Осенью осенённая

Получив заверение в полной безопасности только что сданного чемодана и место в проходе, куда в любом случае можно будет вытянуть затёкшие ноги, я отправился дальше по аэропорту показывать свой новенький загранпаспорт (пятый или шестой по счёту) и дожидаться рейса. Кстати, пока я ждал, по громкой связи то и дело объявляли о задержках вылетов «Аэрофлота». Один из них вообще перенесли на утро следующего дня. Причём рейс был не на Марс, а кажется, в какую-то Грецию.

Самолёт, в котором я, наконец, оказался, был велик даже для той очереди, что вошла за мной следом. Черноголовый и забавно попискивающий народ как-то сам собой рассосался, и я осознал, что буду лететь один в трёх соседних креслах. Миловидная китаянка и по совместительству стюардесса мне это официально подтвердила, предложив даже пересесть в тот ряд, где отсутствовали впереди стоящие сиденья, но я промедлил, и места вскоре были заняты проворковавшей всю дорогу парочкой.

Время – понятие сугубо относительное, если не сказать иллюзорное, поскольку иногда минута кажется нескончаемой вечностью, а иногда день проходит так, будто его и не было. Поэтому что такое восемь часов полёта вы поймёте лишь тогда, когда их преодолеете. Мне они особенно запомнились взлётом и посадкой. Потому что на экраны мониторов в салоне китайцы выводили то, что «видели» в этот момент камеры на носу и под фюзеляжем самолёта. Надо сказать, что зрелище проваливающейся в пропасть земли или неудержимо приближающейся посадочной полосы производит более сильное впечатление, чем виды облаков в боковом иллюминаторе.

Потом была посадка в Пекине, поиски транзитной зоны, неприятное общение с местной таможней, которая, несмотря на то, что вы никуда не выходите, считает своим долгом выпотрошить вашу ручную кладь на предмет компьютеров и не дай бог еды, и получасовое ожидание следующего рейса.

Что до таможни, то на обратном пути я убедился в том, что лучше слушаться не указаний разводящих вас по турникетам сотрудников, а интуиции. Если, как и в моём случае, вы увидите, что народ пускают через два коридора, не идите в первый, ближний, а постарайтесь проскользнуть во второй, дальний: там почему-то очередь раза в два меньше и идёт раза в три быстрее. Поскольку я умудрился за эту поездку воспользоваться обоими, говорю по собственному опыту.

Из Пекина в Осаку летят (surprise, surprise!) китайцы и несколько японцев. Русских нет. Россиян тоже. Забегая вперёд замечу, что родных слов я за всю эту поездку не слышал ни разу, если не считать случаев, когда связывался по мобильному с домом. Самолётик маленький, тесноватый, свободных мест нет, но и лёту всего каких-то два часа. Финишная что ни на есть прямая. Времени хватает лишь на то, чтобы в очередной раз легко перекусить китайской рыбой (хотя я согласился, чтобы мне дали мясо, но дали почему-то именно рыбу), тщетно попытаться заснуть (какое там, день на дворе!), в очередной раз пробежаться усталыми глазами по знакомым страницам путеводителя и пару раз пропустить не умолкающих всю дорогу соседей в туалет и обратно.

И вот за иллюминаторами невыразительный пейзаж, самолётик со знанием дела плюхается на полосу, командир корабля прощается с вами на хорошем китайском и не очень японском, и вы понуро (или весело, в зависимости от того, успели вы прочитать эту книгу или нет) идёте следом за вереницей пассажиров навстречу притягательному неведомому.

Глава II, в которой мы с вами доберёмся на перекладных от аэропорта в Осаке до гостиницы в Киото и заодно узнаем, что почём, где и как покупать валюту, откуда взялась японская йена и японская нация, как ориентироваться в японских адресах и сколько тут принято давать на чай

– Как я понял, чемодан мой доставят позже? – уточнил я, обращаясь к взволнованной сотруднице JAL, стараясь придать своему английскому голосу и космополитичному лицу столь необходимой в подобных ситуациях уверенности.

