Тал Жайлау. Библио-роман

Пытаясь не разбудить соседку, она незаметно вытащила из сумки телефон и включила его. Но мобильной сети не было, и аппарат, немного помолчав, вдруг запиликал и «разряженно» выключился. Алма оглянулась по сторонам, пытаясь найти какой-нибудь источник питания, но не было никакого намека на существование электричества.

– Здравствуй, средневековье! – почему-то прошептала она. – Прощай, цивилизация!

И, обреченно вздохнув, откинула голову на подушку и бессильно закрыла глаза, слушая далекую и печальную мелодию, льющуюся откуда-то свысока.

Глава 11. Аманат султана Алима

Лахор, XII век.

Ар стоял на стене города и разглядывал тяжелые корабли, заходящие в форт Шахи-кала[44 - Лахорский форт – Шахи Кила (Кала). В XI веке Лахор стал столицей знаменитого завоевателя Махмуда Газневи и частью его империи Газневидов.], и вспоминал свой родной Сейхун. Там, откуда был родом, он никогда не видел таких огромных и быстроходных галер. Да и сама река была не столь многолюдной и судоходной. Сейхун тек ровно и беспечно, не отвлекаясь на суету различных суден. Так же, и тысячи лет назад. Сейхун был нетороплив и неспешен, и его воды принадлежали только ему, а не людям. А здесь, на реке Рави, рябило в глазах от обилия различных кораблей и лодок. Здесь было шумно, многолюдно, и суетливо, река была словно встревоженный улей, а между кораблями сновали маленькие и маневровые парисалы[45 - Небольшая традиционная лодка индийцев.].

В последнее время Ар все чаще вспоминал Сейхун. После разговора с султаном Алимом, что-то надломилось в нем, и прежняя жизнь показалась невыносимо пустой и напрасной. Он занимался тем, для чего не был рожден. Но был ли выбор у пленника, ведь ему нужно было выживать? Он стал воином поневоле и просто пытался делать свою работу хорошо.

Дала Ар с улыбкой наблюдал за потрескавшимся парисалом, которым правил загоревший до черноты мальчишка, и невольно вспоминал свое детство в родном Дженде. Свою лодку, которая была спрятана в роще Тал су. Таким же, как этот маленький лодочник, смуглым мальчишкой он ходил ночью на рыбу. И наловив больших сазанов, он тайком возвращался в свою каморку, в небольшую пристройку при Доме Чтения, где провел свои шестнадцать лет. А утром как ни в чем не бывало приступал к своим обязанностям прилежного ученика Хранителя Книг. Кроме дяди, у него никого не было. Дядя заменил ему и отца, и мать и стал его наставником и учителем. И не было для него никого на этом свете ближе дяди. Он научил его писать, читать. Дядя, Хранитель Книг города Дженда научил его любить письмена. И Дала Ар отдавал все свое свободное время любимым книгам. У него не было друзей, у него были лишь книги.

А теперь он сам стал Хранителем Книг, и нет рядом дяди, который мог бы его научить. Ему нужно было спасать книги, хотя нужно было спасать страну, ведь вражеское кольцо сжималось вокруг Газнауи. Они уже потеряли Газну и Забулистан, и им пришлось бежать в Лахор, их последний оплот.

…..

О существовании Дома Мысли[46 - Прообразом Дома Мысли является Дом Мудрости, исламская академия, основанная в 20-е годы IX века халифом ал-Мамуном в Багдаде. Ал-Мамун симпатизировал учению мутазилитов, и по замыслу халифа Дом Мудрости должен был обеспечить сторонников этого учения богатым фактическим материалом, полезным при ведении теологических споров, в первую очередь трудами по философии. В Багдад изо всех областей халифата были собраны выдающиеся учёные, многие из которых являлись уроженцами Средней Азии и Ирана. Возглавлял Дом Мудрости Сахль ибн Харун.] Газны знали не все. Это было сокровенное сооружение, скрытое от посторонних глаз. Простым жителям было необязательно знать о нем, но Дала Ар давно знал, что это величественное здание, находящееся в южной части[47 - Цитадель – отгороженный центр города, где находились дворец правителя и сопутствующие здания.]?, было тем самым Домом, о котором ходят легенды. Говорили, что внутри книгохранилища живут древние старцы, которым по тысяче лет. И они никогда не выходят наружу, так как от солнечного света могут мигом рассыпаться в прах.

