Староверы Псковского Поозерья. Опочецкий и Великолукский уезды. Изд. 2-е, дополненное

Староверы Псковского Поозерья. Опочецкий и Великолукский уезды
Кирилл Яковлевич Кожурин

В книге рассказывается о наиболее значительных старообрядческих духовных центрах Псковского Поозерья в XVIII – XX вв., расположенных на территории Опочецкого и Великолукского уездов Псковской губернии. Автор вводит в научный оборот уникальный архивный материал, до сих пор невостребованный учеными.

Староверы Псковского Поозерья

Опочецкий и Великолукский уезды

Кирилл Яковлевич Кожурин

© Кирилл Яковлевич Кожурин, 2021

ISBN 978-5-0055-2831-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Псковская земля с самого начала церковного раскола середины XVII века стала одним из главных оплотов того духовного движения, которое оставило весьма существенный (хоть и не всегда очевидный) след в истории государства Российского и у историков получило название русского старообрядчества, движения, благодаря которому удалось сохранить такие чудеса отечественной культуры, как древнерусская икона, знаменное пение, традиции книгописания, многие традиционные народные промыслы, наконец, сам старинный уклад русской жизни.

В 1910 году старообрядческим издателем Л. А. Гребневым было издано федосеевское сочинение «О степени отеческой, московских, псковских, поморских и вятских стран от последних благочестивых священнопастырей и их преемников, страдавших за древнее благочестие, иноков и простых, правящих духовными делами, коих учению и мы всеусердно последуем». В нем перечисляются многие мученики за старую веру, в том числе и просиявшие на Псковщине. Это протопоп Псковского Троицкого собора «великий отец Варлаам», сожженный в 1683 году в Клину по приказу патриарха Иоакима[1 - Варлаам (в миру Василий; ум. 22 октября 1683), протопоп Троицкой церкви в Пскове, позднее принял постриг в Псково-Печерском монастыре, оттуда бежал и жил 15 лет в пустыни на р. Силке в Новгородском уезде. Сожжен в Клину за проповедь идей староверия.]; его ученик и «страдалец и первый от простых учитель тоя страны», великолуцкий купец Иоанн Дементьев (в старообрядческом крещении Карп), сожженный в срубе после многих мучений[2 - Иоанн Дементиев – новгородский посадский человек, пропагандируя староверие много ездил, бывал в Москве, где жил в доме боярыни Ф. П. Морозовой и встречался с протопопом Аввакумом. Казнен в 1683 году.]; сострадалец протопопа Варлаама Василий Диев Лисицын и ученик Варлаама Петр Иванов; брат Василия Лисицына Михаил, до смерти забитый камнями и палками, Сампсон Ильин, инок Пахомий…

Мартиролог псковских мучеников за «древлеотеческие предания» XVII столетия завершает имя «чудного учителя» Феодосия Васильевича, «ревнителя и подражателя во всем первым отцем и страдальцем», происходившего из древнего рода Урусовых. Также упоминаются и имена его сподвижников: «Феодосиева общежительства страдалец Симеон Иванов. Того же общежительства учитель Илия Яковлев, пострадавший за благоч [естие]. Того же общежительства учитель изрядный Феодор Феодотов. Того же Федосеева общежительс [тва], псковския страны, бяху сии учительныя мужи: Спиридон Максимов, Симеон Григорьев, Прохор Матвеев, Иван Кондратов. И еще того же общежительства мужие благочестивыи исправляюще духовныя нужды: Иаков Яковлевич, Симеон Сергеев, Стефан Волонский, Антонии Абрамов, болярин Димитрий Негоньский, Феодор Афанасиев, Никита Иванов, Игнатии Трофимов»[3 - О степени отеческой московских, новгородских, псковских, поморских и вятских стран от последних благочестивых священнопастырей и их преемников, страдавших за древнее благочестие, иноков и простых, правящих духовными делами, коих учению и мы всеусердно последуем. Старая Тушка, 1910. Л. 10 об.].

