Зимняя жара. Реальное фэнтези – Том II – Красный снег

– Как я понял, их хотел допросить Гийс. Это его сверы их скрутили…

– Тэвил! Почему так получается, что всё теперь достаётся ему? Он ведь палец о палец не ударил!

На самом деле в голове Тивана крутилось сейчас гораздо больше вопросов. Прежде всего, будучи опытным военачальником, он никак не мог взять в толк, кто додумался нападать на Вайла’тун в самый разгар зимы. Тем более на конях. Тем более сходу, без должных приготовлений. Со стороны это смахивало на попытку самоубийства. Будь сейчас лето, тут бы уже всё лежало в руинах. Но зима – другое дело. Внезапный снег – лишь подтверждение его мыслей. Кони вязнут и проваливаются, холод, короткие дни, быстрые сумерки и долгая ночь, наконец, избы, промёрзшие настолько, что ни одна зажигательная стрела им не страшна. Чтобы отважиться на такое, нужно либо безмерно верить в свои силы, либо быть полным дураком и невеждой в ратных делах. Либо…

– Я слышал, ему помогает сам Скелли.

– Что? – Тиван не сразу сообразил, о чём говорит ему сын. – А, ты про Гийса? Да, я знаю. Его обман пришёлся ко двору. Нам с тобой нужно держать ухо востро. Ступай к своим и выясни поподробнее, что происходит. Думаю, при таком ветре снег скоро пройдет.

– Но я бы хотел поприсутствовать при допросе…

– Вряд ли он произойдет очень скоро. За толмачихой из Обители послали только перед самой атакой. Её ещё нужно отыскать и доставить в замок. Так что времени – целая Бехема. Сейчас гораздо важнее понять расстановку сил. Выясни, сколько погибло наших и позаботься о том, чтобы убитых врагов тоже не оставили лежать на улицах. Надо глянуть на их вооружение и доспехи. Пригодится, чтобы понять, как вести себя с ними дальше.

– Я сделаю.

– Не сомневаюсь. И будь осторожен.

Норлан кивнул, натянул капюшон на самые глаза и растворился в снежной пелене.

Третья возможная причина безрассудного нападения представлялась маловероятной, если не сказать сумасшедшей, однако Тиван слишком хорошо помнил историю с пожаром на первой заставе, положившим начало концу правления Ракли. Иногда, чтобы обрушить избу, достаточно выбить один-единственный колышек, если знаешь, какой. Любой снегопад – это всего лишь отдельные крохотные снежинки. В одиночестве они безропотно тают на ладони. Но когда их много, они могут обратить в бегство целую армию. Если на тебя нападает свора диких собак или дикарей, уничтожь вожака, и ты победил. Вот так же и с напастями. Стоит умело подтолкнуть одно событие, как за ним следует череда управляемых катастроф. Важно только занять правильную позицию в стороне и ждать удобного случая, чтобы выступить в роли спасителя. Тогда любые жертвы окажутся ненапрасными. Возможно ли такое, чтобы среди пришедших сюда врагов оказались те, кому было бы выгодно собственное поражение? Если задать этот вопрос вслух, можно самого себя посчитать умалишенным. Войны не затеваются с надеждой на поражение. Но разве эта война? Больше смахивает на отчаянный наскок обезумивших от голода шеважа, нежели на продуманное действие хорошо обученных воинов. Словно кому-то не терпится принести богатую жертву Квалу.

– Ну, так что, вы намерены продолжать со мной спорить? – было первым, что он услышал, когда чуть ли не на ощупь добрался до входа в башню.

Гийс всем своим видом показывал, будто уже давно поджидает его. Они вошли внутрь, поплотнее прикрыли за собой дверь и отряхнулись. Гийс не скрывал самодовольную улыбку.

– Хороши бы вы были с вашими мергами, если бы бросились им навстречу! Ещё отец заповедовал мне никогда не спешить, коли есть время. Что скажете?

– Скажу, что если бы не буря, у вас сейчас было бы совсем другое настроение.

– Буря! Зимой подобные вещи не редкость. Нужно взвешивать все возможности.

– Я слышал, вы захватили пленных.

– У вас тонкий слух!

– Не жалуюсь. Толмачихи ещё нет?

– Знаю не больше вашего. Надеюсь, наш гонец поспеет вовремя. А то мои люди уж больно охочи до расправы. Вы ведь тоже были по-своему правы: мне доложили, что с той стороны, откуда они двигались, много наших полегло. Теперь объявилось немало желающих идти мстить. Полагаю, когда снег утихнет, нам будет непросто их сдержать. Тогда ваш план сработает сам собой.

– Гнев – плохой помощник в бою.