Сама арка была отгорожена от хисара[48 - Хисар или шахристан – укрепленная центральная часть города, где размещалось богатое население: чиновники, купцы, землевладельцы, священнослужители. Здесь находились жилища знати, богатых купцов, ремесленников, здесь же были торговые лавки.] высокими стенами, а на входе, у ворот стоял грозный караул, который никого не пропускал внутрь. Дала Ару можно было дозволено входить во дворец, ведь он считался другом падишаха. Но сам Дом Мысли оставался запретным и для него. И лишь во время прогулки с правителем по аллеям дворцового двора. Дала Ар украдкой издалека видел таинственную китапхану, спрятанную в глубине Сада Поэтов. Он не был писарем, лекарем книг или поэтом, которые могли попасть в заветное здание. Он всего лишь простой сотник, живший в рабаде[49 - Торгово-ремесленные предместья города.]. Пусть он даже друг правителя, но никакого права у него не было входить в это ставшее сакральным книгохранилище.

Дала Ар давно не держал книг и даже представить не мог, что когда-нибудь может войти в этот Дом Мысли, в котором скрыты многие тайны мира. Он был счастлив уже тем, что султан оказывал ему честь своим вниманием. И пусть правитель считает, что он должник Ара, но ведь тысячи воинов хотели бы оказаться на его месте. И хотели бы быть рядом с правителем во время его вечерней прогулки, чтобы быть готовым в любой момент отдать свою жизнь. Разве это не высшая награда для воина?

Но Дала Ар даже не мог мечтать, что правитель может ему доверить самое сокровенное дома Газнауи – книги. И после того вечера возле мечети Газны, Дала Ара не сомкнул глаз до самого утра. Впервые за долгое время он испытал волнение. Даже перед большими сражениями у него не было такого беспокойства, как после предложения падишаха. И словно не было многих лет воинской жизни, он вновь окунулся в ощущение книжного трепета и благоговения, которое оставил там, на своем шестнадцатом году жизни джендского переписчика.

Наутро, как только пропели первые петухи, Дала Ар вскочил со своего ложа и быстрыми шагами направился в сторону Дома Мысли. Показав караулу печать Хранителя, он прошел мимо них и в смятении медленно стал подходить к зданию. Он походил перед входом, словно пытался найти точку силы и уверенности, с которой ему будет бестрепетно зайти внутрь. Но волнение не проходило. Книгохранилище величественно высилось среди деревьев, позволяя солнцу играть бликами на позолоченных дверях своих.

Обреченно вздохнув. Дала Ар бережно взялся за ручку и осторожно открыл дверь. Его затвердевшее в битвах сердце стало мягким и трепетно билось, словно испуганная лань. Тело, привыкшее к суровым походам и грубой казарменной жизни, внезапно охватила мелкая дрожь. Задержав дыхание, он сделал первый шаг в прохладную темноту здания, и на него пахнуло ароматом до боли знакомых, но давно забытых запахов пергамента и высохших красок. О Всевышний, дай мне сил выдержать это волнение!

Перед ним предстал огромный зал, увенчанный величественными сводами и арками с красивой резьбой. Зал был в несколько раз больше его, джендской библиотеки. Вдоль высоких стен с живописным орнаментом почти до самого купольного потолка тянулись овальные, слегка округленные книжные полки, уставленные книгами, рукописями и свитками.

– О, Всевышний! Благодарю! Я даже не мечтал снова увидеть книги! – растроганно воскликнул он. И корпевшие над книгами переписчики с недоумением оглянулись на вошедшего высокого воина, опоясанного мечом. В Дом Мысли запрещено входить с оружием. Как же стража могла пропустить его? Писари настороженно переглянулись между собой.

Дала Ар, заметив их тревогу, почтительно поклонился, прижав руки к груди.

– Я приветствую вас, достопочтенные алимы[50 - Алим (араб.) – знающий, ученый.]. Меня зовут Дала Ар, я сотник кавалерии султана. По велению Великого падишаха с сегодняшнего дня я назначен Хранителем Книг Газнауи! – торжественно объявил он.

Худой писарь с длинной седой бородой, удивленно крякнул. Но мигом оценив ситуацию, проворно вскочил с места, и, подобрав длинный подол белого хитона, живо подбежал к нему. Подобострастно поклонившись в пояс, он прохрипел трескучим, кашляющим голосом:

– Добро Пожаловать, о Хранитель! Я старший писарь Сельфан Рисами. Мы в вашем распоряжении, господин!

Другие писари тоже поднялись, и почтительно встали возле книжных полок, готовые к приказам.

– Не отвлекайтесь, друзья мои, всего лишь доверенный хранитель, – приветливо поднял он руку. – Я вас не буду отвлекать от работы. Занимайтесь своим делом. – И, дружелюбно улыбнувшись переписчикам, пошел дальше по залу, осматривая помещение и книги. Некоторые книги повторялись. Он сам много раз переписывал самые популярные книги, ведь основной способ собирания библиотек – копирование. И самые востребованные книги обычно имелись в нескольких копиях. Дала Ар только одну «Книгу о Коркыт ата» переписывал десятки раз, а сам оригинал хранился у правителя Дженда. Но больше всех он переписывал Коран. Именно на копировании Корана переписчики отрабатывали мастерство. Эта работа требует много усердия и терпения. И труд состоит не только в написании книги, но и в ее сохранении для потомков.