Рукопись сочинения «О степени отеческой…» XIX в. РГБ

Именно учение Феодосия Васильева (1661—1711), так называемое федосеевское согласие, получило в XVIII—XIX веках в псковско-новгородских пределах наибольшее распространение. Основанное им в 1699 году на землях юга Псковщины, входивших тогда в состав Речи Посполитой, знаменитое Невельское общежительство, или Русановская обитель, сыграло для староверов северо-запада России роль не меньшую, чем Выгорецкое общежительство в Поморье – главный духовный центр поморского согласия. С разрешения польских властей на землях пана Куницкого близ деревни Русановой Крапивенской волости Невельского уезда были устроены две обители: мужская и женская. Всего собралось в обителях Феодосия «мужеска пола до 600, девиц же и жен до 700». Были здесь люди разного звания – от простых крестьян и посадских людей до людей знатного происхождения – дворян и бояр. Но всеми ими двигал один мотив: спасти свою душу, поскольку сохранение правой веры в чистоте на их родине стало невозможным. Настроение их лучше всего выразил Феодосий Васильев: «А я, грешный, того ради скитаюся за имя Исус Христово, чтобы мне во веки душою и телом не погибнути, и от Бога и святых Его не отлучитися, и царства небеснаго не лишитися, и пищи райския не удалитися, и избавитися бы мне муки вечныя, и плача неутешимаго, и скрежета зубнаго. Да аще мне и скорбь приходит, ино Господь меня утешает Своими пречистыми усты, – тако глаголет: аще кто Мене ради оставит отца, или матерь, жену и чада, рабы и рабыни, – и Аз вам буду отец и мати, и жена и чада, и рабы и рабыни, и послужу вам яко братиям и другам»[4 - Цит. по: Смирнов П. С. Вопросы первой четверти XVIII века, вызванные положением раскола в православном государстве // Христианское чтение. СПб., 1909. С. 1132.].

На первых порах было немало трудностей – приходилось сначала расчищать землю от леса, а затем только возводить деревянные постройки. Но всему предшествовала и во всем помогала молитва. Первыми в обителях были поставлены соборные моленные. «В обителях же овиих (обеих. – К. К.) служба Божия: вечерня, павечерня, полунощница, утреня, часы, молебны и панихиды, со чтением и сладкогласным пением, святым старопечатным книгам вся по уставу, чинно и красно вельми, на кийждо день исправляшеся». Устав в обителях был положен «иноческий, Василия Великого», во многом напоминавший уставы монастырей прежних подвижников Святой Руси – преподобных Пафнутия Боровского и Иосифа Волоцкого. Во время трапез, которые были общими, читались поучения. Хлеб и другие продукты тоже были общими. Одежда, обувь и прочие необходимые вещи выдавались из общей казны.

Главными чертами Невельской обители были суровая монастырская дисциплина, послушание своему настоятелю, многочасовые службы и общность имущества. Согласно постановлениям Новгородских соборов все члены общины должны были соблюдать безбрачие. Для решения важных религиозных, догматических или хозяйственных вопросов в общине созывались собрания или соборы, в которых участвовали наставники, книжники и другие члены общины. Решения на этих соборах принимались сообща.

Феодосий, как духовный руководитель общины, сам отправлял в обители основные церковные службы и требы, крестил, исповедовал, отпевал умерших. В религиозной и хозяйственной жизни его главным помощником был умный, кроткий, образованный и весьма сведущий в Священном Писании выходец из дворянского сословия Захарий Бедринский. Другим помощником был Стефан Валацкий, проводивший службы в храме в отсутствие Феодосия. Из других «християнских учителей» известны имена Спиридона Максимова, Симеона Григорьева, Прохора Матвеева, Ивана Кондратьева и Ивана Семенова, сопровождавших Феодосия Васильева во время его поездки на Выг в 1706 году. Среди его многочисленных учеников и последователей упоминаются многие, имевшие высокое происхождение, – «Антоний Авраамов, муж духовный, Дмитрий Негановской, Герасим Злобин, патриарший дворянин, духовный, Феодор Афанасиев, Никита Иванов, Иаков Хмелев. Тако же и от болярынь благородных не мало, яже суть сии: Небаровых вдова и две сестры девицы, Полонских девица, Нееловых вдова со дщерию, Дириных жена, Дядевкиных три девицы, Стоговых девица, Елагиных две сестры и прочии». «Многие, – говорится в Житии Феодосия, – от благородных боляр оставляху домы, высокия чести, поместия, крестьян своих, и прочия стяжания вся в уметы вменяюще, наставника же и учителя его себе имети желающе, прихождаху во общее житие к нему и, свою во всем волю отлагающе, любезно повиновахуся ему…»