– Не спорю. Поэтому надо как можно скорее разобраться, с кем мы имеем дело. Хотите сопроводить меня к пленникам?

Тиван не ответил, и они молча поспешили вниз по лестнице, туда, где в подземелье замка, вдали от посторонних глаз и ушей содержались неугодные правителям подданные. Или старые правители, неугодные новым. Содержались ровно столько, чтобы раскаяться в своих деяниях и тихо покинуть этот ставший негостеприимным мир.

Здесь царили холод и темень. Не такой холод, как на улице, разумеется, но достаточный, чтобы даже не подумать снять шубу. Тиван только расстегнул ворот. Света факелов хватало лишь на то, чтобы не оступиться на крутых ступенях. Гийс шёл первым, шёл уверенной размашистой походкой, столь не свойственной ему прежде.

Собственно, прежде Тиван его почти что и не замечал. Нельзя было даже сказать, что Гийс прячется в тени отца. Он оставался вне этой тени. Демвер большую часть времени проводил на ристалище или в тронной зале, тогда как его сын постоянно уединялся где-то среди беор, слушая наставления покойного Вордена и не проявляя ни малейшего внешнего интереса к делам ратным. И вот такое превращение! Как же мало мы знаем наших близких! Неужели и Норлан когда-нибудь покажет свой истинный лик? Ну уж нет, этого мальчика Тиван знал, как облупленного. Быть может однажды он и в самом деле займёт его место, но уж точно не ценой предательства и подковёрных интрижек…

Последний раз Тиван спускался сюда в тот день, вернее, в ту ночь, когда они сажали в клеть изрядно избитого, хотя и не сломленного до конца Ракли. Накануне был совет, на котором Тиван оказался прилюдно унижен и оскорблён, так что никаких лишних мук совести он не испытывал и искренне считал, что поступает верно. Ракли за глаза ненавидели если не все, то многие. Самомнением и постоянно чинимой несправедливостью тот умудрился настроить против себя даже недавних близких друзей, а когда за ним пришли, первым схватился за оружие и стал рубить и колоть направо и налево, невзирая на лица. За что ему в итоге и досталось. Вспоминая сейчас себя в тот момент, Тиван не мог сказать наверняка, кто именно бросил клич идти свергать супостата. Очень может быть, что это был он сам. Точно не Демвер. Хотя Демвер не возражал, не отговаривал и добровольно присоединился к остальным. Охранников Ракли, тех, кто не сложил оружия, они изничтожили сообща. В побоях Ракли Демвер участия не принимал, тогда как Тиван разошёлся не на шутку и, чего греха таить, несколько раз от души приложился к выплевывающей кровавые проклятия физиономии. С тех самых пор он больше ни разу не навестил Ракли и лишь слышал донесения о том, что тот вроде бы пока жив, хотя и не сказать, чтобы здоров. Если так, то у пленника оказалась отменная выносливость, поскольку обычно здесь хватало нескольких дней, чтобы отправиться, минуя объятья Квалу, к праотцам.

На самом деле клети не имели ничего общего с клетками, и было непонятно, откуда они получили такое сбивающее с толку название. Возможно, когда-то пленников, действительно, сажали в клетки, но тогда неясно, где эти клетки стояли. Потому что в этой части подземелья было лишь одно более или менее просторное помещение, служившее комнатой для допросов. Второе, с низким потолком, было сплошь, как кротовыми норами, изрыто узкими дырами, через которые несчастных спускали под землю, в каменные мешки глубиной в два человеческих роста, после чего верхнее отверстие, как кастрюля, закрывалось решётчатой крышкой. Крышка эта в свою очередь крепилась к полу здоровенными железными крюками, так что поднять её изнутри не представлялось возможным. Единственной связью пленника с внешним миром служила отныне цепь, начинавшаяся на его железном ошейнике и заканчивающаяся ещё одним мощным напольным крюком в шаге от отверстия.

Тиван никогда особо этим негостеприимным местом не интересовался. На то здесь испокон веков назначался специальный человек, именовавшийся палачом и успешно совмещавший два этих полезных занятия. Последний палач, увы, оказался слишком мягким человеком, попавшим на эту должность ещё в бытность Ракли, а потому его сочли ненадёжным и заменили, как только одна из клетей пополнилась столь необычным жильцом. Ведь прежняя история замка не знала случаев, чтобы его хозяева спускались сюда не в качестве судей, а в качестве изменников. Однако рано или поздно, как гласит мудрость, всё меняется, так что пришлось менять и палача. Теперь им был хмурый детина по имени Акир, сын Роджеса, тоже некогда служившего палачом и разжалованного Ракли за то, что отказался казнить своего подопечного, заподозренного в заговоре против старшего брата. Братом этого подопечного был не кто иной как Локлан, старший сын Ракли. Соответственно, клятвопреступником оказался его второй сын, младший брат Локлана Ломм. Вот такая невесёлая семейная история. Акир был по происхождению эделем и всей душой ненавидел Ракли в память об отце. Во всём Вайла’туне трудно было сыскать более подходящего надсмотрщика за родовитым пленником. Акир нёс свою службу исправно и сейчас встречал промёрзших гостей невесёлыми кивками лохматой головы и крепкими рукопожатиями.

