– Сейчас все сама увидишь. – загадочно ответила девушка и показав на ворота добавила. – Смотри.
В проеме ворот показался большой белоснежный автобус с горбиком кондиционера на крыше и крылатым Пегасом на борту. Почти бесшумно он проехал мимо встречающих и остановился в дальнем конце стоянки. Следом за ним вкатились еще три брата-близнеца. Распахнулись двери и на площадку за сопровождающими стали выходить дети. Мальчишки и девчонки крутили головами рассматривая окружающее. Взрослые суетливо пересчитывали детей и помогали достать сумки из багажного отделения. Было слышно, как кто-то в гомонящей толпе громко кричал: « Ребята! Ребята! Не толпитесь у автобуса! Подходите по трое и с сумками вставайте рядом с Надеждой Павловной!»
В суете этого муравейника как-то незаметно вклинился какой-то низкий протяжный звук. Едва слышимое «у-у-у-у» оборвалось и спустя мгновение снова загудело громче. Муравейник стих и то тут, то там кто-то вытягивал шею, стараясь понять откуда доносится это протяжное «у-у-у-у-у», летящее над деревьями. Тася наклонилась к Лене, и та ей тихо шепнула:” Сейчас пойдут.» Девушка кивнула куда-то вправо и со стороны «Гестии» снова раздалось протяжное «у-у-у-у», в котором появились новые звуки.
По брусчатке, чеканя шаг, плечом к плечу двигались римские легионеры. Солнечные лучи отражались в блестящих доспехах и разбегались по брусчатке солнечными зайчиками. Огромные сомкнутые щиты, копья, раскачивающиеся алые гребни на шлемах моментально приковали к себе внимание всех. Раздалась какая-то зычная команда, щиты брякнули, и легионеры перестроились в две колонны, открывая смотрящим хрупких девушек с плетеными корзинами в руках, одетые в легкие, воздушные тоги. На головах каждой поблескивали диадемы в виде лавровых веточек. Замыкал колонну всадник на белоснежном коне.
– Гоша… – хихикнула Ленка.
Гоша одной рукой держал поводья, а другой сжимал древко аквилы, на которой был изображен Пегас.
Караул вышел на площадку перед автобусами и остановился. Глухо бумкнули щиты по асфальту, Гоша спрыгнул с коня и подошел к Лилии Марковне. Подняв в приветствии правую ладонь, он громко гаркнул: « Аве Пегасус!» и легионеры повторили его слова. Опустившись на одно колено, Гоша передал свое знамя Суховой и встал за ее спиной.
– Приветствую вас, Избранники Аполлона! Юные дарования, которыми восхищаются Музы. Добро пожаловать в «Пегас»!
Ребят проводили между двумя рядами легионеров, а девушки в тогах надевали им на головы лавровые венки, которые доставали из своих корзин.
10
Лагерь наполнился суетой.
Почти три сотни детей размещали по корпусам, делили на отряды, знакомили с вожатыми. Наверное, этот час с небольшим стал какой-то переломной точкой между вальяжным спокойствием и мелькающими везде разноцветными футболками. «Пегас», как суетливая бабушка, к которой только привезли внуков, сперва хватался за все подряд, а потом, словно убедившись в том, что всем хватило места и никто не обижается на старушку, всплеснув руками: «Дети-то не кормлены! Свят-свят-свят…», стал накрывать на стол.
Тася бы удивилась, если здесь Сухова попала впросак. Больше для проформы, она заглянула в столовую и поставила ещё один жирный плюсик «Пегасу». В огромном помещении витали такие запахи, что желудок девушки тихонько предложил составить компанию детям и оценить меню лично. А лучше – переехать сюда.
Между столами лавировали с подносами официанты, которых, казалось, не смутил бы сам Мишлен.
– Голубчик, мне на первое… солянку, так-так-так… потом принесите стейк с кровью и бутылочку красного.
– К сожалению вино мы не подаем.
– Как так, голубчик?
– Месье Андре, это же детский лагерь. – шепотом произносил официант.
– Ах, совсем из головы вылетело. Пардон. – Мишлен водил пальцем по страницам меню – Тогда чай с мелиссой и булочку с корицей, как у девочки за соседним столиком.
– Сей момент.
Тася улыбнулась в ответ на приветствие величайшего гурмана и направилась в «Посейдон».
– А Гоша такой важный на коне едет и во все горло орет! Теперь понятно почему он вчера хрипел, как маньяк. – Лена прыснула от смеха, не прекращая орудовать ножом.
Тася со страхом смотрела, как быстро двигается блестящее лезвие вверх-вниз в опасной близости с пальцами девушки.
– Ленка, вот чего ты до человека докопалась? Вообще, Гоша – молодец. Его попросили, и он согласился. Я бы не пошла. Ну и ещё какая из меня дриада с этой повязкой? – Саша посмотрела на свою руку и вздохнула.
– Поломанная! – Ленка хихикая смахнула с разделочной доски огурец в салатницу и взмахнула ножом, повторяя приветствие Гоши – Аве Пегасус!
– Ну ты, Пегасус недорезаный, ножом не размахивай!
– Боишься, что Гоша отнимет?
– Боюсь, что ты раньше прирежешь кого-нибудь!
– Не боись! Максимум этого красавчика. – Лена повертела в руке жёлтый перец и с каким-то садизмом разрубила его пополам.
– М-да… – Саша покачала головой, расставляя тарелки. – Мне кажется, что когда-нибудь ты забудешься, и нас в салат покрошишь. Долго ещё?
– Не-а. Пару минут. Так-с… куда я оливки дела?
Лена колдовала над салатником, как средневековая ведьма над своим котлом. Щепотку того, капельку этого… Под заклинания-комментарии вроде «Помидорка, ты куда собралась? Я тебя не отпускала!». А потом вжух и красота.
– Та-дам! – и греческий салат возникает на столе.
После обеда Тася включила ноутбук и проверила почту. Вполне ожидаемая тишина, сдобренная рекламной рассылкой. Даже немного тоскливо.
– Да уж… – протянула Тася.
Достав наушники из рюкзака, девушка вышла на балкон и опустилась в плетёное кресло. Кнопка «Перемешать» и музыкальный Нострадамус снова выбрал своим посредником Лану.
Я словно холст для твоих ярких красок
Кисть поцелуев по коже скользит
В маленькой комнате сброшенных масок
Тонкой струной мое тело звенит.
Трепет касаний, которых так ждали,
Пишешь узоры, колдуешь теплом.
Если б мы знали, разве мы знали,
Магию глаз, что пылают огнем?
Шепотом губ ворожить под луною
Тонкую вязь этих нежных оков.
Пусть мои руки сплетутся лозою
В явь превращая всё таинство снов.
Я же как холст для твоих ярких красок
Кисть поцелуев по коже скользит
В маленькой комнате сброшенных масок
Тонкой струной мое тело звенит…
Ты нарисуй на плечах моих крылья,
Чтобы могла я с тобою летать
Тонко блестит кожа лунною пылью
Разве могла раньше я это знать?
В маленькой комнате сброшены маски,
Кисть поцелуев рисует скользя.
Я словно холст, ты как яркие краски
И по-другому, поверь мне, нельзя…