже просто поддержание с ними разговора, было для меня серьёзным испытанием. Иногда складывалось ощущение что меня окружают довольно глупые дети. И это при том, что всего в десяти километрах от моей школы, был расположен крупнейший в Европе научный институт – ЦЕРН, где строили что-то невероятно крутое и где уже вовсю трудились, пропадая целыми днями их родители и мой отец. И в кого они такие недалёкие уродились?

***

…– Trottel (идиот)! – выругалась девушка, вырываясь из моих неловких объятий и отталкивая, – Ты должен был поцеловать меня, а не облизывать!…

Она принялась вытирать губы и щеку рукавом своей модной толстовки. Я терпеливо следил за её действиями. Вся эта идея со встречей на крыше гимназии поздно вечером, мне не нравилась изначально. Никакой романтикой, на которую явно рассчитывала моя спутница, тут и не пахло. Пахло разогретым за день металлом, смолой и немного кошками. Но точно не романтикой.

– Дуболом неповоротливый! Ты совсем ничего не понимаешь? Или просто издеваешься надо мной, – продолжала яриться Кристин.

Вообще, подобных заявлений, где она меня то прощала, то снова понукала, за последние два года случилось уже сотни две. В какой-то момент я даже считать перестал, смирившись с перепадами настроения моей одноклассницы, как с присутствием плавающей ошибки. Гейзенбаг (англоязычный термин из области программирования. Происходит от принципа неопределённости Гейзенберга из квантовой механики, когда ошибка как бы есть, но её как бы нет.), с принципом которого меня познакомил на занятиях по программированию герр Пауль, вёл себя точно так же, как она, исчезая или меняя свои свойства, при попытке обнаружения и диагностики.

Года два назад я всерьёз рассматривал возможность побить вконец доставшую меня девчонку. Нет, родители мне говорили о том, что бить девочек нельзя. Но так же и преподаватели гимназии, множество раз говорили что женщины и мужчины равны в своих правах и возможностях. Немалую часть гуманитарных наук, занимали предметы вроде основ юриспруденции и законодательства стран Европы, основной мыслью которых, была борьба за права женщин и угнетаемых слоёв населения. Я специально изучил несколько судебных процессов, где защищали права страдавших от преследования и травли. Следуя этим материалам, получалось, что я, как ни крути – сторона пострадавшая. Так что в случае самозащиты, меня оправдают. При этом, в гимназии существовало сразу несколько секций, где всем желающим преподавали азы рукопашного боя для самозащиты. В общем всё сходилось. Так что по здравому размышлению, я пришёл к выводу что если я буду защищаться – можно будет её отлупить и пошёл учиться самозащите. Наука, как калечить других, оставаясь при этом здоровым, далась мне на удивление легко. По сути, это было программированием своего тела. Сперва нужно было записать в базу данных все движения и удары, которым нас обучали. Затем прописать в нейронных цепях, устойчивые пути и сценарии исполнения этих движений. Ну и не забывать апгрейдить «железо», в качестве которого выступало моё собственное тело. То есть постоянно поддерживать его в хорошей форме. Герр Байгер, преподававший нам эту науку очень хорошо ко мне относился и даже несколько выделял среди прочих учеников в нашей группе, говоря что моя нордическая стойкость это как раз то, что нужно настоящему бойцу. Бойцом я становиться не собирался, но похвалу принимал как должно, недоумевая почему некоторые из моих сверстников за глаза звали гера Байгера нацистом. Ну и пусть их.