Кроме соборных моленных, имелись в обителях больницы, богадельня, многочисленные хозяйственные постройки, в которых постоянно на общую пользу работали все члены общины. Насельники обителей, в основном, занимались хлебопашеством. «Праздность – училище злых», – часто любил напоминать Феодосий, сам подававший пример трудолюбия и принимавший деятельное участие во всех работах. Феодосий пользовался у своих единомышленников огромным духовным авторитетом. Он был человеком начитанным, энергичным и уверенным в правильности своих идей, а главное, слово и дело у него не расходились друг с другом: «вся заповеди Божия и святых добродетели делом совершати наставляя, сам прежде не словесы точию (только. – К.К.), но творением, во образ всем сия исполняя – веру, любовь, надежду, правду, мужество, мудрость, целомудрие, молитву, воздержание, кротость, смиренномудрие, безгневие, непамятозлобие, долготерпение, милосердие, странноприятие, пост, бдение, нищету, малословие». Его знали и любили в самых отдаленных местах. Наличие же двух обителей позволяло давать приют многим беглым старообрядцам из России.

Однако, несмотря на общность имущества и соблюдение правил безбрачия, Феодосий не считал свои общежительства монастырями. Для его последователей Невельская община и подобные ей были всем «христианским миром», где они жили отдельно от греховного мира, завоеванного антихристом. «Это был особый мир людей, почитавших себя избранными Богом для спасения, которые решительно отмежевывались от постороннего, греховного и погрязшего в светскую жизнь человечества. Вне общины все принадлежало антихристу, в домах, на полях, на торгах была его печать, и извне общины были возможны лишь грех и великая погибель»[5 - Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. В 2 т. М., 2006. С. 449.].

Но это осознание своей избранности было не плодом духовной гордыни, а, скорее, тяжелым бременем, которое ложилось на плечи людей, избравших узкий путь спасения души и отказавшихся от компромисса с собственной совестью. После падения священства вся ответственность за сохранение истинной веры и тем самым за судьбу Третьего Рима ложилась на плечи простых мирян. В «последние времена» человек должен быть особенно бдителен, должен находиться в постоянном духовном напряжении. «Се Жених грядет в полунощи: и блажен раб, его же обрящет бдяща…» Эти слова, звучащие во время ночного богослужения (тропарь на полунощнице), были восприняты невельскими староверами особенно близко к сердцу. Отсюда вытекала и особая требовательность со стороны федосеевской общины к нравственным качествам своих членов. По сути, каждый член этой Церкви («молящийся») по своим нравственным достоинствам должен был соответствовать тем каноническим требованиям, которые предъявлялись к дораскольному священству и монашеству. Конечно же, подобные требования всегда, во все времена стояли перед каждым верующим христианином. Еще апостол Петр писал, обращаясь к малоазийским христианам: «Вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1 Пет. 2, 9). Однако в тех экстремальных условиях, которые сложились в России после раскола, эта мысль получала особое значение.

