Одиссей в бинарном мире

Ко мне приближался хозяин голоса – пожилой мужчина с лысиной в форме подковы и в круглых очках. Все в этом человеке, от его выразительной внешности до уникальной артикуляции, указывало, что он был неординарной личностью.

– Петр Анохин, глава этого прекрасного заведения, – представился он. – Я с нетерпением ждал вашего приезда! – Широко улыбаясь, он энергично пожал мне руку. – Как дела, молодой человек?

И его манера поведения, и выражение лица не позволили мне не ответить взаимностью на такой энтузиазм.

– Я в порядке, спасибо! Помимо небольшой проблемы с моими ногами. Но ходят слухи, будто вы можете помочь мне, – усмехнулся я.

– Ну, Виктор, я и хочу вам помочь! – доктор громко, но слегка наигранно засмеялся. – Вы догадываетесь, чем мы здесь занимаемся?

– Я знаю о процедуре в целом, но хотел бы подробностей.

– Хорошо, тогда позвольте мне уточнить.

Он обернулся, подняв указательный палец в воздух, что очень было похоже на жест профессора перед аудиторией любознательных студентов. – Понимаете, до недавнего времени картирование[12 - Картирование головного мозга – набор методов нейровизуализации, предназначенных для создания пространственных представлений о биологических свойствах мозга. Играет ключевую роль в изучении фундаментальных механизмов работы мозга.] всего мозга казалось фантастикой в неврологии. Семьдесят пять миллионов нейронов только в мозге мыши! У человека – около ста миллиардов! – с пылом пояснял он, постукивая по своему черепу.

Анохин остановился на секунду, прежде чем указать коротким пальцем на меня.

– С технической точки зрения мы все еще не можем вас картировать. Вы это сделаете сами.

Он глубоко вздохнул, сложив руки за спиной, немного напрягся, но его первоначальное игривое настроение не изменилось.

– Всю процедуру сложно объяснить, но я постараюсь. Основная вычислительная мощность, которая лежит в основе картирования, копирования и передачи, в первую очередь зависит от вашего собственного сознания. Применяемое нами аппаратное и программное обеспечение используются только для того, чтобы сделать процесс более плавным, и хотите верьте, хотите нет – большая часть технологий, которыми мы располагаем, применима для анализа любых данных!

– Всю жизнь мечтал побывать в шкуре подопытного кролика… – Я съежился, нахмурив лоб.

Надеюсь, они знают, что делают?

– Подопытный кролик, который в итоге получит возможность пойти своими лапами. Это же совершенно беспроигрышный вариант! – самодовольно ответил он.

Да, этот тип слишком умен, чтобы не говорить обиняками, и я, пожалуй, предпочел бы кого-то попроще.

– Мы все еще очень далеки от понимания того, как именно работает человеческий разум. Однако подсознательно, дорогой Виктор, вы сами прекрасно понимаете свой собственный мозг. Но у нас возникла одна небольшая проблема: как вы знаете, физическое состояние влияет на наше сознание. Это главная причина, почему мы выбрали вас. Эти капризные энзимы[13 - Энзимы – ферменты или специфические белки, которые ускоряют многие процессы в организме.]… они сеют хаос, и мы хотим знать, переходит ли он в суррогат…

Я озадаченно посмотрел на него, потирая подбородок.

– Если я правильно понимаю, хаосом вы называете болезнь Хантингтона, а суррогатом – мое новое тело?

– Да! Мы хотим знать, как болезнь влияет на весь процесс.

– Значит, это дело рискованное?

– Все в этой жизни рискованно, Виктор, – задумчиво произнес Анохин и погрузился в свои мысли. – Но у вас большие шансы на успех! – весело заявил он c совершенно противоположной интонацией, чем несколько секунд назад. – Речь идет о применении теории на практике.

Доктор посмотрел на меня оценивающе и, когда заметил, что его объяснение не удовлетворило меня, прокашлялся и продолжил:

– В настоящее время значительно затронуты только ваши базальные ганглии[14 - Базальные ганглии – тесно связанные между собой структуры мозга, расположенные в глубине больших полушарий между лобными долями и промежуточным мозгом.], если я не ошибаюсь. Хотя это и является проблемой, у нас есть пример успешной трансплантации сознания пациентки с параличом четырех конечностей. Теперь она полностью контролирует свое тело. Совершенно счастливая жизнь! Женщина могла бы стать олимпийским спринтером, если бы захотела, но это было бы нечестно с ее стороны, – продолжил он.

На какую-то долю секунды он откинул голову назад, уставившись в потолок и почесывая лысину.

– Конечно, я сравниваю яблоки с апельсинами: генетическое состояние, подобное вашему, совсем другое дело… Но, но, но! – повторил он быстро и трижды взмахнул своим левым указательным пальцем в воздухе, как будто отказываясь от сомнений. – У нас есть достаточно причин, чтобы исключить вероятность того, что это окажет какое-либо негативное влияние, но мы должны убедиться в этом! – продолжил он, забыв взмахнуть пальцем произнося последнее «но», видимо, из-за чрезмерного волнения. – В конце концов, нам важнее не ваши моторные функции, а то, что хранится в вашей голове: ваши мысли и воспоминания! Скажите, это верно, что вы специалист в ИТ?

