Пастырь штрафбата
Кирилл Ликов
Большая война людей заставила присоединиться к ним и нечисть. Сосланный в штрафную роту лейтенант сталкивается с невиданными доселе событиями. И так поломанная судьба ставит его во главе очень странной роты, а после он еще узнает, что противник у них не менее странен. Ему предстоит сделать выбор и пытаться выжить в этой мясорубке, где то, что ты видишь глазами, не всегда является этим на самом деле. Сможет он принять все это? Сможет ли выжить?
Кирилл Ликов
Пастырь штрафбата
Комната была наполнена красным светом яркого заката. Красные закаты не редкость в Вертепске и его окрестностях. Город давно пользуется плохой репутацией среди многочисленного населения обширной территории бывшей Империи. Уж слишком тут было много странностей и необъяснимых случайностей. Про этот город ходили разные легенды. Одни глаголили, что все население этого городишки или знавалось с нечистой силой, или было этой нечистой силой само. Другие говорили о каком-то проклятье. Третьи объясняли всё наличием множества неосвященных кладбищ, языческих капищ и плохой аурой. Туристов было в городе крайне мало, несмотря на шикарную архитектуру города, построенную в стили готики и неоготики, так же в ансамбле города присутствовал ампир, но в меньшей степени. Город мог бы стать жемчужиной туристического бизнеса областного, а то и федерального, да и мирового масштаба, если бы не слухи.
– Дед, а дед! Расскажи Сережке про бой ваш, а то я ему говорю, а он не верит.
Около отдыхающего за чтением газеты пенсионера возникли два сорванца лет так десяти.
– Да не может такого быть.
– Так ребят, давайте по одному, а то вас, одновременно орущих, не поймешь.
– Деда, расскажи про тот бой в ущелье, про который ты мне рассказывал, а то Серега не верит.
– Не веришь Сергей?
– Простите, Прохор Александрович, но не верю. Слишком уж на сказку, или какой-то ужастик все это, со слов Вадьки, смахивает.
– Верю. Сам бы себе не поверил, если бы не пережил. Ну, уж если просите, то расскажу.
История эта, хоть и занятная, но долгая, так что присаживайтесь поудобней.
Произошло это во втором году большой имперской войны. Я до этого разведротой командовал, майором был. А к нам в часть политрука прислали. Старого то снарядом шальным накрыло. Тот мужиком был. Суровый конечно, но правильный. В личные дела не лез и занимался только тем, что ему положено, власть ни брал и дележом ее не занимался. А новый, как приехал, сразу начал свою власть устанавливать, под себя младших командиров гнуть. Да ладно бы честным словом и хорошими делами, но нет. В личные дела полез, в самое интимное руки свои засунул и давай там рыться. У кого жену фронтовую незаконную найдет, у кого родственников на оккупированной территории или не той национальности. Застращал и затерроризировал весь командный состав. Как с младшими закончил, принялся за середнячков. И вот приходит ко мне в землянку как-то раз. С бутылкой спирта, хлебом, с лучком, да селедочкой. И заводит разговор про жизнь, про службу ратную. Стакан, второй пропустили, и тут смотрю он начал в сторону нехорошую тянуть. Начал мне намекать, что моральные качества командира не должны ставиться под сомнение его подчиненными. Иначе они, дескать, в бою могут неправильно истолковать его приказ, и у них не будет уверенности в его стойкости и выдержки. И все это мне говорит краснолицый боров, который и врагов то видел пару раз за всю службу и то в тылу, в своем штабе, да связанных по рукам и ногам. И так он меня на путь истинный наставлял, что мне уже начало казаться, что это не я боевой майор разведки, а он, что это не у меня тридцать языков на счету, а у него. Но тут он перешагнул все мыслимые границы приличия, и решил мне напомнить, что мои родители были не имперскими подданными, и служили той стране, что сейчас одна из лидеров альянса. Вот тут я не выдержал и за грудки его взял. Ты, дескать, родителей моих покойных не касайся. Они еще до войны померли. Но это его не остановило, а даже раззадорило. И он начал высказывать теории и предположения, что у меня все так хорошо в рейдах получается, так как есть какой-то договор с вражеской стороной. Тут я не выдержал и врезал ему по морде. И все бы было хорошо, если бы этот боров не оказался на поверку худосочной барышней. От моего удара в нос, голова его дернулась и резко отскочила назад, сломав при этом его тонкие шейные позвонки. Мне потом следователь говорил, что это называется "эффектом хлыста". Военный трибунал прошел быстро и сурово. За убийство офицера мне должны были дать высшую меру социальной защиты, то есть расстрел. Но, учитывая мои заслуги на фронте, звание и все до этого полученные награды, разжаловали меня в лейтенанты и отправили командовать штрафбатом. Вот тут-то и начинается сказка, в которой я был как непосредственным участником, так и свидетелем всего происходящего.