Теперь нельзя было уповать на то, что «попы да монахи все наши грехи замолят». Теперь каждый отвечал за свои поступки непосредственно перед Богом, минуя посредников. Эта идея личной ответственности присутствовала и ранее в произведениях отцов Церкви, на которых староверы должны были теперь ориентироваться с особенным вниманием. Так, преподобный Ефрем Сирин, чьи произведения старообрядцы и тщательно переписывали от руки, и неоднократно издавали в подпольных типографиях, писал о пустынниках, живущих «далече от вселенныя» и не имеющих ни церкви, ни священников, ни возможности причаститься видимым образом: «Сами суть священницы себе, исцеляют наши недуги молитвами своими»[6 - Ефрем Сирин. Слово 111.]. Подобную же мысль высказывал и св. Афанасий Великий. На вопрос о том, кто суть истинные поклонники, упоминаемые в Притчах Соломона, он отвечал: «Сии суть, иже в пустынях и горах, и в вертьпех, и в разселинах земли живуще: иже, кроме собрания церковнаго, делы благими божественным Духом просвещаеми, духом и истинною поклоняются Богу и Отцу нашему, иже есть на небесех, непорочно живуще и Богу благочестно мудрено служаще, во всяком благочестии и чистоте добродетелей сияюще. и не требуют церкви, или места, но сами себе храмы творяще благими деланьми, на всяком месте и везде благоугождают Богу, непрестанно и чисте Ему служаще вся дни живота своего»[7 - Цит. по: Щит веры, или Ответы древняго благочестия любителей на вопросы, придержащихся новодогматствующаго иерейства. М., 2005. С. 23.].

Впервые мысль о духовном священстве, выраженную со всей четкостью, мы находим в сочинении «Щит веры» («Ответы древняго благочестия любителей на вопросы придержащихся новодогматствующаго иерейства»), составленном в 1789—1791 годах и содержащем ответы на 382 вопроса старообрядцев-поповцев. Однако и ранним поморским отцам эта мысль была не чужда. Так, в «Поморских ответах» Андрей Денисов ссылается на приведенные выше слова преподобного Ефрема Сирина о древних подвижниках: «Сами суть священницы себе…» Андрей Денисов был склонен видеть в личности каждого правоверного христианина «церковь духовную» – «душевленныя церкви благодатныя, по апостолу, вы есте церкви Бога жива». Так говорит он об отцах соловецких, желая показать, что они не нуждались в видимых храмах, разрушенных никонианами в Куржецкой обители.

В условиях наступающей секуляризации Феодосий Васильев призывал своих последователей уходить из мира в обособленные общины: «И паки апостол рече: изыдите братие от мира и нечистот его не прикасайтеся; возлюбите безмолвие. Да познайте Бога и откровенным умом славу Его узрите, что всуе метемся в жизни сей… Побегайте и скрывайтеся во имя Христа»[8 - Увещание Феодосия, написанное в 1701 г. // Христианское чтение. СПб., 1909. С. 58.].

В Крапивенской волости федосеевцы прожили девять лет. Трудолюбие и аскетический образ жизни вскоре привели общину к хозяйственному процветанию. Но тут же явилась и оборотная сторона медали: основанные Феодосием обители начали подвергаться грабительским нападениям польских солдат (жолнеров), прослышавших об их процветании. Многие из братии во время этих набегов погибали. Так, в 1707 году солдаты неожиданно напали на обитель, «учиниша великую стрельбу, единаго стараго добраго мужа именем Даниила убиша, а иных раниша». Тогда решено было искать новых мест.

Религиозная и полемическая деятельность Феодосия Васильева и его последователей в Невельской обители «весьма прослыла» не только среди беспоповцев, но и во всем старообрядчестве. Благодаря успешной проповеднической деятельности самого Феодосия и десятков его учеников в северо-западной части Российской империи и в северо-восточной части Великого княжества Литовского федосеевское учение получило весьма широкое распространение. В обитель на собеседование «от Святых Писаний о Древлецерковных Святых содержаниях и о Никоновых новопреданиях» неоднократно приезжали представители русской аристократии и высшие чиновники империи: боярин Борис Петрович Шереметьев, любимец царя Петра князь Александр Данилович Меншиков, боярин и дипломат Симеон Григорьевич Нарышкин, торопецкий и великолуцкий комендант Антоний Алексеев, боярин Яков Корсаков и другие.

