Что же произошло? Что он помнит до того момента, как был отброшен жаром взрывной волны в густые кусты, отделавшись несколькими царапинами и временной потерей слуха, который только сейчас стал постепенно возвращаться? Был звук. Высоко в воздухе. Он, кажется, даже успел подумать, что падает бомба, однако звук усиливался не сверху, а откуда-то сбоку. Значит, ракета? Откуда? Кто мог это сделать?
Славке вспомнились документальные фильмы-расследования знаменитого взрыва башен-близнецов в Нью-Йорке в день, который все американцы с тех пор называют не иначе как «911» – 11-е сентября. Фильмы эти чётко и неоспоримо доказывали не только то, что взрывы были делом рук самого американского правительства, но и что это были именно взрывы, то есть подрывы зданий, а вовсе не последствия попадания в них каких-то самолётов. Собственно, детальный анализ официальных видеозаписей и независимые интервью с непосредственными очевидцами показывал, что никаких самолётов никто с улиц города не видел, а видели их лишь зрители у экранов телевизоров, на которые транслировался не слишком добротно сделанный монтаж.
Но тогда от согласия простых американцев участвовать в незамедлительно последовавших за падением башен заокеанских войнах зависели слишком большие деньги их «правительства». А чем мог помешать Лувр чернявому коротышке, нынешнему французскому президенту с непроизносимой фамилией? Чтобы просто в угоду арабам расправиться с лучшими образцами европейской культуры? Ну так бедным арабам от этого лучше едва ли станет, тем более что по залам галереи их сегодня бродило немало, целые семьи с седыми стариками и непоседливыми громкоголосыми детьми. Их-то за что?
Мимо пробежали двое полицейских. Один махнул Славке рукой и что-то крикнул, вероятно, прогоняя подобру-поздорову, однако, не заметив реакции, бросился дальше, уже не оглядываясь.
Две девушки, рыдая, выволокли через кусты изуродованное тело парня, опустили на траву и в отчаянии сели рядом, отрешенно покачиваясь.
Ошалевший пудель с оборванным поводком кружил между стульями и хрипло лаял.
Славка переживал странное чувство. Когда ты в чужой стране, и вокруг тебя происходят из ряда вон выходящие события, ты ощущаешь себя совершенно сторонним наблюдателем, которого происходящее никак не может затронуть. Инстинкт самосохранения предательски притупляется. Тебе кажется, будто здесь твоё тело, но сам ты не в нём, а где-то далеко, как во сне, только наоборот.
Единственной реальностью, выводившей из транса, был запах гари. Запах усиливался.
В гостиницу, подумал Славка и машинально поднялся. Там хоть что-то можно узнать по телевизору.
Чтобы не сбиться с пути и не тратить время на ориентирование по карте, он поспешил в направлении Сакре-Кёра маршрутом, пройденным ещё утром: по Риволи до поворота на рю Кастильон, через Вандомскую площадь, потом налево до Оперы, мимо неё направо до пересечения с бульваром Хауссманна, оттуда строго вверх, через рю Лафайет, к собору Нотр-Дам-де-Лорет, слева в обход собора, по улице Мучеников до второго поворота налево. Он даже не помнил толком, как называется гостиница, полагаясь на зрительную память.
В маленьком лобби чернокожий клерк за стойкой таращился на потолок, под которым вещал о последних ужасах маленький плоский экран.
– Труа сан труа, – скороговоркой попросил Славка.
Не открываясь от телевизора, негритёнок нащупал ключ от триста третьего номера и громко поставил тяжёлый деревянный брелок на пыльную стойку.
Славке показалось, что он слышит слетающие с толстых дрожащих губ слова:
– Ля гер, ля гер[8 - Война, война…]…
* * *
– Это война? – повторила Даша, умоляюще глядя на отца.
Константин заметил, что слишком тщательно пережёвывает лазанью.
Пауза затягивалась.
– Как Сталин, – неожиданно зло вырвалось у Ольги. Она вышла из кухни и увлекла за собой дочь.
Константин сжал кулаки.
Что это он, в самом деле? Откуда этот ступор? Война по всему свету продолжается уже давным-давно. Вернее, не прекращается. С первой мировой. Поголовье гибнет. Пастухи богатеют и самоутверждаются. Бараны запугивают друг друга. И вся эта круговерть то затухает, то вспыхивает с новой силой. То приближается к ЭрЭфии, то ненадолго отступает. Но Париж? Причём здесь Париж?
Где-то за окном гулко бабахнуло.
– Папа! – крикнула из соседней комнаты Даша.
Он вскочил и, не выпуская из руки вилку, поспешил на зов самого дорогого существа.