Сотрудница, похоже, уже была в курсе.

Здесь и далее я буду изредка описывать то, как в Японии обслуживают клиентов (в магазинах, в музеях, на вокзалах, в такси и т.п.), но на самом деле далеко не всеми словами это явление можно передать даже на наш с вами богатый русский (пока не российский) язык. Это надо видеть, слышать и пробовать!

Японцы почти не говорят по-английски. К концу своего путешествия я сделал вывод, что единственное слово, которое средний японец выносит из школы, это приветствие «Харо!». Как вы, вероятно, догадались, так на японском акценте звучит незатейливое «Хэллоу».

Моя собеседница слов английских знала больше. Но пользовалась ими плохо и от того жутко тушевалась, краснела, улыбалась и кланялась раз в десять чаще, чем следовало.

Прежде всего, она меня заверила в том, что чемодан мой в порядке и что я его обязательно получу. Вероятно, именно так звучат ободряющие слова той светлой сущности, которая встречает вас в Послесмертии: тебя все любят, ничего не бойся, ты не можешь совершить ошибку.

Если волею судьбы вы попадёте в схожую ситуацию в Японии, вот что вам нужно знать.

Первым делом вы показываете сотруднику свой паспорт и обязательно прилепленный к билету купон на получение багажа. Со всего этого тут же будет сделана ксерокопия.

Далее вы должны сообщить, где вас в ближайшее время можно застать. Одним словом, предъявляете ваучер гостиницы, в котором указан её адрес. Сотрудница вносит его в соответствующие графы специального бланка.

Затем она просит вас описать загулявший чемодан. При этом вам показывается набор фотографий, среди которых вы указываете наиболее похожую модель. Подбирается подходящий цвет. Есть ли какие-нибудь на вашем чемодане надписи? Тут я смог вспомнить разве что две металлические буквы, сцепленные на одном из кармашков в аббревиатуру. При всей своей склонной к странствиям натуре, я почему-то ни на одном из своих чемоданов не ношу специальную бирку, на которой бы говорилось, кому эта вещь принадлежит. Потом, в Киото, я обязательно такой обзаведусь и очень подробно подпишу. Но это всё впереди.

Теперь вас с извинениями расспросят, что находилось в чемодане. Вернее, чего там нет. Например, наркотиков. Или оружия. Или кучи заморских сигарет. Я заверил, что в моём багаже исключительно одежда, а из всего оружия я туда положил только зонтик.

Не удивляйтесь, если вас попросят указать код на замке чемодана. Его обязательно будут осматривать. Мало ли. Но будьте уверены, не пропадёт даже спичка. О честности японцев мы обязательно поговорим с вами отдельно.

После заполнения бланка (заполняет, разумеется, его за вас сама сотрудница, это не ваше дело, а теперь её) и выяснения, где именно в границах Японии вы согласны ваш чемодан дождаться, вам сообщают, когда вы его получите. В моём случае это обещание звучало так:

– Завтра вечером, с 18:00 до 21:00. Обратитесь на ресепшн, он будет там.

Ну, разумеется, мы ведь пока не знали, в каком именно номере меня поселят…

В конце концов, девушка прошла вместе со мной к сотруднице таможенной службы, рассказала ей вкратце мою печальную историю, та пропустила через рентген осиротевший рюкзак и пожелала счастливого пути. Наверное, поскольку говорила она со мной по-японски. Я же на японском без акцента лишь молчу. Хотя, конечно, кое-что знаю (как и на языках всех тех стран, куда меня время от времени заносит любовь к новому), но об этом – чуть позже.