Спустя год тренировок, я решил что готов защитить свои честь и достоинство и ответить своей мучительнице достойно, в том числе и с применением силы. Но жизнь совершила неожиданный поворот. В один из дней, я должен был принять участие в соревнования по робототехнике. Во время обеда, я вместе с одноклассниками направлялся в столовую. В руках я нёс своё творение – шестилапого гексапода, способного довольно шустро перебирать своими лапами и ходить по поверхностям сложной формы. Это не было каким то прорывом для того времени, но его вполне хватало для путёвки на Общеевропейские соревнования. Моя персональная язва, гордо шествовала впереди нашей колонны. Заплетённые в высокий конский хвост волосы, раскачивались в такт её шагов и я даже задумался о том что было бы здорово придумать способ анимировать такой объект как волосы. Всё таки в данный момент, все мои коллеги использовали для создания 3D изображения натягивание спрайтов, или текстур на многогранники разнообразной формы. Но любое неверное считывание, тут же разрушало эффект объёма.

В момент когда мы заходили в столовую, оттуда как раз вытекал ручеёк учеников параллельного класса. Чем конкретно они занимались и почему прямо в проходе у них образовалась возня, меня заботило мало. Кто-то кого-то толкнул, тот толкнул соседа в ответ, завязалась куча мала со смехом, из которой спиной вперёд вылетел Грег Ауторштиц – довольно высокий парень и главный красавчик параллели. Стремясь удержать равновесие он замахал руками и довольно сильно заехал ладонью по голове Кристин. Та издала сдавленный стон и врезавшись в стену, схватилась за лицо. Не обративший на это внимания парень, отскочил в сторону и продолжил весёлую как ему казалось потасовку. Гвалт возрос многократно. Кто-то бросился к сползающей по стене однокласснице, кто-то попробовал урезонить толкающихся ровесников, кто-то побежал за педагогом. Я же постарался отступить в сторону, чтобы всё это глупое сборище обошло меня стороной. Никакой жалости к пострадавшей, я не испытывал. Но судьба решила иначе.

Виктор Солгалов. Глава 4. Первый поцелуй.

Женева, 1995-2001гг.

Увы, судьбе было угодно пошутить. Продолжавший толкаться и пихаться клубок из парней уже практически прокатился мимо меня по коридору, как вдруг всё тот же Грег вновь был вытолкнут из группы сверстников и врезался уже в меня. Столкновение вышло довольно неожиданным и болезненным. Мой гексапод выскользнул из моих ладоней и взмыв под потолок, со стуком рухнул на пол. Прямо под ноги, не обратившему на очередное столкновение парню. Жалобно хрустнул корпус, раздался еле слышный хлопок и пошёл дымок, сигнализирующий о том, что плата тоже была повреждена и на ней произошёл пробой 12 вольт на линии трёх или пяти вольт. Я с грустью проводил взглядом своего бойца, павшего в неравной схватке с недалёким представителем хомосапиенс. Я не злился на него, вовсе нет. Нет смысла злиться на тех, кто не в состоянии понять и оценить твои помыслы и мечты. Я просто шагнул к отшвырнувшему от себя ногой робота Грегу и ухватив за плечо, развернул в свою сторону лицом. Та для кого я готовил этот удар, сейчас пребывала наверняка не в лучшей форме, но можно было провести испытания.

– Что те…, – начал парень, стряхивая мою руку с плеча. Весёлая ухмылка ещё не успела сойти с его лица. Но продолжить не успел. Мой кулак врезался ему точно в нос, разбрызгивая вокруг мелкие красные капельки.

«Ну, больно совсем не так сильно, как предупреждал преподаватель» – проанализировал я свои ощущения, отводя назад кулак первой руки и ударяя отшатнувшегося Грега левой в солнечное сплетение. «Да, вполне терпимые ощущения» – согласился я сам с собой, анализируя ощущения костяшек пальцев, – «Можно практиковать далее». Левая пошла назад, правая вперёд, атакуя согнувшегося от моего второго удара противника в челюсть. «Хм, а вот повторный удар, той же рукой – получается куда болезненнее», – задумался я, – «Пожалуй это стоит учесть и сводить количество ударов к минимуму». Четвёртый удар, впрочем не потребовался. После моего третьего попадания, оппонент рухнул на пол и попытался отползти куда-нибудь в сторону. Добивать его я не стал. Это правило гер Байгер вбил в нас едва ли не первым. Поединок продолжается только до тех пор, пока один из противников не упал.