Особенно плодотворными в творческом отношении были последние десять лет жизни Феодосия. За время своего пребывания в Невельской обители он закончил обширное богословско-полемическое сочинение «Обличение» (декабрь 1707 года), в котором, отвечая на работу Рязанского митрополита Стефана Яворского «Знамения пришествия антихриста и кончины века» (1703), обосновал учение о духовном антихристе. Беседовал Феодосий Васильев и с одним из талантливейших богословов раннего старообрядчества Андреем Денисовым, обменивался с ним посланиями (известны два послания – около 1701—1702 годов и около 1705 года), дважды (в 1703 и 1706 годах) посещал Выг, где состоялись его беседы с поморскими отцами. Но именно в период существования Невельской обители произошла размолвка Феодосия с выговцами в некоторых вопросах вероучения, в результате которой образовалось отдельное старообрядческое согласие, впоследствии получившее название федосеевского (самоназвание – старопоморское согласие).

Однако несмотря на разделения и полемику, которая порой принимала весьма ожесточенный характер, предпринимались неоднократные попытки объединения двух братских беспоповских согласий. Так, например, известно, что после разрыва Феодосия Васильева с выговскими отцами (а разрыв этот произошел во время отсутствия Андрея Денисова на Выге) возвратившийся в обитель выговский киновиарх был весьма опечален случившимся, а по прошествии двух лет встретился для переговоров в Старой Руссе с Феодосием, после чего в одной из окрестных деревень они совместно отслужили всенощное бдение, положив, таким образом, начало общению между собой.

Впоследствии, уже на рубеже XVIII—XIX веков, произошло окончательное обособление федосеевцев от поморцев, когда последние ввели у себя так называемый бессвященнословный брак, объявив федосеевцев «бракоборцами». Но вместе с тем большинство федосеевских общин в Российской империи уже до революции 1917 года постепенно перешли на позиции поморцев в вопросе о браке и фактически стали поморскими.

Глава 1. Старообрядцы Опочецкого уезда в XVIII—XX вв.

Опочецкий уезд был приграничным уездом, а массовая эмиграция русских старообрядцев на территорию Речи Посполитой продолжалась на протяжении всего XVIII века, тем более что большого труда это не составляло. Согласно документам того времени, русские из соседнего Великолуцкого уезда «проходили в Польшу в день», в приграничные Невельский и Себежский поветы (уезды) Речи Посполитой. Переходили как индивидуально, так и целыми группами – вместе со своим инвентарем и скотом, целыми деревнями.

В этом смысле показательно дело из архива Синода «По доношению Ямбургского попа Константина, о присоединении к православию раскольника Ивана Парфенова и других раскольников Ямбургского и Дерптского уездов, на которых указал при допросе в Синоде Парфенов» за №386/257 от 17 июля/22 ноября 1722 года. Иван Парфенов родился в семье, принадлежавшей к официальной церкви, в деревне Касанове Опочецкого уезда. Когда Ивану было около 15 лет, в его родную деревню пришел «расколоучитель» Семен Григорьев, родом «корелянин». «Усмотря его, Ивана, в малолетстве, отводя от людей», Семен говорил ему, что семейные его и все их погоста крестьяне имеют «не самую сущую христианскую веру», поносил «богомерзкими н хульными словами» церкви Божии и православные обычаи, а свою «раскольническую прелесть» называл «самою сущею христианскою верою». В результате, Иван вскоре оставил свое семейство и отправился с Семеном странствовать. Два года прожили они в келье, устроенной Семеном в лесу, в Новгородском уезде, за Старой Руссой, на реке Робье, а затем (в 1699 году) вышли из лесов на дорогу и пристали к толпе староверов, которые, числом более ста человек, па сорока подводах, переселялись за польский рубеж. Никем не задерживаемые, без всяких видов, они перебрались за рубеж в Невельский уезд и поселились в Крапивенской волости, на лесных угодьях, принадлежавших пану Куницкому. Выстроив два скита, мужской и женский, они прожили, с женами порознь, в имении Куницкого шесть лет, платя владельцу оброк тридцать рублей в год и занимаясь хлебопашеством. Здесь, через три года после поселения, Иван окончательно «возлюбил раскольническую веру» и был окрещен в реке Семеном Григорьевым с именем Киприан.