– Их отвели в допросную, – только и сказал он, демонстрируя врожденную проницательность.

Допросной, собственно, и была единственная здесь комната. Сегодня в ней горели все без исключения факелы, так что воздух успел прогреться, и Тиван с удовольствием избавился от шубы. Гийс не последовал его примеру. Казалось, он вообще позабыл о его существовании, когда увидел две крупные фигуры, распростертые на полу.

Несколько сверов и фултумов, всё ещё измазанные в чужой крови, сосредоточенно возились над ними, приковывая за руки и за ноги к большим деревянным щитам, которые потом можно было легко поднять и приставить к стенке. Обычно в таком положении пленники оказывались совершенно безпомощными и потому весьма сговорчивыми.

Их уже раздели, и потому Гийс первым делом направился к груде доспехов, сваленных в углу. От доспехов пахло весной и полевыми цветами. Тиван недоуменно остановился. Повёл носом, решив, что обознался. Но нет, аромат исходил именно от доспехов: радостно-разноцветных, украшенных лентами, словно гости пожаловали на праздник прощания с зимой и просто забыли облачиться в заранее заготовленные наряды.

Гийса, казалось, ничего не могло смутить. Он наклонился, запустил руку в середину кучи и выпрямился с высоким, темно-зелёным шлемом, похожим на шлемы виггеров разве что островерхим шишаком. В остальном шлем производил впечатление мастеровитой поделки какого-нибудь умелого ткача, а вовсе не кузнеца. По тому, как держал его Гийс, было видно, что он очень лёгкий. При этом насаживался он на голову глубже, чем обычный, полностью закрывая уши и большую часть шеи. Если виггеры для лучшей защиты пускали по ободу шлема кольчужью навеску, то доспех в руке Гийса выглядел одним целым, точно отлитым, а не выкованным из легчайшего металла, без единой клёпки.

Когда сверы вступали в бой, они опускали на лицо сплошное забрало, имевшее узкие прорези для глаз, что предохраняло от стрел дикарей, но мешало обзору. Обычные воины лиц не прикрывали. Здесь же в качестве прикрытия использовалось спускающееся прямо со лба некое подобие птичьего клюва, который едва ли спас бы от стрел, но зато при отвесном ударе мечом пустил бы лезвие мимо носа. Подметив это, Тиван сделал скоропалительный вывод о том, что вторгшиеся в Вайла’тун пришельцы плохо знакомы со стрелковым оружием.

Тыльная часть странного шлема, наоборот, казалось, была выполнена с умыслом удерживать на себе все удары: здесь располагался высокий гребень, очень смахивающий на петушиный, опять-таки слитый со шлемом воедино, без клёпок и расчленений. Резкой дугой гребень взмывал к вершине шишака и там причудливым образом разветвлялся без видимой причины и надобности. Единственная цель этого разветвления, похоже, заключалось в том, что здесь крепились совершенно несуразные разноцветные ленты, в данном случае – зеленые, синие и белые. Зачем они нужны, кроме как мешать сражаться и напоминать наряд расфуфыренной красавицы, Тиван в толк взять не мог.

Гийс осторожно положил шлем на пол и поднял второй, очень похожий на первый, только на сей раз красивого темно-синего, почти чёрного цвета, причем краска была какая-то яркая, не обычная, словно ледяная, отчего шлем загадочно переливался при свете факелов. Вместо гребня на нём по бокам от шишака красовались два коротких рога – жёлтый и чёрный. Острия рогов обвивало по три ленты: на жёлтом – белая, синяя и чёрная, на чёрном – чёрная, жёлтая и красная.

Тиван с интересом подошел ближе и решил взять с груды доспехов то, что принял поначалу за обыкновенный нагрудник. Нет, конечно, не обыкновенный, очень лёгкий и при этом такой прочный, что, казалось, будто его ни разу толком не надевали: никаких трещин и вмятин, кроме нескольких неглубоких царапин, на всей его блестящей зеленой поверхности видно не было. Сверам чуть ли не после каждой стычки с шеважа приходилось свои железные латы именно что латать, особенно если враг попадался вооруженный топором или палицей.