Не знаю, как вас, а меня в некоторых аэропортах не перестаёт удивлять, насколько же всё в них продумано: толпы только что стоявших в змеиных очередях туристов моментально куда-то рассасываются, будто их и не было. Впервые эти замечательные качества я обнаружил в «Хитроу», что под Лондоном, куда, как на воздушном конвейере, доставляются сотни и сотни пассажиров. Если вы, будучи в «Хитроу», посмотрите на небо, то непременно (поспорим?) увидите сразу пять самолётов, из которых первый уже катится по посадочной полосе, а последний выныривает из-за далёких облаков. И так постоянно, 24/7/365, как говорится.

Перед выходом к несостоявшемуся багажу я тоже простоял минут 20 в многонациональной очереди к пяти или шести тумбам, в которых сидели сотрудники паспортного контроля. Они забирали паспорта, просили приезжих приложить оба указательных пальца к датчикам, что-то проверяли, возвращали документы и кивали следующим. Это вам не Италия типа Неаполя, где в последний раз из четырёх работало полтора окошка, а когда подошёл ещё один сотрудник, и толпа облегчённо вздохнула, выяснилось, что он заглянул просто поболтать с одним из клерков, который тут же бросил обслуживать туристов и поспешил поддержать приятельскую беседу. Кстати, после приложения ваших драгоценных пальцев к датчикам вам предлагают баллончик с жидкостью, чтобы на всякий случай эти пальцы протереть. Японцы знают толк в чистоте, в чём нам с вами ещё не раз предстоит убедиться.

Итак, я на свободе, точнее, на воле, потому что свобода и воля – две большие разницы. В английском языке тоже существует два слова – freedom (исконно английское) и liberty (заимствованное), – но они разнятся лишь тем, что первое применяется в обиходе и «человеческом» плане, а второе – в сугубо политическом типа «Хартии вольностей»[7 - Именно The Charter of Liberties называлась первая Хартия 1100 года, ставшая предтечей знаменитой Хартии 1215 года, которую обычно именуют на латинский лад Magna Carta.] или Статуи Свободы. Понятия «воля» в английском нет[8 - Не путайте со словом «will», которое означает ту «волю», которая синонимична слову «желание» как в словосочетании «сила воли».]. Думаю, это незримым образом связано с фактом отсутствия в английском понятия «совесть». Только не хватайтесь сразу за словари и не начинайте доказывать мне, что там есть слово «conscience». Да, разумеется, перевести нашу «совесть» на английский мы сможем только через него, но англичанин воспримет его не так как мы, а как «сознание». Которое может быть и чистым, и по которому можно поступать и т.п., однако понятия «СОвместной ВЕСТи» в него не заложено. Лучшее, на что я смог его расчленить, это «con + science», т.е. «с наукой», т.е. опять-таки «со знанием».

О чём стоит не забывать, пока вы находитесь в японском аэропорту, будь то «Норита» или «Кэнсай»? Конечно, о деньгах. А теперь я дам вам два ценных совета, которые поначалу могут показаться странными.

Если вы успели уже повидать Европу, то наверняка знаете, что в аэропортах меняют деньги только дураки. Или те, у кого этого добра слишком много. В Японии всё наоборот. Лучший курс обмена именно в аэропорту. Кроме того, в городе вы потом намаетесь в поисках обменников. Их там просто нет. Деньги вам могут поменять разве что в банках или больших гостиницах. Ну, ещё, говорят, могут это сделать в особенно крупных универмагах, но настоятельно не рекомендую до этого доводить. К тому же, если вы покажете японцам не знакомые им доллары, а какие-нибудь евро или фунты, они их могут сразу не признать, и вам придётся тратить время, пока ваш собеседник будет выяснять у начальства, мол, можно такое брать и что это вообще за бумажки.

Это был первый совет.

Второй совет по покупке японской валюты прозвучит ещё круче: удобнее и выгоднее всего (если вы живёте в России) покупать её в отделениях Сбербанка. Я не шучу. Она там есть всегда. Если в ближайшем к вам отделении её нет, закажите определённую сумму и вам её туда привезут завтра. Сколько заказывать, не скажу, всё зависит от ваших аппетитов и возможностей, но некоторые ориентиры по мере чтения этой книги вы, обещаю, получите.