Пальцы призывно задрожали и Дала Ару захотелось немедленно начать переписывать какую-либо книгу. Воровато оглянувшись, словно совершал что-то запретное, он взял в руки коричневую книгу, стоявшую на ближайшей полке. Это был массивный том, обернутый в красную кожу. На обложке книги стоял штамп дома Газнауи:

«Дворец Алима Газнауи, царя царей, хана ханов, Великого султана и защитника правоверных, которому Всевышний даровал чуткие уши и зоркие очи, чтобы разыскивал творения писателей этой земли»[51 - На самом деле это измененная надпись с Ниневийской библиотеки Ашшурбанипала, которая в оригинале выглядит так: «Дворец Ашшурбанипала, царя царей, которому бог Нату и богиня Гаслиста даровали чуткие уши и зоркие очи, чтобы разыскивал творения писателей моего царства».].

А снизу персидской вязью было выведено:

«Переведено с подлинника писарем его величества, рабом Аллаха, Максудом Фарани».

Вдохнув запах сухого пергамента, Дала Ар на миг зажмурил от удовольствия глаза, и в сердце кольнула тоска по маленькому миру в каморке Дженда. Миру, который давно занесло песками памяти. И сейчас он бы даже не вспомнил, как выглядит тот самый Дженд, который он покинул много лет назад. Боже, какое же это блаженство, вот так просто нюхать запах книги, стоя в беспечной тиши величественного Дома Мысли!

Наконец он раскрыл книгу. Это был массивный том, знаменитая «Большая книга о музыке»[52 - «Большая книга о музыке» является важнейшим источником сведений о музыке Востока и древнегреческой музыкальной системе. В этой книге Фараби даёт развернутое определение музыки, раскрывает её категории, описывает элементы, из которых образуется музыкальное произведение. В вопросе о восприятии музыкальных звуков аль-Фараби, в противоположность пифагорейской школе, не признававшей авторитета слуха в области звуков и принимавшей за исходную точку рассуждений лишь вычисления и измерения, считает, что только слух имеет решающее значение в деле определения звуков, примыкая в этом вопросе к гармонической школе Аристоксена.]Абу Насра ибн Мухаммед аль-Фараби. Ар часто путал Абу Ибрахим аль-Фараби[53 - Абу? Ибра?хим Исха?к ибн Ибра?хим аль-Фара?би – учёный-просветитель, литератор, языковед, наставник. Современник Абу Насра аль-Фараби. Родился в г. Фараб (Отрар) (ныне Южно-Казахстанская область). В детстве обучался грамоте в родном городе, затем отправился за знаниями в арабские страны. Жил в г. Забид (Йемен) – центре просвещения и науки. Вернувшись на родину, преподавал.] и Абу Наср Фараби. Но дядя когда-то объяснил простое отличие: один писал о литературе[54 - Имеется в виду «Диван аль-адаб» («Литературный сборник»), где учёный всесторонне систематизировал вопросы литературы и языка. Труды изданы в Каире в 4 томах известными арабскими учёными Ахмад Мухтар Омаром и Ибрахимом Аписом (1-й т., 481 стр., 1974; 2-й т., 501 стр., 1975; 3-й т., 470 стр., 1976; 4-й т., 259 стр., 1978). Научные труды аль-Фараби исследовал немецкий востоковед К. Броккельман], другой об Аристотеле.

Прошло уже много времени с тех пор, как он зашел в книгохранилище. Незаметно зазвучал вечерний азан, и в хранилище стало темнеть. Но Дала Ар никак не мог насытиться и жадно хватал книгу за книгой, ласково гладя обложку и нюхая ветхие страницы, словно пытаясь восполнить все то, что он упустил за эти годы вынужденного отсутствия чтения. Перед глазами мелькали труды ученых, мыслителей, поэтов и писателей: Йоллыг-тегин Ижань-хан[55 - Йоллыг тегин считается первым тюркским поэтом, писателем и историком. Он был автором ряда памятных надписей в честь тюркского царевича Кюль-тегинаи Бильге-кагана, а также Кутлуг Ильтерес-кагана. Эти надписи отражают культурных уровень алтайских тюрок, их поэзию, прозу, исторические познания и идеологию Восточного Тюркского каганата.], Юсуф Баласагуни, Махмуд Кашгари, Фирдоуси, Ибн-Сина, Ахмада Яссави, Су Сун, аль-Хорезми, Ибн Турк, Аль-Аббас аль-Джаухари, Рудаки, Шайзала и других.