Когда я прибыл в назначенное мне расположение, полковник внутренней службы, первым делом принялся узнавать, откуда я родом. В этом батальоне взвода по губерниям делили, чтоб вражды внутри подразделений не было. Да и с земелями всегда проще службу нести и штрафную лямку тянуть, чем с незнакомым человеком. Когда же полковник узнал, что я из Вертепска, то чуть не запрыгал от радости. Оказывается, Вертепский взвод у него уже как полгода без начальства ходит. Вот меня в тот взвод и быстрехонько направили. Взвод тот все стороной обходили. Никто не мог сказать ничего плохого про это воинское подразделение, вроде и хорошего масса, но все держались от него в стороне. Правда и солдаты этого взвода особого желания пообщаться с однополчанами не выявляли.
Я шел с вещмешком в расположение, когда мне на пути попались трое здоровенных бородатых мужиков в телогрейках и в армейских сапогах. Проходя мимо, они не отдали воинского приветствия, о чем я, остановившись, и высказал им.
– Товарищи солдаты, вы тут совсем расслабились? Приветствовать старшего по званию вас командир не учил? Или это уже убрали из устава?
Мужики уставились на меня как на боженьку, только что сошедшего с небес. Было видно, что они готовы исправиться, но что для этого делать, нужно не знали.
– Руку к голове прикладывать умеем, и говорить "Здравия желаю товарищ лейтенант"?
– А, ты об этом, товарищ? Так это мы завсегда, – сказал самый маленьких из них и сделал воинское приветствие. За ним повторили и остальные.
– Из какого взвода, бойцы?
– Вертепский, товарищ лейтенант, – ответил тот, кто заговорил первым.
– А эти двое, не говорят что ли?
– Говорят, но редко и мало. Наше дело воевать, а не лясы точить.
– Ну-ну, а вашего старшину как найти?
– А у вас к нему дело имеется? Или по поводу нашего воспитания решили с ним потолковать?
– А у вас во взводе все такие бородатые и любопытные?
– Бородатые все, а любопытных мало. Так насчет старшины то как?
– И по делу и по вашему воспитанию в частности. Я ваш новый командир взвода.
– Аааа… – выдохнул солдат, – тогда вам вон в ту сторону, – махнул он рукой, – там, около кухни был недавно.
– А у вас тут что, и полевая кухня имеется своя?
– Не, полевой не имеется. Это мы свою сами соорудили. Ту стряпню, что нам привозят, собаки есть не будут. Мы сами себя кормим.
– Понятно. А вы куда следуете?
– Да в соседний взвод. Там говорят, стоматолог служит бывший, а у нас зубы первоочередной инструмент.
– Вы ими что, колючую проволоку грызете что ли?
– Зачем же проволоку. Проволоку кусачками полагается.
– Ладно. Понятно. Отставить поход к стоматологу. Меня проводите до старшины, а там все видно будет.
– Никак нельзя товарищ лейтенант. Скоро альянсеры в атаку пойдут, и нам тогда тяжко будет.
– Ну, от больных зубов еще ни один человек не умирал.
– Человек может, и не умирал, а мы можем, – настаивал солдат.
И от его выражения лица и тона, я понял, что их лучше не останавливать, хотя бы до того времени, пока я не разберусь во внутренней политике и иерархии взвода.
– Ладно, я еще не в должности. Старшина знает?
– Естественно. Мы без разрешения с позиций ни ногой, мы ж не дезертиры там какие-то.
– Тогда шагом марш куда шли.
– Есть товарищ лейтенант! – второй раз они уже не забыли поднять руки в воинском приветствии, резко развернулись в унисон на каблуках и продолжили свой путь.
Старшину я действительно нашел около самопальной кухни. Три котла по пятьдесят литров на костре – вот все, что входило в эту кухню. Кроме старшины тут еще суетились два полуголых, несмотря на ноябрьский мороз, солдата.
– Товарищ старшина, – окликнул я, – подойдите ко мне, пожалуйста.
Старшина неторопливо поднял на меня глаза, оглядел с ног до головы и не торопясь, подошел.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант.