Бешенство Z

– Хорошо. Тогда я соберу совещание сейчас же. Поднять на ноги все службы будет не так просто – всё же ночь на дворе, но козырных тузов я побеспокою. Вы же не должны, даже под страхом смерти, никому говорить о том, что знаете! Всю связь держать только через меня. Это вопрос национальной безопасности. Вы понимаете, что будет, если обо всём узнают в ООН? Что США под боком у Европы разрабатывали супервирус, который в итоге по европейцам и ударил. За это по голове не погладят, точно!

– Господин Карпентер, я вас поняла. А всё же – если я попробую прозвониться в правительства и министерства по всей Европе и без подробностей и анонимно – но сообщить о необходимости поднять на уши весь Евросоюз в части биологической угрозы? – Оливия решила «прощупать почву» и понять реакцию руководителя, чтобы определить, что делать дальше.

– Ни в коем случае! Даже не вздумайте. Я сам всё решу. Чтоб никакой самодеятельности. Вам это понятно?

– Да, я всё поняла. Не буду.

– Хорошо. Будьте на связи и ждите моего сигнала.

Джон повесил трубку. Оливия была вне себя от ярости: идиот-руководитель сейчас потеряет кучу времени и конечно же никого не предупредит именно в том регионе, где надо действовать максимально быстро. А в США сейчас глубокая ночь, и действовать службы начнут дай Бог если часов через девять или десять. А то пока среагируют, пока информация пройдёт через кучу начальников на местах – так и все пятнадцать. К тому моменту в Европе уже будут сотни или тысячи заражённых. Люди контактируют между собой, едят из общей посуды, чихают и кашляют друг на друга – а через попадание слюны на слизистую глаза или рта заражение почти гарантировано, целуются, в конце концов. Один ребенок в школе или детском саду заразит всех остальных в группе, те по цепочке разнесут по домам, ну и пошло-поехало. Плюс покусы, если реакции будут идентичны тому, что уже удалось увидеть на подопытных объектах в лаборатории. Нет, действовать нужно быстро. Михаэль сейчас звонит всем кому только можно в Германии, это хорошо. Поэтому можно начинать оповещать соседние страны. Работа предстоит непростая…

Оливия нашла телефон Оперативной Секции Безопасности ООН в Женеве, на который обычно принимались звонки в случае чрезвычайных ситуаций, и набрала номер. Раздались частые гудки, соединение установить не удалось. «Странно», – подумала она, – «может, у них уже телефон разрывается от звонков? Тем лучше, если так!». Затем нашёлся телефон Всемирной Организации Здравоохранения – также при ООН в Женеве. Набрала и этот номер. И опять не смогла дозвониться. Почуяв неладное, Оливия зашла в приложение оператора и с удивлением, сменяющимся негодованием, обнаружила, что её сим-карта заблокирована и дозвониться она никуда не может. Позвала коллег по лаборатории, попросила их телефоны. Тотчас же выяснилось, что и их номера также заблокированы. Дозвониться по бесплатному номеру службы спасения не удалось – в лаборатории, находящейся под землёй, кто-то дистанционно отключил ресивер радиосигнала с антенны. Связь пропала вообще вся. А через несколько секунд также отключился вай-фай роутер и пропал интернет.

«Вот же сволочь, а! Главное – как быстро среагировал, ты смотри! Интересно, а Левинсон знал о системе дистанционного контроля коммуникаций, заложенной при проектировании и строительстве лаборатории? Наверняка ведь знал…» – думала Оливия, стоя посреди лаборатории и совершенно не понимая, что ей делать дальше. Связи с внешним миром не было никакой, а до конца рабочей смены лифт был заблокирован из соображений безопасности, и выйти на улицу не представлялось возможным. План был провален. Когда кончится рабочая смена, её на выходе под белы рученьки примет служба безопасности родной конторы. А что будет дальше – неизвестно. Если её отправят спешно в США, это будет вполне ожидаемо. Если посадят в тюрьму на Родине – а скорее всего, так оно и случится, то это очень плохо, разумеется. Но в случае распространения заразы она будет изолирована. Хотя это слабо утешает, если обвинят по какой-нибудь очень неприятной статье типа раскрытия государственной тайны. Любой расклад – большой и жирный минус. Оливия хотела предупредить всех, кого можно предупредить, и таким образом хоть как-то повлиять на ситуацию, но проиграла, так и не успев сделать ничего существенного. «Эх, знать бы расклад наперёд… я бы тебе, дорогой Джонни, последнему позвонила сегодня. Но кто бы знал…». Оливия села на стул и расплакалась. Первый раз за последние лет десять, наверное. «Проиграла… почти всухую».

Тем временем, в «стекляшке» возле входа в здание, на проходной у охранника на нулевом этаже завибрировал телефон. На номер аппарата, молчавшего последние полгода, пришло одно единственное сообщение. Писал Джон Карпентер, в записной книжке записанный как «Руководство». В сообщении было указано: «Код 9. Проект закрывается». Охранник, вежливый и улыбчивый мужчина, мимо которого каждое утро проходил ныне покойный Юджин Левинсон, отправил обратное письмо для контроля поступившего распоряжения: «Вторая часть кода?». Через несколько секунд ему прилетело еще одно сообщение: «Вторая часть кода – 11». Перекрёстный контроль, на случай ошибок – сознательных или случайных. Охранник написал в ответ: «Принято. Приступаю».

Сотрудник отдела внутренней безопасности ЦРУ, лейтенант Скотт Морган, работавший под видом обычного охранника на КПП лаборатории, пультом заблокировал электрозамок на входной двери, затем встал со своего места, прошёл к дверце электрощитка в углу справа от входа и открыл ключом замок. За небольшой, неприметной металлической дверкой был всего-навсего один электронный терминал размером с две пачки сигарет с электронным табло и панелью с цифрами. Скотт Морган ввёл код 9-11, и нажал на кнопку.

Откуда-то из-за стены раздался гул помпы, которая начала забирать из резервуара между этажами газ на основе фентонила и гнать его через систему вентиляции вниз, в рабочие кабинеты и коридор. На опустошение цистерны требовалось несколько минут. Чтобы зря не тратить время, Скотт достал из шкафчика позади рабочего места большую спортивную сумку и набор инструментов в маленьком пластиковом кейсе, надел закрытую куртку, перчатки, нацепил газовую маску на лицо и закрепил в рюкзаке за спиной небольшой баллон со сжатым воздухом. Его должно хватить примерно на сорок минут, этого будет вполне достаточно. Из небольшой металлической коробочки размером с сигарную шкатулку, лежавшую там же в шкафчике, Скотт Морган достал ручку-шприц, наполненную налоксоном. Одна единственная доза на всю лабораторию предназначалась именно ему, если операция пойдёт под кодом 9-11. Инъекция налоксона должна спасти его при передозировке фентонилом. Морган был абсолютно уверен, что проблем быть не должно, газовая маска не протечёт и воздуха хватит, и ему не придётся хлебнуть усыпляющего газа на базе сильнодействующего анальгетика, но необходимость присутствия в кармане инъекции была продиктована инструкциями по безопасности. Да и бережёного Бог бережёт.

Скотт спустился на лифте на этаж исследовательской лаборатории. Подниматься на технический этаж или в жилой модуль у него в планы не входило. Все, кто там мог быть из числа персонала, сейчас находились без сознания. Да и люди эти были не при делах – так, обслуга да и только. Скотта интересовала именно лаборатория, и её посещение входило в инструкцию на случай действия по текущему плану. Агент Морган открыл дверь в лабораторию мастер-ключом и, пройдя по коридору, оказался в офисном крыле. Его целью были рабочие компьютеры научного персонала. Скотт в течение нескольких минут сорвал заглушки на системных блоках нескольких компьютеров и небольшой отвёрткой открутил винты жёстких дисков. Все диски с данными отправились в спортивную сумку. Следом за ними Морган сложил в сумку стопку CD-дисков с документацией, несколько рабочих флэшек, а также стопку папок с распечатками. После сбора данных он вышел в коридор, оставив в офисной части двоих сотрудников, лежавших на полу в неестественных позах – видимо, как сидели, так и попадали со стульев, вдохнув высококонцентрированного газа.