Когда я ездил в Японию в первый раз, на дворе стоял 2004 год и про йены Сбербанка я не знал. Может быть, их тогда там и не было. Менял я свои доллары в токийской «Нарите» и точно помню, что курс был 107 йен за 1 доллар Федеральной резервной системы (поскольку доллары, как вы, наверняка слышали, тоже США не принадлежат, а печатает их частная контора, ФРС). Накануне своей второй поездки я обратился в Сбербанк и обнаружил, что десять лет спустя йена поднялась (или доллар съехал): теперь получалось нечто вроде 98—97 йен за 1 доллар. Поскольку автор этих строк считает себя пусть не ушлой, но довольно умной Машей, он прихватил с собой в дорогу и купленные йены и плесневеющие с давних пор доллары, от которых в наши дни только ленивый не призывает избавляться.

Одним словом, я решил не испытывать судьбу и сразу же поменять привезённые доллары.

Но сперва два слова о японских деньгах.

Сегодня они все называются словом «йена» (т.е. «йен») и ходят по стране в таком виде: монеты номиналом 1, 5, 10, 50, 100 и 500 и четыре вида банкнот номиналом 1 000, 2 000, 5 000 и 10 000 йен. Монетки в 5 и 50 йен примечательны тем, что в центре у них соблазнительная дырка.

Откуда такое название – йена? Ровно оттуда же, откуда появился китайский юань и корейских вон. Все эти три созвучных слова обозначают одно общее понятие – круглый. Именно круглыми (кто бы сомневался!) были испанские и мексиканские (!) серебряные доллары, считавшиеся основной разменной монетой юго-восточной Азии в XIX веке.

Первые местные серебряные доллары стали штамповать в Гонконге, однако китайцы слишком медленно переходили на незнакомую деньгу и власти Гонконга в итоге сбагрили печатный станок японцам. Ну, а те почему-то круглую форму полюбили и сделали своей настолько, что 10 мая 1871 года правительство Мэйдзи подписало специальный акт, по которому йена становилась официальной денежной единицей Японии. Тем же актом, в частности оговаривалось, что 1/100 часть йены должна называться сэн, а 1/1000 – рин.

В связи с девальвацией эта мелочь, сэны и рины, просуществовала менее ста лет и была выведена из оборота в 1953 году. Во время Второй мировой войны йена, как вы понимаете, сдала свои позиции, и добрые американцы привязали её стоимость к доллару по курсу 360 йен за 1 доллар. Под предлогом, что, мол, спасают японскую экономику. Этот курс продержался до 1971 года, когда США резко отказались от золотого стандарта. Причины, надеюсь, вам известны: кому охота привязывать свои аппетиты к наличию в казне золота, если деньги можно печатать в совершенно произвольных количествах, а народу рассказывать всякие небылицы про экономические законы? Одним словом, йена оказалась в свободном парении. И что бы там ни говорили специалисты, факты красноречивее слов: в апреле 1985 года один доллар стоил всего 80 йен. Что было потом вы тоже слышали: был придуман некий «пузырь» японской экономики, который якобы лопнул, отчего многие бизнесы и простые японцы сильно пострадали.

Насколько это время помню лично я, оно совпало с деноминацией нашего отечественного рубля и превращением в начале 90-х годов банковских сбережений граждан в фантики. Для тех, кто тогда только родился, поясню, что если у вас было на сберкнижке, скажем 9 000 рублей, вы могли бы позволить себе купить автомобиль. С этой мыслью вы ложились спать, а наутро просыпались и узнавали, что на те же 9 000 можете теперь позволить себе купить… пару ботинок. Хотя нет, пара приличных ботинок уже стоила 10 000. Представили?