Между тем доспехи ожили и следом за нагрудником потянулись рукава, подол, а за подолом – длинные наножники. Всё это, как оказалось, было соединено посредством железных креплений в единый боевой наряд, в который воин, судя по всему, мог без особых трудностей забраться целиком через широкое отверстие на спине. Это отверстие открывалось, стоило расстегнуть нехитрый замок на поясе и, как крышку, откинуть в сторону весь спинной доспех.

– Неплохо, – хмыкнул Гийс, обращая внимание Тивана на изнанку, точнее, на подкладку доспехов. Она представляла собой очень тонко сотканную ткань, гладкую и прочную, с излишним узором из прямых, пересекающихся как лестничные перекладины линий, плотно подбитую изнутри чем-то мягким и упругим. Сверы ничего подобного отродясь не имели, нахлобучивая доспехи просто поверх повседневной одежды. А здесь подкладка сплошняком покрывала всю внутреннюю часть, отделяя человека от холодного железа. Было видно, что создатели всей этой красоты не пожалели времени, чтобы сочетать безопасность и удобство.

Что касается оружия, валявшегося здесь же, оно такого изумления у видавшего виды военачальника не вызвало. Разве что мечи подлиннее привычных, и не в простых кожаных ножнах, а в дорогих железных, украшенных причудливым орнаментом. Да щиты круглые и слишком маленькие, чтобы выглядело особенно странно, поскольку Тиван был уверен, что видел в руках нападавших другие щиты – длинные, закрывающие ноги всадников и левый бок лошади. В центре на обоих щитах, зелёном и тёмно-синем, был выдавлен изнутри причудливый крест с кривыми загогулинами на концах. Как будто четыре ноги шли по кругу одна за другой.

– А это что, цеп? – не сдержался Гийс, крутя в руке палку длиной в локоть, заканчивающуюся цепочкой, другой конец которой венчало подобие приплюснутого с боков яблока, вырезанного не то из дерева, не то из кости. – У наших фолдитов что ли отобрали?

Простому виггеру простительно не знать таких вещей, подумал Тиван, но если ты метишь в военачальники, будь любезен поумнеть.

– Это кистень, – ответил он вслух. – На цеп похож, но не цеп. Вещь хорошая. Говорят, раньше мы тоже такими пользовались. Давно их не делают, но у некоторых оружейников их ещё можно в закромах найти.

Гийс кивнул, сознавая, что дал собеседнику повод посмеяться над собой. Поддел ногой выглядывающее из-под доспехов круглое остриё и вытащил на свет короткое, обоюдоострое копьё, едва достающее ему от пола до плеча.

– Странная вещица, – заключил он, имея, вероятно, в виду неподходящий размер, особенно учитывая, что относительно невысокие вабоны если и пользовались копьями, то значительно длиннее. Взяв его наперевес, Гийс повернулся к пленникам, которых к тому времени уже подняли на щитах и приставили к ближайшей стене. – Нет, этого пока делать не надо, – остановил он сверов, вознамерившихся избавить их напоследок от перепачканных в крови кожаных штанов. – Мы ждём прихода одной порядочной женщины, так что не стоит доставлять этим отродьям такого удовольствия. Ещё возомнят себя мужчинами.

«Отродья» тяжело дышали, не то от боли и полученных ран, не то от страха перед готовящимся возмездием. Сейчас, поднятые вместе со щитами, они и в самом деле казались великанами, однако, присмотревшись, Тиван решил, что назвал бы их просто крупными. Таких и среди вабонов порой встречались. Обычные богатыри с серовато-голубыми глазами, светлыми, спутанными от пота волосами, и окладистыми, аккуратно стрижеными бородами, чего не могла скрыть даже заливающая их кровь из разбитых носов и губ. Тела мощные, загорелые, что сразу бросалось в глаза посреди зимы. Волосы повсюду, на груди и руках, тоже светлые, словно выгоревшие на солнце.

Один был ранен тяжело, в живот, точнее, в бок, где, видимо, доспех не смог защитить его от пронизывающего удара мечом. Кровь клокотала и пузырилась, а это было признаком того, что из раны выходил воздух. Не жилец, подумал Тиван. Второй, похоже, был просто как следует избит и лишь слегка порезан в нескольких местах, очевидно, уже здесь, когда сопротивлялся. В коротких паузах между вздохами умирающий что-то бормотал на неразборчивом языке. Второй иногда отрывисто ему вторил, так что, скорее всего, они таким образом разговаривали между собой, не то прощаясь, не то подбадривая друг друга.

– За лекарем послали? – осведомился Гийс, читая мысли Тивана.

– С какой стати? – удивился один из сверов.

– Ещё раз такое услышу, лекарь понадобится тебе! Позвать срочно!