Затем настал черед лаборатории. В помещении также на полу лежали несколько сотрудников без сознания. Скотт первым делом забрал мобильный телефон у Оливии Тэйлор, после подошёл к шкафчику и вынул небольшие пластиковые контейнеры. В них, в вырубленных в пенополиуретановой подушке ложементах, лежали пробирки с биоматериалом – удачными вариантами наработок за месяцы существования центра. Контейнеры и телефон также отправились в сумку. И последним, что Скотт забрал с собой, были два винчестера с данными с двух компьютеров, стоявших в лабораторном помещении.

Проходя мимо столов с лабораторными крысами, Скотт обратил внимание, что часть из них лежит без сознания – те, которые сидели в обычных клетках, ожидая начала экспериментов, а другая часть – те, что находились в изолированных аквариумах, бодрствуют и хаотично перемещаются внутри коробов из поликарбоната. «Странно», – подумал Скотт, – «должны были тоже отключиться. Может, им по трубкам газ не прошёл через вентиляцию? Должен был везде просочиться. Видать, что-то не до конца сработало. Ну и чёрт с ними» – он мысленно махнул рукой. Все равно через пять минут это будет уже неважно.

Агент Морган вышел из лабораторного крыла и направился к лифту. Поднявшись с минус третьего на нулевой этаж, он отправил лифт обратно вниз, затем открыл дверцу электрощитка лифтовой шахты рядом с раздвижными дверьми, и с помощью отвертки открутил винты и снял клеммы. А после обрезал кусачками кабели под корень так, чтобы их невозможно было нарастить, и в случае необходимости восстановления проводки пришлось бы разбирать кусок стены. Иных способов попасть в лабораторию не было.

Когда дело было сделано, Скотт наконец приступил к самому главному: снял фальшь плиту за своим креслом, вставил отдельный ключ-флешку в паз электронной панели, что пряталась от посторонних глаз, и повернул его на полный оборот по часовой стрелке. Через секунду стены и пол задрожали, под ногами раздался гул, Моргана даже немного подбросило вверх, а плитка на полу потрескалась в нескольких местах. Еще одна трещина в палец толщиной пробежала по стене снизу вверх и замерла под потолком.

Скотт Морган вышел из помещения на улицу и запер за собой дверь. Проходя мимо мусорного контейнера, он выкинул туда газовую маску, рюкзак с кислородным баллоном и куртку с перчатками. На служебном телефоне набрал текст смс: «Проект завершён. Данные со мной, еду». После этого выключил телефон, извлёк из него сим-карту и также выкинул её в мусорный контейнер. Мобильник с «засвеченным» IMEI-кодом разбил об асфальт и отправил следом.