Я тогда работал на довольно крутой западной фирме и помню, как на одном из совещаний под Лондоном мой местный начальник, принимавший участие в обсуждении российского рынка, произнёс пламенную речь в поддержку моих соотечественников, которые в подобной абсурдной ситуации не выпрыгивали из окон и не вскрывали себе вены, а почти спокойно жили и трудились дальше. По его мнению, если бы подобное случилось в Англии, англичане определённо ударились бы в панику и суицид. Ну, всё ещё впереди, посмотрим…

Те, кто печатал и печатает доллары для американцев, понятное дело, не могли простить японцам такой наглости. «Пузырь» лопнул, многие японцы, у которых отношение к самоубийству отличается от русского, воспользовались окнами и бритвами, а йена к февралю 2002 года упала до курса 134 за 1 доллар США.

После этого, как вы уже наверняка знаете, внимание хозяев мировых денег переключилось на Европу, и там в 2008 году был объявлен «глобальный кризис». Всем было велено бояться, переживать и всячески ужиматься. Валюты (которых к тому времени в Европе почти не осталось) поехали вниз (кроме швейцарского франка, разумеется), а о том, что в результате получилось, вы прочли несколькими абзацами выше.

На сегодняшний день йена крепнет, что наводит думающих людей на грустные выводы: едва ли Фукусима под прикрытием землетрясения была единственным и последним предупреждением японскому правительству, делающемуся вновь слишком самостоятельным и наводящему дружеские мосты с тем же китайским юанем в обход доллара и прочего мусора.

Если вы внимательный читатель, то, несомненно, успели удивиться тому, что в название монеты японцы вложили понятие «круглый». А то какой же? Квадратный что ли? Тот-то и оно, что до появления круглого испанского доллара деньги в Японии имели овальную и… прямоугольную форму. Ввёл их один из самых выдающихся деятелей японской истории сёгун Токугава Иэясу в 1601 году с целью развития международной (главным образом японско-китайской) торговли. К слову сказать, сам Токугава был тогда весьма зажиточным «олигархом»: его годовой доход, как говорят некоторые источники, составлял 2 557 000 коку риса. Что это значит? Посчитайте сами, сколько денег вы тратите на прокорм одного члена вашей семьи в год. Поскольку в рационе японца преобладал рис, рисом этот прожиточный минимум и измерялся, т.е. 1 коку риса хватало одному человеку на год. Вот такая до реформы была математика.

Любители японских исторических фильмов о самураях и всяких слепых меченосцах наверняка обращали внимание на то, что герои расплачиваются овальными металлическими бляшками довольно большого размера. Они назывались рё и были вообще-то не столько металлическими, сколько золотыми. В качестве монеты такой рё именовался кобан. Десять кобан соответствовали самой большой во всех отношениях из тогдашних монет – обан. В свою очередь половина кобан назвалась нибубан, а четверть – итибубан. Обе эти монеты имели прямоугольную форму.

Так выглядели оригинальные японские золотые монеты, введённые в обращение в 1601 году

Золото для чеканки в Японии было. Правда, не так много, как того бы хотелось сёгунам для поддержания активной торговли. Поэтому при неизменном весе в 18,20 гр. кобан к 1714 году уже содержал в себе 14,25% примеси серебра. Говорят, и нынешние золотые слитки «99 пробы», которыми торгует Сбербанк, это лишь позолоченный вольфрам. Не знаю наверняка, не пилил, но вполне возможно.

Заглянув в увлекательную историю, давайте, однако, вернёмся к сегодняшнему дню.

Обменный пункт оказался тут же, справа от выхода из зала прилёта. Я сперва смело направился к нему, твёрдо решив избавиться от парочки тысяч долларов. Перед окошком стояло несколько человек. Все мужчины. И все смотрели на меня. С довольно дружелюбными улыбками.

– Хотите деньги поменять? – спросил по-английски первый, пожилой, примостившийся у стойки с буклетами.