Танк, уже набравший изрядную скорость, резко разворачивается поперёк дороги и замирает. Открываю люк, и сразу по шлему бьет нога – рыжий вылез из башни:
– Вылезай!
Меняемся местами. У меня дрожат руки, и я благодарен инструктору, хоть и очень обидно, когда тебя бьют сапогом по голове.
С третьей попытки танк заводится, и мы благополучно переезжаем сопку. Мотор рыжий сержант не глушит, но сам вылезает на броню.
– Сюда иди! Чукча, блин! – мне достается еще одна оплеуха.
В батальоне учебно-боевых машин служат одни суки. Это знают все курсанты.
Ну этот вроде не особо здоровый… И вокруг никого… тайга вокруг.
Бах!
Рыжий инструктор, не издав не звука, падает с танка прямо в грязь. Он стоит на четвереньках и по-детски всхлипывает. Через пальцы течёт кровь. Нос, похоже, сломан. Вот так номер! Даже немного его жалко.
Но это продолжается не долго…
Рядом останавливаются два танка. К нам бегут трое сержантов и без лишних разговоров кидаются на меня.
Сержанты быстро сравнивают счёт. Но они слишком злые, чтобы головой думать, мешают друг другу! Главное, не упасть!
Сапоги вязнут по щиколотку в грязи, передвигаться очень тяжело.
– Гаси его! – кричит рыжий, – он мне, падла, нос сломал!
Танковый шлем здорово смягчает удары, поэтому я и не падаю.
Придурки… Хотят меня свалить, а тянут в разные стороны…
– Конец вам, козлы! – я срываю с головы танковый шлем. От шлема тянется провод с тяжелой металлической гарнитурой на конце, и ей я изо всех сил бью ей по голове одному из нападающих.
Вообще-то он должен уже упасть и затихнуть, в кино обычно так бывает, но на деле, он не падает, просто меня теперь бьют по голой голове. Ой! Зря я шлемофон снял!
И вдруг… голос ротного… как в тумане…
– Стоять! Фамилии! Кто командир?! – ротный не то что бы злой, он скорее удивленный, что я ещё стою на ногах.
– Посмотрите! Он ему нос сломал! – жалуются на меня грозные инструктора
Ротный бегло оглядывает меня:
– Ехать сможешь?
– Конечно! – говорю.
Я сейчас даже летать могу.
– Тогда все по машинам, в полку разберёмся!
Один за другим заводятся танки, ехать ещё долго и скоро стемнеет. Но почему-то у меня чувство уверенности, что все пройдёт хорошо.
И типы эти мне ничего не сделают, они меня теперь боятся. И марш закончу хорошо, и в Ляличи эти страшные меня не пошлют.
Глаз заплыл и полностью закрылся, второй глаз приходится постоянно протирать. Я улыбаюсь разбитыми губами. Грязь летит брызгами в разные стороны, ревет двигатель. Надо мной, в просвете между облаками разгорается луна.
В роте все обсуждают произошедшее. Бельдыев, заехавший на марше в болото, возмущённо размахивает руками.
– Я своему тоже хотел дать в глаз! И дал бы, пожалел просто… Давай говорит, ныряй! А я ему что, водолаз?!
–Так ты ж танк утопил!
– Ну!
– Что ну! За что трос-то цеплять, если крюк под водой?! Правильно он тебя нырять заставил! Сам утопил, сам и ныряй!
– А ты чё не нырнул?
– А я и танк не утопил! Беспонтовый ты боец, Бельдыев! Не хочешь ты родину защищать!
– А нафига мне это надо… Эх, зря я ему не врезал!
А через неделю случилось чудо! В часть неожиданно приехал мой отец! Он был в командировке и решил проведать меня. Отец и ротный закрылись в канцелярии, а я стоял за дверью и переживал.
Сейчас ему ротный скажет, какой я раздолбай, танк вожу плохо, наряд несу плохо, дневальным вообще на тумбочке сижу… Не дай бог ещё припомнит, как мы со Сташем на электрощит ссали, а нам прапорщик пендалей надавал…
Скажет – плохой солдат, ваш сын! Прямо-таки, херовый! А отец поморщится, как он всегда делал, когда я ещё в школе учился, вздохнёт и отмахнется, вроде, да он такой всегда был, чего с него взять…
– Собирайся, едем во Владик! – отец выходит из канцелярии. По его лицу не понятно, что там ротный сказал, – на два дня увольнительная у тебя!
Ого! Целых два дня! Прямо награда «за проявленную храбрость»!
Мы спускаемся, молча, по лестнице, и вдруг отец спрашивает меня.
– Неужели с тремя дедами дрался? Ты ж никогда особо не отличался… эээ… драчливостью…
И я вдруг понимаю, что главную свою награду я только что получил! В голосе папы слышно восхищение! Вот как оно, выглядит, оказывается!
– Да ничего такого, – говорю, – так вышло.
И мы выходим из ворот части и идём по направлению к трассе. По обеим сторонам грунтовки всеми цветами осени разгорается тайга. Тишина, и слышно, как кукушка отсчитывает оставшийся срок моей службы. Ох, и кукукать же ей ещё…
Мы разговариваем и смеёмся, я рассказываю о своих приключениях, о ребятах, о танках. Рассказываю, как Сташ с колейного моста рухнул, как я катился вниз на заглохшей машине… Отец слушает и удивленно качает головой. Черт! Да это мой звездный час! Знал бы, ещё раньше ввязался бы в какую-нибудь битву!
– Мама тебе письмо передала, – протягивает конверт отец, – сказала, ей очень нравятся твои новые стихи. Особенно Восточный ветер. У неё все хорошо, учебный год начался, тетрадки опять стопками, ну ты помнишь…
– О! Ты русский? Студент? – спрашивает капитан с танковыми петлицами, он явно рад увидев меня.