Пройдя пятьдесят метров, Скотт Морган свернул за угол основного производственного корпуса «КиевФармБио» и вышел на парковку, где его ждал припаркованный здесь же автомобиль. Сумку с винчестерами, биоматериалами и документацией он перегрузил в туристический чемодан на колесиках, из багажника достал другую сумку с костюмом, туфлями и рубашкой, переоделся, а старую одежду кинул назад в багажник. Машину предстояло бросить на пустыре на окраине Киева, а с ближайшей дороги вызвать такси в аэропорт. Проверив карманы и убедившись, что паспорт сотрудника Министерства Иностранных Дел США с документом-«непроверяйкой» на месте, лейтенант Скотт Морган, по документам – дипломат Джеймс Кроу, завёл мотор. Проект, в котором он занимал позицию наблюдателя службы безопасности, пошёл не по плану. Но с этим пусть разбирается руководство. А он сделал всё правильно: когда возник риск утечки данных, один из сотрудников вынес информацию наружу, а второй – руководитель проекта – оказался мёртв, Скотт согласно инструкции извлёк всё то, что представляло хоть какую-то ценность в плане наработок, чтобы по линии МИДа отправить груз первым же авиарейсом домой. А чтобы ликвидировать угрозу слива информации в лице сотрудников лаборатории, он активировал электронный детонатор, который инициировал подрыв заложенных по всему контуру лаборатории зарядов взрывчатки на всех трёх этажах, уничтожив всё что было внутри и обрушив перекрытия подземных этажей. Людей и следы исследований взрыв похоронил под грудой строительного мусора. Чтобы попасть вниз, разгрести завалы и понять хотя бы профиль работы данного учреждения, потребовались бы недели. Но за такое время это уже станет неважно, а все вопросы, какие могут возникнуть у местных властей, порешают нужные люди. В этой коррумпированной восточноевропейской помойке пара звонков и хороший транш решат любую проблему.

Скотт Морган не думал о тех, кто остался под завалами. Он просто выполнял свою работу согласно инструкциям и старался не рассуждать о моральной стороне вопроса. Впрочем, его это особенно и не волновало. Заканчивалась мучительно долгая и очень тяжёлая командировка на другом конце земного шара, утомляющая и отупляющая. И Скотт с чувством выполненного долга наконец-то ехал домой.

24 апреля. Международный аэропорт Франкфурт. Дмитрий Вознесенский.

Крепко сбитый светло-русый мужчина устало облокотился на колонну в зале выдачи багажа международного аэропорта Франкфурт, ожидая когда по ленте отправят его туристический чемодан. Он летел домой, в Россию, после достаточно нервной четырёхнедельной командировки в Ливию, в которой ему пришлось вводить в эксплуатацию оборудование для нефтедобычи на буровой платформе ливийского национального оператора. Мужчину звали Дмитрий Вознесенский, и он пятнадцатый год подряд работал сервисным инженером на крупную российскую нефтегазовую компанию, разрабатывавшую ближневосточный нефтяной шельф совместно с правительствами нескольких стран. Свой тридцать девятый день рождения он отметил несколько дней назад на буровой платформе с инструментами в руках. Четыре недели без выходных дались тяжело, но времени на работы было мало, потому как работодатель старался как можно быстрее начать реализацию проекта, отложенного с 2011 года. И Дмитрий после окончания командировки взял себе неделю отгулами и решил съездить в Питер к родственникам, посетить город и погостить у дяди с тётей, а уже затем возвращаться в Москву.

Вознесенский был отличным специалистом в своём деле и очень разносторонним человеком, однако личная жизнь как-то не клеилась – два неудачных брака, детей не было, последние отношения развалились полтора месяца назад – его девушка устала от постоянных командировок и жизни неделями в одиночестве и ушла. И по сути, единственными близкими людьми у Дмитрия оставались родители и дядя с тётей. Была ещё сестра, но она десять лет назад уехала с новым мужем во Францию, и с тех пор на связь выходила в лучшем случае два раза в год – поздравить с днём рождения и с Новым годом. Каких-то тёплых родственных отношений между ними не было практически никогда, а сейчас и подавно. Да и внимание Дмитрия было направлено скорее вовнутрь себя, чем вовне, и он уже давно привык быть один, не нуждаясь ни в ком и занимаясь либо работой, либо несколькими хобби в свободное время.