* * *
Славка лежал на кровати в убогом, но уютном номере посреди Парижа и таращился в телевизор, чего не делал со времён начальной школы. Интернет в гостинице был, да только какой-то странный, отчего привезённый из дома планшет отказывался к нему подключаться. Бежать за бесплатным вай-фаем в соседнее кафе через улицу не хотелось…
Французские телевизионщики уже битых четверть часа смаковали руины Лувра. Как ни странно, похоже, «Джоконда», находящаяся в крыле Денон, не пострадала. Погибли голландцы, немцы и французы XVII – XIX веков: крыло Ришелье превратилось в дымящийся котлован. Равно как и отвратительный комплекс стеклянных пирамид, которым нынешние масоны отметили подземный вход в музей.
Жертв было много. Смысла картавых комментариев Славка не понимал, но внизу экрана непрестанно скользила бегущая строка, и в ней цифра замерла на отметке 2 350. Откуда такая точность, трудно было сказать, но информационным службам виднее.
Интересно, как одинаково критические ситуации воздействуют на совершенно разных людей. Славка лежал, смотрел в экран и отличался от далёкого Дашиного отца лишь тем, что его никто не отвлекал и не звал. Прошло никак не меньше двадцати минут, прежде чем он сообразил, что на французах свет клином не сошёлся и что можно посмотреть на те же события глазами других европейцев. Российских каналов в гостинице не было, зато были многочисленные немцы и англичане. Большинство по-прежнему транслировали какие-то фильмы и мультики. Американцы ещё только просыпались под рассказы о новых обещаниях президента решить вопрос с беспорядками в Детройте. Арабы в повязках выразительно курлыкали вообще непонятно о чём.
Пульт в руке Славки замер, когда на экране появилась картинка «Евроньюс». Как часто у них водится, без комментариев.
Парижский дым сменился тоже дымом, но теперь уже где-то в горах. И не где-то, а на месте Мачу-Пикчу, если судить по субтитрам, поскольку узнаваемый по многочисленным фотографиям склон с неизвестно когда простроенным городком превратился в груду камней, из которых причудливо торчал сверкающий хвост огромного снаряда.
Не успел Славка привыкнуть к мысли, что происходит нечто гораздо более серьёзное, чем он поначалу думал, как без лишних слов вместо Перу на экране разлилась панорама водной глади, в центре которой горела белая раковина, точнее, то, что осталось от Сиднейской оперы.
Перу, Франция, Австралия… Где ещё?!
Телевизор работал с устрашающей чёткостью и хладнокровием.
Сиднейский дым стал дымом над какой-то ареной. Снимали с вертолёта. В нижнем левом углу появилась подпись «Рим». Рим? Неужели… о, шит, это же Колизей! Не очень древний, если верить последним изысканиям, но тоже символ. Символ, символ… Блин, да они же именно по символам разных стран и фигачат! С Лувром только ошиблись. Надо было Эйфелеву башню снести вместо него…
Италия…
Логика непонятно кого и непонятно зачем выстраивалась чёткая. На глазах человечества рушились его культурные символы. Рушились в прямом эфире, напоминая так много похожих друг на друга фильмов-катастроф последних лет. Мозаика рассеянных по миру дымов постепенно складывалась в плавящемся мозгу Славки в общую картину. Вероятно, поэтому он почти не удивился, когда снова Париж и снова Сидней сменила столь знакомая кремлёвская стена…
* * *
Одновременно звонили все три мобильных телефона. О них забыли. И только когда к неуместным сейчас мелодиям присоединилась допотопная трель домашнего, Константин остервенело сдёрнул трубку.
– Да.
– Ты видишь, что происходит? – Голос отца по-стариковски дрожал. – Вы целы?
– Мы все дома, не переживай, – с досадой ответил он. Помолчав, понял, что неправ, и добавил: – Ты там как?
– Собирай Дашу, бери Олю, и приезжайте ко мне.
– Погоди, давай сперва разберёмся…
– Нечего годить и разбираться. И так всё понятно. Уезжайте из Москвы. Тем более, что пока есть куда.
От внимания Константина не ускользнуло это предательское словечко «пока». Он посмотрел на своих девчонок, напряжённо застывших перед телевизором, на экране которого вот уже несколько минут крутили одни и те же кадры со снесенным до половины собором Василия Блаженного, руинами зубчатых стен и котлованом на месте Красной площади и мавзолея.
Отец жил под Звенигородом, на старости лет получив заслуженную возможность покинуть столь ненавистную ему столицу. Вероятно, кто-то из соседей сообщил ему о случившемся, поскольку сам старик включал свой старенький неубиваемый Рубин-714 разве что на новый год да на 9-е мая.
– Батя, не переживай…
– Костя, ты идиот! Если тебе нужно в чём-то разбираться, разбирайся, но Дашку срочно ко мне! Дай-ка Ольгу.