Смерть Отморозка. Книга Вторая

***

Ляля визжала так, что заглушила бы полицейскую сирену.

– Да замолчи же! – сердито прикрикнул на нее Норов.

Та испуганно зажала рот рукой. Наступила тишина, и Норов сразу испытал облегчение.

Свет на лестнице уже погас, дом погрузился в темноту. На ночь Норов, по французскому обычаю, оставлял снаружи на участке подсветку; перед сном Ляля опустила в гостиной все жалюзи, но на входной стеклянной двери экрана не было, и попадавший сквозь нее причудливый свет цветных лампочек позволял рассмотреть и предметы в гостиной, и огромную черную фигуру, распростертую на полу. Притихшая Ляля, сжавшись на диване в игривой ночнушке, сползшей с одного плеча, не сводила с мужчины перепуганных глаз.

– Кто это? – со страхом спросила она у Норова.

– Друг детства, – морщась от боли, сквозь зубы ответил Норов. У него еще не восстановилось дыхание. – Забыл постучаться.

– Ты весь в кровище! Как думаешь, его Вовка прислал? Он меня хотел убить, да?

– Нет, только изнасиловать. Спальни перепутал.

– Пидарас!

Лялина неспособность думать о ком-то, кроме себя, была почти трогательной. Потрясенная, она даже не среагировала на наготу Норова.

На лестницу выскочила Анна, бледная, перепуганная, в своем длинном мягком платье. Увидев голого окровавленного Норова с пистолетом в руках, она воскликнула в ужасе:

– Господи, что здесь происходит?!

– Пытаюсь выяснить, – проворчал Норов.

Капая кровью из разбитой брови, он босиком прошлепал по ледяному каменному полу к выключателю у камина; чувствуя, как все еще колотится сердце, зажег свет, переложив пистолет в левую руку, взял в правую небольшую увесистую чугунную кочергу. Затем осторожно, стараясь не наступить на осколки стекла, приблизился к распростертому на полу мужчине.

– Привет, – сказал он по-русски.

Ответа не последовало, но Норов был уверен, что непрошеный гость – русский. Французы не вламываются в чужие спальни, ночью, в балаклавах, да и кому он мог так насолить во Франции?

***

Как-то в офис к Норову нагрянул знакомый бригадир и таинственно сообщил, что с ним желает встретиться «один человек». «Людьми» бандиты уважительно именовали лишь криминальных авторитетов, обычные граждане под эту категорию не подходили.

Встреча состоялась на следующий же день, – бандиты и уголовники нетерпеливы и тянуть не любят. «Человек» оказался вором в законе из Энгельса, втором по величине городе Саратовской области. Это был невысокий, худощавый мужчина, с плоским черепом, покрытым редкими пегими волосами, лицом в резких морщинах, серым волчьим взглядом глубоко посаженных глаз и сильным носом над тонкими губами. Прозвище, или как выражаются в уголовных кругах, «погоняло», у него было Моряк. Моряком он, впрочем, не являлся, во флоте не служил, он вообще нигде никогда не служил, ибо большую часть своей жизни чалился не в портах, а совсем в других местах, далеких от морей и океанов.

Моряк прибыл к Норову в сопровождении долговязого парня бандитского вида, представившегося Вадиком. На Моряке был черный, дорогой, но мешковатый костюм; слишком длинные рукава пиджака налезали на красные, обветренные, покрытые татуировками кисти. Пальцы были с грубыми жесткими костяшками, зато над ногтями явно поработала маникюрша. Голос у Моряка был тихий, хрипловатый; говорил он мало, веско, матерных слов почти не употреблял, курил марихуану, держа самокрутку большим и указательным пальцем. Предупредивший о его визите бригадир играл роль посредника.

Кроме Норова присутствовал еще Володя Коробейников. Моряк оглядел обоих цепким взглядом и, не пожимая рук, опустился в кресло за стол; бандиты последовали его примеру, секретарша Норова внесла зеленый чай и сухофрукты, – Норов знал предпочтения уголовников.

Начал Вадик. Он без обиняков поведал, что мэр Энгельса, оседлавший город еще с советских времен, всем давно остозвиздел, коммерсов обдирает, работает с мусорами, а местных пацанов щемит; бухает, лось охерелый, а для города ниче не делает. Поймал, бля, мыша и еб-т не спеша. Отгрохал себе домину, как у президента; под зятя все МУПы отдал, дочке торговый центр в собственность отжал; катит, сука, по беспределу, а нормальные пацаны из-за него лапу сосут. Им, бать, саратовским пацанам в глаза смотреть стремно.

Слушая его, саратовский бригадир сочувственно кивал. Потом заговорил Моряк. Не сводя с Норова жесткого, оценивающего взгляда, он сообщил, что имеется пацанчик, коммерс, но путевый, не замусоренный, не ссученный, с головой. Короче, надо его задвинуть на место мэра.

Норов и Коробейников переглянулись, несколько ошеломленные.

– Ну че, возьмешься? – нетерпеливо спросил бригадир. – А то нам, бляха-муха, еще в одно место заскочить надо.

***

Круглыми от ужаса глазами Анна смотрела вниз, на распростертого на полу незнакомца в черном.

– Ты его убил? Убил?!

– Нет еще.

– Как он сюда попал?

– Сейчас узнаем. Ты кто?

И не дожидаясь ответа, Норов с размаху врезал лежавшему кочергой по спине.

– Уй, бля! – взвыл тот.

– Это фамилия или имя? – спросил Норов и влепил кочергой еще раз, по ребрам.

– Сука!

– Видать, все-таки, фамилия, – заключил Норов, замахиваясь вновь.

– Не бей его! – крикнула Анна, торопливо сбегая по лестнице вниз. – Это же Миша!

– Миша? – удивленно оглянувшись, повторил Норов, все еще не понимая.

– Какой Миша? – подхватила с дивана Ляля. – Ты его знаешь, Ань?

– Снимай свой колпак! – потребовал Норов.

– Пошел на х.й!

Теперь догадался и Норов.

– Вежливый он у тебя, – сказал он Анне.

Анна уже сбежала вниз, метнулась по направлению к мужчинам, но остановилась, вернулась и бессильно опустилась на ступеньку, держась за сердце.

– Миша, что ты тут делаешь? – неверным дрожащим голосом спросила она.

Человек на полу завозился, сел, медленно, неохотно стянул с головы балаклаву. Это был Гаврюшкин.

– Че, че! – сварливо отозвался он. – За тобой приехал!

– Да кто это?! – воскликнула Ляля с недоумением.

Анна ответила не сразу.