По свидетельству Ивана Парфенова, живя в невельских скитах, переселенцы собирались на моление въ простую избу, исповедывались у «раскольническаго учителя», «простца» Феодосия Васильева. Из имения пана Куницкого Иван вместе съ другими скитниками переселился в «Луцкий уезд, в Вязолскую волость» (т. е. Вязовскую волость Великолукского уезда), принадлежавшую князю Меншикову. Через четыре года, в продолжение которых переселенцы платили князю оброк, «по указу Великого Государя» и по приказанию Меншикова, они переведены были в Ряпипу мызу, в Дерптский уезд. Прожив в ней более десяти лет, они «самовольно», по неизвестной причине, разбрелись все «врознь», по разным местам[9 - Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. СПб., 1868. Том I (1542 – 1721). С. 434—435.].

«Феодосианец книжной». Гравюра из книги А. И. Журавлева «Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах…» (1795)

Среди сподвижников Феодосия Васильевича, ушедших за польский рубеж, были не только простые крестьяне, но присутствовало немало людей знатных (в его «Житии» перечисляется 14 дворянских фамилий). Известно, например, что его «правой рукой» был псковский помещик Захарий Ларионович Бедринский (ум. 1710). Его сын Иларион был увезен отцом еще в детском возрасте в Польшу и впоследствии исполнял обязанности стряпчего в федосеевской общине. В 1710 году он переехал в Петербург, где сперва жил своим домом, а потом перешел жить в дом к генерал-майору Павлу Ивановичу Ягужинскому, при этом он регулярно ездил для моления в федосеевскую обитель на Ряпиной мызе под Дерптом. Здесь во время разгрома обители царскими войсками в 1719 году он был взят под стражу и доставлен в Тайную канцелярию. Находясь в заточении, отошел от старой веры, принес покаяние и был восстановлен в своих владельческих правах: ему принадлежали земли в Псковском и Велейском уездах. Центром владений Лариона Захарьевича Бедринского в нынешнем Опочецком районе стало сельцо Матюшкино – к 1720 году он уже стал владельцем этого сельца и окрестных деревень. Судя по отсутствию его имени в исповедных росписях Космодемьянской церкви села Матюшкино и псковских церквей, покаяние его было не вполне искренним и он, вероятно, продолжал тайно придерживаться старой веры. Впоследствии поступил на военную службу, вышел в отставку в чине капитана Нарвского гарнизонного полка и умер в 1750 году. Дочь его, Анна Иларионовна, еще при жизни отца вышла замуж за Илариона Матвеевича Голенищева-Кутузова и стала матерью будущего великого полководца Михаила Иларионовича Голенищева-Кутузова.

Переход границы облегчало и то, что пограничные заставы были небольшими и располагались на значительном расстоянии друг от друга. В 1723 году было начато сооружение пограничного рубежа Рига – Великие Луки – Смоленск. Однако оно не могло обеспечить надлежащей охраны с российской стороны – сквозь него по потайным тропам и дорогам из России в Речь Посполитую и обратно почти беспрепятственно могли проезжать малые и большие группы людей с повозками, гружеными имуществом. Люди целыми деревнями уходили за «польский рубеж», так что впоследствии, благодаря близости границы и той легкости, с какой ее можно было в то время преодолеть, на территории русско-польского приграничья, на польской стороне (Невельский и Себежский поветы) сложилось семь локальных групп старообрядцев со своими духовными центрами[10 - Подробнее см.: Кожурин К. Я. Староверы Псковского Поозерья: Пустошкинский район. М.: «Археодоксiя», 2011; Он же. Старообрядческие моленные Невельского уезда (XVII – XX вв.) // Язык, книга и традиционная культура позднего русского средневековья в жизни своего времени, в науке, музейной и библиотечной работе XXI в.: Труды II Международной научной конференции (Москва, 30—31 октября 2009 г.). М., 2011. С. 587—609; Он же. Староверы Псковского Поозерья: Себежский уезд. [б.м.]: Издательские решения, 2021.]. Однако и с русской стороны границы, несмотря на менее благоприятные условия, также сформировался ряд духовных центров – на территории Опочецкого и Великолуцкого уездов.