В аэропорту в это время было достаточно многолюдно, несмотря на ночь – всё же Франкфурт был четвёртым в Европе по пассажиропотоку и первым по грузоперевозкам. Здесь круглый год, ежечасно, прилетали и улетали сотни и тысячи людей и десятки тонн грузов. Дмитрию не очень повезло с билетами – прямых рейсов в Петербург не нашлось, а через Франкфурт пришлось лететь двумя авиакомпаниями, и не только ждать свой багаж, затем проходить регистрацию заново и терять кучу времени, но и стык также получался почти трёхчасовой. Вознесенский уже почти спал – будучи «жаворонком», он достаточно тяжело переживал ночные бдения, а после четырех недель работы без выходных – и подавно. В какой-то момент, уже почти валясь с ног от усталости, он наконец-то заметил на ленте свой чемодан, забрал его и поспешил в зал регистрации вылетов, на ходу сдирая уже ненужные бирки. Сейчас Дмитрий хотел только одного: первым пройти регистрацию на рейс в Россию, которая уже открылась, а затем поспать в зале ожидания. Вознесенский ещё не знал, что по роковой случайности он от усталости перепутал ленту выдачи багажа с рейса из Киева, находившуюся не по левую, а по правую руку от колонны, и забрал не тот чемодан. В точности такой же, как у него, но только чужой…

25 апреля. Штаб-квартира ЦРУ, Лэнгли. Джон Карпентер.

В дверь постучали. Через секунду, не дожидаясь ответа, в кабинет вошёл агент Скотт Морган. Джон Карпентер внимательно изучал отчёт из лаборатории в Камеруне, где в данный момент полным ходом шло изучение геморрагической лихорадки Эбола. А точнее сказать, выведение нового штамма вируса. Но не того, который испытывали сначала в Заире, а затем в Конго, Уганде и Габоне, и подавили векторной двухкомпонентной вакциной от одного известного американского производителя, а другого – такого, который разработанные на сегодняшний день вакцины брать не будут.

Для разработок биологического оружия странами запада африканский континент давно стал отличным испытательным полигоном. Уже более пятидесяти лет то там, то тут фиксируются вспышки различных заболеваний – как уже известных, наподобие малярии или ласской лихорадки, так и привнесённых из других регионов и нетипичных по своему происхождению тому, что было в Африке до определенного дня. Регион очень удобный, особенно экваториальная и субэкваториальная его части и тропики – санитарный контроль на нуле, медицина оставляет желать лучшего, спецслужбы совершенно некомпетентны, внешняя разведка направлена скорее на выявление и пресечение коварных замыслов ближайших соседей. А самое главное – даже в случае маловероятной промашки и утечки данных, возмущение африканских аборигенов никто не услышит и слушать не будет. Сколько раз представители африканских стран в ООН заявляли о голоде, конфликтах, эпидемиях – помощь была либо на словах, либо на бумаге. И в основном правительства этих стран максимум что получали – это старое, списанное с армейских складов оружие как европейского, так и советского производства. Причём именно в тех регионах, где неожиданно находились богатые месторождения углеводородов, золота, алмазов, редкоземельных металлов. Африканский континент настолько же богат ресурсами, насколько и беззуб и не может защитить себя самостоятельно и тем более прийти к согласию. Чем всегда охотно пользовались европейские и американские, а в последние годы и китайские колонизаторы. Но китайцы, в отличие от первых, хотя бы не изображали демократию и заботу об угнетённых неграх – а точно так же стравливали правительства, а затем выкупали права на добычу за три копейки у местных князьков в обмен на военную помощь и наёмников. С различного рода экспериментами – как биологическими, так и военными – обстояло всё примерно так же, и было давно отработано до мелочей: за мелкий прайс покупаются местные крупные чиновники, делается дело, а затем тесты проводятся на соседних республиках. Очень удобно.

Скотт Морган закрыл за собой дверь и остановился.

– Вызывали, сэр?