Воцарившаяся вокруг нас тишина прерывалась только всхлипами моей вечной гонительницы, которая стояла опираясь на стенку рукой и поскуливанием, которое издавал Грег, стараясь отползти подальше от меня. Я внимательно осмотрел лица тут же прекративших потасовку парней, которые смотрели на меня довольно испуганно. Перевёл взгляд на своего несчастного робота, так и валявшегося посреди коридора. Подошёл к нему, присел и взял его в руки, оценивая повреждения, уже прекрасно понимая, что моё участие в конкурсе сегодня и поездка на Европейский отменяются. Именно в этот момент позади меня раздался голос Фрау Лейтке – нашего педагога по воспитательной работе.

– Гер Солгалов, потрудитесь проследовать ко мне в кабинет!

«Ну вот, теперь осмотр и ремонт моего октопода придётся отложить до вечера», – расстроился я поднимаясь на ноги. Пока поворачивался в сторону фрау Лейтке, столкнулся взглядом с Кристин. Девушка смотрела на меня блестящими глазами, не отрываясь и с совершенно незнакомым мне выражением лица, словно увидела впервые. «Наверняка мышцы от боли отказываются принимать обычное высокомерное выражение», – решил я. «А глаза блестят от слёз. Всё-таки ей неслабо досталось». Разорвав этот долгий взгляд я отвернулся и последовал за воспитателем. За спиной раздался громкий шёпот:

– Чокнутый русский!

Мимо меня пробежала дежурная медсестра с аптечкой. Кому она будет оказывать первую помощь, я смотреть тогда не стал.

По результатам этого инцидента моя жизнь несколько изменилась. Во первых, мне было назначено посещение курсов Управления гневом, где психолог учила меня контролировать вспышки агрессии. Моим объяснениям, что я не испытываю никаких вспышек и бил Грега вполне осознанно, чтобы провести на нём испытания рукопашного приёма, ни она, ни другие педагоги не поверили. Во вторых, мне было запрещено брать уроки у гера Байгера. Это меня в некоторой степени опечалило. В третьих, за мной закрепилась довольно специфическая слава "чокнутого Русского", который способен избить до полусмерти за малейшую чепуху. В четвертых, в результате выяснения всех обстоятельств произошедшего, в мою защиту неожиданно выступили родители Кристин, отчего-то решившие, что я вступился за их дочь. Ну и в пятых, ко мне изменилось отношение самой девушки, пришедшей к биполярному выводу, что я конечно тот ещё гад, но в целом ничего. О чём мне и было заявлено, спустя пару дней. Цепляться ко мне она стала поменьше и главное сменился характер этих придирок. Теперь это были нередко противоречащие друг-другу идеи. Например утром, она могла возмутиться тому, что я не придержал перед ней дверь, когда мы выходили из аудитории. А в обед, осмеять придержанную мной дверь, заявив, что «Она прекрасно сама справляется с дверьми, и таким образом её расположения, мне не добиться».

Я даже пробовал попросить совета у отца. Разговор с ним, в попытках найти логику в её поступках и заявлениях, привёл меня к не менее удивительному выводу. Выслушав мой рассказ, отец заулыбался и сказал, что девушка судя по всему, в меня влюблена. Но поскольку женская натура довольно противоречива, она не может сказать мне об этом прямо. Вот и старается привлечь моё внимание. В связи с тем, что лично я, никакой влюблённости к ней не испытывал, я даже растерялся. Получалось, что когда я скажу, что она мне не интересна, она вообще с цепи сорвётся и мне точно придётся её бить. А в прошлый раз, меня предупредили, что это был последний раз, когда рукоприкладство мне спустили с рук. Но отец посоветовал ничего Кристин не говорить и жить дальше, как жили до этого. Она будет продолжать ко мне цепляться, а я буду по прежнему её игнорировать. Рано или поздно её запал пройдёт и она влюбится в кого-то другого и перестанет меня замечать. Ну или я, всё таки повзрослею и возможно отвечу её взаимностью. На всякий случай, я поискал в сети, что полагается делать, если решил ответить взаимностью на любовь. На свою голову, узнал много разного. В том числе не слишком приятного, вроде анатомических взаимодействий мужчин и женщин, а так-же разных вариаций извращенности. Мне было четырнадцать и внутри меня не шевельнулось ничего кроме ощущения мерзости. Но крохотный отрезок времени длинной в два года, когда Кристин решила таки признаться мне в своих чувствах, промелькнул как и положено – неожиданно быстро.