Первые документальные сведения об опочецких староверах, которые удалось обнаружить в архивах Синода, относятся к началу XVIII века. Еще в 1711 году Петр I пожаловал Павлу Ивановичу Ягужинскому пригород Велье. Велейская вотчина охватывала и земли выше упомянутого Лариона Захарьевича Бедринского, служившего у Ягужинского по «вотчинным делам». Павел Иванович Ягужинский и впоследствии его сын Сергей Павлович, видимо, покровительствовали старообрядцам. Поэтому неслучайно именно на этих землях после уничтожения Ряпинской обители появляются староверы-федосеевцы. Так, в октябре 1723 года поручик Зиновьев, занимавшийся розыском староверов, донес, что Псковской епархии, в пригороде Велье, вотчины генерал-прокурора Ягужинского, также в монастырских и дворцовых вотчинах, близ Польского рубежа, живут «раскольники» и говорят: «Ежели он, поручик Зиновьев, в те места к ним приедет (для сбора), то-де они уйдут за Польский рубеж», что «священники Псковской епархии „о детех духовных подают к прежде поданным прошлаго 1721 году книгам в пополнение и пишут их в исповеди и в приобщении Св. Таин, а сказывают, что-де в прежде поданных книгах прописаны безпамятством“, а между тем штрафов с них, за бедностию, взять нечего, и что цыфра исповедующихся из неисполнявших прежде христианского долга заметно возросла во время переписи раскольников. По первому из этих доношений Синод приговорил: описи раскольников в тех местах не производить, на основании указа 14-го Февраля 1716 года; а по второму: штрафы править. Вместе с сим Зиновьеву велено было употребить все средства отыскать раскольничьих учителей Михайлова и Ивана Бедра и прислать их в С. Петербург»[11 - Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. СПб., 1868. Том I (1542 – 1721). С. 661 – 663.].

Генерал-прокурор Павел Иванович Ягужинский

«Псковской-де епархии провинциал-инквизитера монаха Савватия да Опочинскаго заказу, Сергиевския церкви инквизитера иерея Петра Федорова в доношениях к раскольническим делам объявлено: в приходе в Елье (Велье – К. К.), в Никольской малой и в Михайловской волостях, в вотчине генерала-прокурора Павла Ивановича Ягужинскаго, крестьяне его обретаются близь польскаго рубежа в расколе, по именам, мужеска полу, кроме жен и детей, 14 человек; дворцовых крестьян, по именам же, 4 человека; монастырских 3 человека, которые-де раскольщики в оклад не положены»[12 - Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. – СПб., 1880. – Том IV (1724). – С. 374.].

Было открыто дело (за №530/299 от 4 декабря/20 октября 1725 года) по доношению иеромонаха Иосифа Решилова, с требованием резолюции, как поступать с «раскольниками», которые, поселившись от польской границы в 60 и 100 верстах, считают себя «порубежными» и на этом основании уклоняются от платежа двойного оклада. Синод по этому делу постановил: «раскольников», живущих на разстоянии 60 и 100 верст от границы записать в двойной оклад, о чем и сообщил Правительствующему Сенату ведение, «с требованием совершенной резолюции». Но Сенат отказался от обсуждения этого вопроса до присылки из Синода ведомостей о всех «раскольниках», сбор с которых двойного оклада предоставлен стольнику Афанасию Савелову.

11 октября 1725 года было вторичное обсуждение в Синоде того же вопроса, но решен он не был. Наконец, вскоре после этого, 20 октября, состоялась в Сенате конференция членов Синода и Сената. Обсуждался вопрос о «порубежных раскольниках», однако по данному вопросу «Правительствующий Сенат никакой резолюции не учинил»[13 - Там же. С. 542.].