Карпентер поднял глаза, кивнул и указал на кресло напротив стола, затем снова погрузился в чтение. Скотт сел, огляделся. Ничего не поменялось за месяцы отсутствия. Только бумаг на столе стало заметно больше. Джон, каким бы он говнюком ни был как человек, заслуживает огромного уважения как большой спец – не раз про себя думал Скотт. Карпентеру удавалось каким-то непостижимым образом не только вникать во все ведомые им проекты, причём погружаясь в самые глубины, но при этом держать пальцы сразу во всех пирогах, контролируя буквально всех и каждого. Микроменеджмент на высшем уровне вкупе с великолепными навыками проектной работы в более глобальном смысле и привели Карпентера к той должности, которую он в данный момент занимал. А также беспринципность, безжалостность и отличное чувствование настроений окружающих людей. Карпентер мог договориться с кем надо и при этом, почувствовав неблагонадёжность, предательство или обман, и уничтожить кого надо. В прямом и переносном смысле. Опасный человек. И умный – не отнять.

– Хочешь кофе? – спросил Джон, не отвлекаясь от бумаг.

– Да, сэр. Не откажусь, спасибо.

– Тогда мне тоже принеси. Двойной эспрессо, без сахара и без сливок.

Скотт про себя чертыхнулся, однако встал, вышел из кабинета, прошёл на кухню в конце коридора и нацедил из кофемашины две чашки. Себе взял двойную порцию сливок, за себя и за Джона, у которого была жуткая непереносимость лактозы. Поговаривали, что у него была какая-то хроническая болезнь двенадцатиперстной кишки, из-за чего Карпентер полжизни мучился животом, а сейчас чуть ли не онкологию обнаружили. Но это скорее слухи и домыслы – Джон был крупным мужиком с отличным здоровьем, и даже несмотря на достаточно приличный живот, в свои годы обладал отменной физической силой и выносливостью.

– Ваш кофе, сэр, – Скотт поставил кружку на блюдце Джону на стол. Карпентер сделал вид, что не уловил достаточно наглой интонации подчинённого, поблагодарил кивком и спустя тридцать секунд, наконец, отвлёкся от бумаг и обратил внимание на коллегу. Джон вообще считал свою работу важнее чем чью-либо – в чём он был, конечно, прав – и не особо уважал чужое время. Если надо вызвать кого-то, кто просидит полчаса перед дверьми кабинета, чтобы иметь возможность дать короткое распоряжение, но именно в нужный момент – Джон это сделает не задумываясь. Но эта неприятная черта его характера компенсировалась последовательностью в делах и чёткими указаниями. Он был не из тех, кто мог сказать сегодня одно, а завтра другое – и за это его также уважали окружающие.

– Итак, Скотт, – начал Карпентер, отложив бумаги и сложив ладони одну на другую, что всегда означало, что он был готов внимательно слушать, ни на что не отвлекаясь, – рассказывай, как прошло, что видел, может какие-то комментарии есть?

– Выполнил всё согласно инструкции, – вздохнул агент Морган, – всё прошло штатно и без каких-либо проблем.

Под проблемами Скотт подразумевал, что могли возникнуть какие-то сложности либо с подачей газа, либо с сотрудниками, которые на момент ликвидации лаборатории по тем или иным причинам могли находиться в сознании – например, если в каком-то из помещений не сработал бы насос в вентиляции. Ну или возникнут технические сложности в момент инициирования детонатора. В этом случае должен был реализоваться план «Б» – агент входит в помещения, ликвидирует собственноручно персонал из выданного ему на этот случай пистолета с глушителем, далее в ручном режиме подключается в магистраль, ведущую к зарядам, и устанавливает детонатор номер два. Но такой случай был крайне маловероятен, хотя и просчитывался тоже.

– Данные все собраны, я полагаю?

– Да, господин Карпентер, я обошёл всю лабораторию, собрал все диски, флешки, техническую документацию на бумаге, извлёк винчестеры из системных блоков, забрал все пробирки с наработками. Вам их должны передать через наших дипломатов – груз был отправлен также в соответствии с инструкциями по линии МИДа.