– Да, верно, – подтвердил я.

– Хорошо, тогда приведу понятную вам аналогию. Ваш мозг – хранилище данных, в том числе воспоминаний. Он очень похож на ОЗУ видеоизображений[15 - ОЗУ видеоизображений – оперативное запоминающее устройство с произвольной выборкой для сопряжения микропроцессора с телевизионным монитором.], и именно эта часть нас больше всего интересует.

– Почему ОЗУ, а не жесткий диск? – поинтересовался я.

– Вам не нужно загружать свои воспоминания каждый раз, не так ли?

– Именно так я чувствую себя по утрам.

– Ха, конечно! Но допустим, часть вашего мозга, отвечающая за моторные функции, похожа на процессор, а другая часть мозга, отвечающая за аналитические и математические способности, напоминает графический процессор. Конечно, это намного сложнее, но вы понимаете суть. Дело в том, что нам не нужен ни ГП[16 - ГП – процессор, предназначенный исключительно для операций по обработке графики и вычислений. Используется, чтобы облегчить работу основного процессора. ГП отвечает за создание графики, цветов и текстур, в то время как основной процессор может заняться искусственным интеллектом.], ни процессор. Пока у нас есть ваша первичная личность, и если нам удастся подключить ee к суррогату, вы можете стать даже более умным и выносливым.

Объясняя это, он похлопал меня по плечу, и, прежде чем продолжить свою заумную лекцию, обошел несколько раз вокруг меня. – Главный компьютер, хозяин, или, говоря языком информационных технологий, хост[17 - Хост – определенный компьютер или сервер, подключенный к локальной или глобальной сети.], которым вы и являетесь, будет введен в состояние, сравнимое с коматозным. При подключении к серверу ваш мозг начнет взаимодействовать с посредником. Именно здесь суррогатное тело и ваш собственный разум начнут свое взаимодействие. Суррогатный разум представляет собой абсолютно пустую оболочку. Он изучает и копирует мозг хоста, общаясь с ним на сервере-посреднике.

– А как вы узнаете о завершении процесса передачи данных? – спросил я, начиная понимать его сравнения.

– Как только произойдет избыточность данных, мы будем знать, что процесс завершен, – вдыхая полуоткрытым ртом, он издал какой-то шипящий звук. – Одна из проблем, с которой нам пришлось столкнуться на ранних стадиях, заключалась в том, что не только суррогатное тело обучается, но и первичный хозяин взамен тоже получает информацию от суррогата – примерно шесть процентов от общего объема, причем эти проценты экспоненциально растут, в то время как исходящий поток от хоста уменьшается. Когда оба потока более или менее выравниваются, в течение некоторого времени они остаются стабильными, пока не начинается избыточность данных. На самом деле это очень опасно, – мрачно заявил он. – Именно в этот момент процесс должен быть прерван, иначе и хост, и суррогат начнут перезаписывать важную информацию. Если опоздать и не перекрыть хост, мозг пациента умрет, или у него будут чрезвычайно обрывочные воспоминания, если они вообще останутся. К счастью, у нас не было ни одного такого случая на людях, только на шимпанзе, парне по имени Пoнго-Бонго. Я могу познакомить вас с ним, если хотите.

– Нет, спасибо, думаю… повременить, – вежливо отказался я.

Скривив губы, эксцентричный доктор отвел взгляд, будто преграждая путь своим словам и мыслям о возможной неудаче в моем случае. Затем он снова взглянул в мою сторону и продолжил:

– Во всяком случае нас постоянно контролируют очень серьезные организации, так что мы просто обязаны гарантировать безупречные результаты: мы не можем рисковать! Вам не о чем беспокоиться. Как я уже сказал, единичные инциденты произошли только во время испытаний на приматах и, основываясь на опытных данных, мы теперь знаем, на что обращать внимание. Кроме того, на сегодняшний день у нас тридцать пять успешно завершенных тестирований на людях! Ни единого провала, – заверил меня Анохин, сложив руки за спиной. – Итак, начнем ли мы с того, что сделаем вас номером тридцать шесть? – подытожил гений.

– Да. Давайте начнем и… покончим с этим.

Чем раньше это произойдет, тем лучше.

Он подошел к двери и открыл ее настежь.

– Только после вас! – сказал он, показывая рукой, что пропускает меня.

Когда я развернул инвалидную коляску к выходу, выражение лица доктора на секунду застыло.

– О, простите!

Он поспешил мне помочь, но я остановил его:

– Все в порядке, док. Не стоит! Я могу о себе позаботиться.

Но он уже перехватил инициативу.

– Ни о чем не беспокойтесь, молодой человек, – сказал он тихо, но уверенно.

Конечно, он хочет помочь, но я не прочь немного размять свои руки.

Покинув профессорский кабинет, мы очутились в лифте; спуск уходил глубоко под землю, но на сколько этажей, я не мог понять. Доктор Анохин исполнял роль временного лифтера, насвистывая что-то вроде «Танца рыцарей» Прокофьева.