***

– Trottel (идиот)! – выругалась девушка, вырываясь из моих неловких объятий и отталкивая меня, – Ты должен был поцеловать меня, а не облизывать! Дуболом неповоротливый! Ты совсем ничего не понимаешь? Или просто издеваешься надо мной?

Я догадывался. Десять минут назад, ровно в десять вечера, я поднялся на крышу восточного корпуса нашей гимназии, где она назначила мне встречу. Кристин уже была здесь и сразу взяла быка за рога. Мне было сказано, что я конечно редкостный кретин и иногда так и вовсе невыносим. Но так уж случилось, что между нами двоими есть химия. И эта химия называется чувствами. И что если я наконец отморожусь и предприму хоть какие-то шаги, мы можем стать парнем и девушкой. Нам было по шестнадцать лет. Учиться в гимназии нам оставалось ещё три года, как и всем нашим одноклассникам. Уже год как нам преподавали курс сексуального воспитания и свободы. Сам материал я усвоил, но претворять его в жизнь, совсем не торопился. В отличии от сверстников. За пол года, в парочки и влюблённость, успели поиграть все или практически все в классе. Кристин эта чаша тоже не миновала и я с радостно выдохнул, когда она сперва дефилировала под руку с сыном профессора астрофизики Марком, а затем громко ругалась с сыном испанского физика Себастьяном, рассказывая на всю аудиторию, что именно она думает о его попытках пощупать её везде, где достанет. Затем были Ярис, Грег, Даниэль и ещё пятёрка мальчишек, отношения с которыми у неё продлились менее недели. Всё это время я был практически освобождён от её внимания, счастливо постигая науки и занимаясь любимым делом. Но судя по всему, сегодня настала моя очередь.

Выслушав её спич, я решил последовать примеру Себастьяна и сразу распустить руки. Его пример гарантировал самый короткий, хоть и самый шумный способ преодолеть это препятствие. К моему немалому удивлению, на мои шарящие по её телу руки, девушка отреагировала совсем не так, как я планировал. Молодое, горячее женское тело подалось в мою сторону и между нами произошёл тот самый поцелуй, за который я и был назван идиотом. Хотя в тот момент, что-то в глубине меня всё таки заинтересованно шевельнулось. К счастью, поцелуй был совсем короток и чувство так же быстро и улеглось.

– Ну? Чего молчишь? – стояла насупившись девчонка.

– Кристин, я не умею целоваться. У меня отсутствует твой богатый опыт, – прокомментировал я вполне очевидное на мой взгляд обстоятельство, – Если ты хочешь, мы можем…

– Что?!? – опешила моя собеседница, – Ты что, намекаешь что я шлюха?

– Эм, – потерялся я, в резком повороте женской логики, -Вообще-то я…

– Да ты совсем страх потерял, Солгалов, – Кристин побагровела и вдруг попробовала ударить меня по лицу рукой.

Я успел отклониться, только воздухом обдало, и поспешил сделать пару шагов назад, разрывая дистанцию.

– Чтобы я тебя больше не видела, – девушка крутанулась на пятках и махнув своим шикарным хвостом ринулась к лестнице вниз, – Попробуешь ещё раз ко мне приставать, пожалуюсь в комиссию и тебя посадят! Да что за козлы вы все такие…

Последние слова её спича от меня отсекла хлопнувшая дверь.