* * *

В «Своде официальных сведений о раскольнических молитвенных зданиях в Империи от 1800 до 1848 года» по Опочецкому уезду Псковской губернии значатся всего две старообрядческие моленные: в деревне Марфино Велейского удельного приказа и в деревне Цыпкиной[14 - РГИА. Ф. 1473. Оп. 1. Д. 92. Л. 615 об. – Свод официальных сведений о раскольнических молитвенных зданиях в Империи от 1800 до 1848 года.]. Однако судя по архивным данным (в частности, по «Карте раскольничьих поселений Псковской губернии»[15 - РГИА. Ф. 1293. Оп. 167. Д. 1.]), старообрядческие поселения располагались достаточно густо в районе треугольника, образованного городами Красным, Опочкой и селом Вельем. Это следующие деревни: Рыжково (почти на прямой линии между Красным и Опочкой), Марфино (на реке Исса), Антонова (на той же реке), группа поселений Выжлово-Зубы, Кулаково-Рогали, Сидорово-Горушка, район деревни Сидорово/Сидорково и деревни Старино-Казюлино (чуть севернее озера Мегрова), село Броды (возле Матюшкино), район деревень Войтехи и Тригузово (в окрестностях озера Войтехинского), деревня Губищино (восточнее села Велье), деревня Скирино (чуть западнее села Велье), район деревни Кривошляпы на западном берегу озера Велье, район современной деревни Тимохи между озером Влесно и Платишно. Также староверческие поселения располагались на юго-востоке Опочецкого уезда: в Заволоцкой и Веснебологской волостях.

«Карта раскольничьих поселений Псковской губернии» (РГИА, Ф. 1293. Оп. 167. Д. 1)

Согласно данным М. Евстигнеева, «по записям Исповедных росписей и Ревизским сказкам за XVIII – XIX вв. было определено, что деревня Марфино была образована переселением на пустошь Марфино двух семей из крестьян…, принадлежащих помещику П. И. Ягужинскому, из современной деревни Зубы? или как она ранее называлась Ужлово или даже Выжлово (в начале 18 века). Переселение происходило в период 1782—1795 гг. В деревню Выжлово-Зубы? крестьяне в более ранний период подселялись из д. Рыбаки, расположенной чуть южнее с. Влесно. В начале XVIII века деревня Рыбаки также имела другое название Бадьево, а также Башково»[16 - https://vk.com/@evstigneev_1-neskolko-slov-ob-istorii-staroobryadchestva-v-opocheckom-uez].

После разжалования П. И. Ягужинского и после ряда смен владельцев этих земель (с 1777 по 1782 – Г. А. Потёмкин-Таврический, с 1782 по 1784 – А. Д. Ланской, затем до 1796 года – князь А. Б Куракин) крестьяне стали дворцовыми (земли были переданы в удельное ведомство Опочецкого уезда). «Помещиков над крестьянами теперь не было, что также способствовало возможности исповедовать старую веру…»[17 - Там же.]

Первая четверть ХIX века также характеризовалась смягчением давления на старообрядчество, в том числе и в Псковской губернии. В Государственном архиве Псковской области (ГАПО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 559), например, есть дело за 1816 год по прошению крестьян старообрядцев Опочецкого уезда о запрещении священникам входить в их дома. Кроме того, псковский гражданский губернатор Борис Антонович фон Адеркас даже разрешил построить старообрядцам в Опочецком уезде молельню, по жалобе крестьянина Максимова (из деревни Марфино) о том, что «есть старообрядческое кладбище, но нет молельни», а это расходится с указом императора, по которому все граждане «держат веру свою спокойно». Поэтому, следуя снисходительно к заблуждениям разных сект, если они не нарушают общего спокойствия, Опочецкому земскому суду не допускать «стеснений», так как люди должны иметь узаконенное место для богослужения. Этот указ был подписан 20 июня 1822 года[18 - ГАПО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 840. Л. 1—20.].

Сохранилось описание моленной в деревне Марфино, построенной с разрешения псковского губернатора при императоре Александре I: «Изба 4 на 2,5 сажени с сенями, крытая тесом. Наверху глава типа церковной с деревянным крестом покрашена зеленою краскою, а крест – белой. В избе 2 окна. У крыльца доска, привязанная к крыше и при ней 2 деревянных молотка. Половина дома внутри перегорожена стеной, крашеной красной краской (с правой стороны молились мужчины, а с левой – женщины. – К.К.). В прихожей по лавке с каждой стороны. В комнате 3 аналоя, боковые крытые белой бумажной материей, а центральный зеленым сукном. В комнате находятся: медный крест в деревянном ставце и образа:

Пророка Ильи

Господа Вседержителя

Благовещения