Тридцать два румба Розы. Кто курит, тот поймет

В храме сухом сухо стали, листья сухой листвы. Я отведу печали в дом, что стоит у реки. Ты найдешь их и скажешь: «Да, это они». Только однажды лед станет, снегом речной воды.

Только однажды скажешь: «Да, это она». Лед почему-то даже в стужу стал как вода…

Сколько печалей в доме, что у реки. Не ищи меня даже у холодной воды.

Сколько печалей, что в храме, стал сухой листвой. В нем отыскался, с дУхами над водой, что в лесу у реки, ключ ветров золотой…

Я теперь при луне. Стелется лунной тропой месяц над старой рекой.

Сколько ветров вместилось в мой рюкзак простой. Сколько печалей случилось, там, где луна надо мной. Не ищите внове ключ ветров золотой.

Позабыт уют

Вот вооружусь обстоятельно ручкой. Чашку с чаем поставлю на стол. Обязательно что-то получится. Выйдет из этого толк.

Трупики мертвых ос воскресают на кладбище домашних животных. Время старых книжек, время в паутине уголков укромных

И сказала муха: «Сколько яду в их жалах. Сколько от одного. Сколько смерти в их жвалах. Сколько снов ушло. Нет не хочу я снова видеть их от него».

В доме ветхом скрипят ступени, ветер падает на крыльцо. Кошка за дверью скребется в двери. Если открою, вцепится мне в лицо.

С потолка падают капли на машинку пишущую, капают не спеша. Я закрою все двери, в доме сидит тишина.

В паутине ветхой ветхо лежит пыльца, склянки и колбы, ветхой зыби, ветхо горит свеча.

Я заправлю листок бумаги новый, клавиши надавлю. Будем письмо готово к завтрашнему утру.

Сколько ос в улье осином. Словно пустой корзиной, он лежит на столе. Словно пустые кабины, в нем улье осином, грязные соты шуршат.

Я поведу рукой скромно, улья коснусь, и вдруг дрогнет осина за окнами, по карнизу шкребет.

Запах старого дома, запах ветхих тенет. Плыл за окном кораблик в мутной серой волне.

Там на реке за озером, паводок разлился. Холодно. В сумерках поет коростель.

Дня закончен бег скорого. Пустынно и знобно. Льет. Лягу я на постель.

«Не желаете ли в гости, – муху приглашал паук. —

Вы в таком чудесном месте, не бывали раньше друг.

Этой лесенкой подняться многие сочтут за честь.

Сколько я собрал диковин, до утра не перечесть».

«Ах, нет-нет, – сказала муха. – Не просите, не пойду.

Этой лесенкой подняться,

Верный путь попасть в беду».

Вы должно быть так устали в небесах весь день летать,

У меня готова ванна и пуховая кровать.

Занавески – тоньше шелка, простыня – как лепесток,

Вы покой здесь обретете. Хоть навек… хоть на часок.

«Ах, нет-нет, – сказала муха. – Доводилось мне слыхать…

Что все те, кто там ложатся…

Не проснутся уж опять».

Сяду на ступени, у порога в ють. Голо, лысо, пусто. Тишиной вздохнуть, я хотел и вдруг… – голо, лысо, пусто. Позабыл уют.

Роза ветров

Старый моряк безвылазно ходит по пирсу в сумерках, пропадает днями. В бурунах морских печалей, трубку сосет на причале.

Ветер бушует, ветер как стриж, пролетит воздух брея, перья его на причале, горит в сумерках былых фонарь запустелый.

Пусто кругом и чайки лишь отправляют крылом, утро, что стало серым, серым парит комком, облако, что в приюте теплится взятое холодком. На причале этом, серо в сумерках тесных. Днями – белым-бело.

Нет, золотых цепей ему, не вынуть из моря уж. Только ветер в приданное дочке. И вороха скорби гуж.

Лето приходит, море беснуется. Муж как будто стал еще туже, смурнее. Старый моряк вертит канаты на пирсе. Моет руки в холоде бриза стуж.

Время куда-то уходит. Куда-то идет старик. Старый моряк делает из холста бумажного змея. В рокоте волн, пуская лодку, запустит его.

Роза ветров распустит косы, время покажет перо, что рисует ветры над землей высоко.

Плавают бочки и доски, к берегу прибивает их. Корабль, что за взгорьем пошел ко дну и бриз, что в парусах гулял уж не поднимется в них.

Ветров купели кружат над Рейном. Локоны чешет золотым гребешком Лореллея. Ждет лихих кавалеров. Из пучины морской на берег выносит лишь поросль и морских рачков.

Бело на пляже от песков и ракушек, ветер встречается с пустошью. Бреет воздух чайка печали. В недрах тоски затерялся гущью, трепет морской волны.

Падугой стелется марево над просторами океанов. К берегу с морскими коньяками несет прибой, славного капитана. Мокр и стужен он.

Сколько mundus novus повидал он за всю судьбу, не перескажет роза ветров. Не пропоет коростель, не споет прибой…

Ветер бушует, чайка крылом, бреет воздух. Машет пером.

В потопи влемных дней

Блестит слеза на реснице. В дальний путь собрался поезд. В поезде милый едет. В поезде чашек стук.