– Да, мне уже всё передали, потому я вас и вызвал, – кивнул Карпентер, – однако пока мне не предоставляли отчёта по аналитике, это займёт как минимум сутки – сейчас люди работают над изучением полученных данных по каждому из сотрудников лаборатории. Сам я этим, как ты понимаешь, не занимался.

– Да, сэр. Понимаю. Тогда чем я могу вам помочь в данном случае?

– Видишь ли, дорогой Скотт, – Джон поднялся с места и подошёл к окну, – есть одна небольшая проблема… которая может перерасти в большую. А именно – мы не знаем, где сейчас находится личный ноутбук господина Левинсона. Ты понимаешь, чем нам это может грозить?

– В теории – международным скандалом, однако никто же не пострадал… да, неприятно, но не катастрофа вселенского масштаба.

– Ты так считаешь? Несколько поражает твоя беспечность, – Карпентер был недоволен ответом, но в целом нечто похожее и ожидал – Скотт был не в курсе того, что вирус уже распространился за пределы лаборатории. Джон пока ничего не говорил, лишний раз проверяя, успел ли кто-нибудь проболтаться внутри ведомства или пока информация хранится втайне от чужих ушей.

– Подобные вещи случались и ранее. Всегда можно сказать, что мы работали над вакциной или изучением вируса, а в ООН нас поддержат. Замять не будет большой проблемой, потому как лаборатория находилась на территории Европы, а европейцы сделают ровно так как мы им скажем. А уж украинцы и подавно. И потом – ноутбук зашифрован. Если он попадет в руки обычного гражданина, а это случится с вероятностью в девяносто девять процентов и девять после запятой, то взломать его будет не так-то просто. После трёх неправильных вводов пароля ноутбук встанет в блок. А при несанкционированной попытке входа в BIOS или изменении пароля учётной записи операционной системы без разрешения нашего IT-отдела данные самоудалятся. Я полагаю, если ноутбук и попадёт в чьи-то руки – то это будут руки какого-нибудь мелкого воришки или случайного обывателя.

– Послушай, Скотт. Я слишком долго работал на ЦРУ, чтобы научиться не доверять случайностям. И поверь, такого насмотрелся… Если у тебя есть 99% вероятности успеха – то будь уверен, что вероятность попадания впросак будет не равна оставшемуся одному проценту. Я не знаю, как это работает, но это работает. А что будет, если ноутбук попадёт – или уже попал, будучи украденным – в руки спецслужб страны – вероятного противника? К китайцам или русским? Или хотя бы в руки генералов Моссада, которые будут нам потом ещё одним козырем яйца выкручивать? Ты думаешь, у них нет специалистов по криптографии, которые могут взломать любую защиту на каком-то ноутбуке? Лично я так не думаю.

– Я согласен с вами, господин Карпентер, однако всё же рискну предположить, что ноутбук не украден, а находится где-нибудь в камере хранения аэропорта или на складе невостребованного багажа… или в отеле, где жил Левинсон.

– В отеле точно нет – Левинсон бы не уехал без ноутбука, он очень внимательный человек и рассеянностью не страдал никогда. Слишком долго и хорошо я его знаю. Хотя проверить мы всё равно должны. Даже гаубица раз в сто лет осечку даёт. Сейчас этим занимаются.

Карпентер замолчал и погрузился в задумчивость, стоя возле окна, ведущего во внутренний двор и глядя на копошащихся внизу людей.

– Скажи-ка, Скотт, что тебе известно о Левинсоне на данный момент? – нарушил паузу Джон, решив расспросить агента Моргана прямо в лоб. Профессиональная деформация сотрудника разведуправления, привыкшего сидеть на секретной информации, заставляла Джона не только подозревать всех и вся, но и выдавать любые данные порционно. Любой психиатр назвал бы это паранойей, но Джон считал подобный подход лучшим, что может наработать сотрудник ЦРУ за свою трудовую практику.