Книги были на арабском, персидском, тюркском, ромейском, китайском и других языках. Но, в основном, преобладали переведенные труды на арабском языке.

Ар владел арабским языком с детства. Это был обязательный язык любого книгохранителя, ведь многие труды были написаны на арабском. Персидский он знал обрывочно, и то больше через общение с гуридскими купцами в Дженде. Но в Газне Дала Ар в совершенстве овладел этим языком и даже научился ругать своих воинов. В его войске было много воинов из различных стран, и Дала Ар живо интересовался другими языками. Он научился бегло говорить на индийском, ромейском, саклабском и даже немного понимал речь китайцев. А Браас научил его некоторым словам из алеманского и бельгийского языков.

Но Дала Ар растерял навыки чтения, и сейчас ему приходилось вспоминать те буквы, что он учил в детстве. И, словно только научившийся читать ученик, он по слогам выговаривал уже давно забытые слова.

Душа Дала Ара с детства тяготела к поэзии. Он и сам, бывало, сочинял стихи, ведь рифмы часто сопровождают лекарей книг. Но перед величием древних трудов хранители считали поэзию баловством. Но только не Ар, который поклонялся поэзии. И, войдя в помещение, где была собрана сокровищница мировой поэзии, он чуть не подпрыгнул от радости, увидев изобилие книг.

Уже наступила ночь. Писари, отпросившись, уже ушли спать. А Дала Ар, зажегши лампаду, продолжал упиваться красивыми слогами и гармоничными рифмами, читая мувашшахи, дастаны, касыды, рубаи, саджи-макамы, газели[56 - Формы лирической поэзии, широко распространённые на Ближнем и Среднем Востоке.]. И никак не мог напиться этой живительной влагой, которой так долго не хватало в суровых военных буднях.

….

Первые дни Дала Ар проводил в китапхане дни и ночи. А вокруг творился хаос. Враги осадили город и готовились к нападению. Их было много, и каждый день в их стан прибывали новые силы. Среди них были и предатели, бывшие подданные Газнауи. Видя мощь противника, часть князей перешла на сторону неприятеля, и силы Газны таяли на глазах.

В этих условиях предаваться спасительному чтению в Доме Мысли было не только преступно, но и опасно. И Дала Ар, взяв себя в руки, начал действовать. Он объединил всех писарей и приказал им собирать книги в тюки. Газна, очевидно, падет, а книги должны быть спасены. Их задачей было вывезти книги в Лахор. И с этого дня их работа закипела. Они складывали книги в огромные тюки. А под покровом ночи, укладывали тюки на верблюдов и по тайным тропам, в сопровождении небольшого отряда, отправляли книжные караваны в Лахор. Вокруг города уже летали стрелы, возле стены шли первые бои, а книгохранители работали, не покладая рук, пока не вышел из города последний верблюд, навьюченный свитками, манускриптами и книгами. И только после этого Доверенный Хранитель Правителя наконец облегченно вздохнул. Он выполнил свой долг, теперь нужно защищать город.

Враг уже лез на стены города, предместья полыхали огнем. Удушливый дым доносился до города, вызывая страх и стоны людей. И горожане испуганно прятались в домах, обреченно ожидая конца. Все говорило о том, что городу осталось жить считанные дни. В городе не хватало еды и воды, и тогда султан приказал вывести женщин и детей через секретный ход, а всем мужчинам, способным держать меч, выйти на стены для защиты города.

Но, несмотря на отчаянное сопротивление горожан, враг прорвал линию обороны, и в город хлынула армия неприятеля. Они быстро заполнили улицы, дома и площадь. Враги рубили мечами, протыкали копьями, стреляли из луков и не щадили никого. И вскоре все улицы города были залиты кровью.

Оставшиеся защитники, взяв в плотное кольцо правителя, стали с боем прорываться сквозь вражеское окружение. И с большими потерями, но им все же удалось уйти в Индию, в последний оплот их государства – город Лахор, ставший приютом и убежищем для когда-то славного и непобедимого войска. А Газна окончательно пала.

……

Лахор был другим городом. Он отличался от Газны своей пестротой, влажностью воздуха и обилием зелени. В Лахоре люди были мягче, нежели в Газне. И порой создавалось ощущение, что этот город никогда не видел войны. Но безмятежность была обманчивой, город готовился к осаде. После Газны, стрелы неприятеля были устремлены в сторону Лахора, и пока жив султан и свободен Лахор, война будет продолжаться. А если падет Лахор, то падет и Дом Мысли. Ведь книги уже некуда дальше везти. И за этот город они должны биться до последнего.

Дала Ар разместил книги в огромном доме местного купца. Помещение было достаточно сухим и идеальным для временного хранения книг. И сейчас его мысли были лишь о надвигающейся осаде.

На стену поднялся хмурый Браас. За эти годы он осунулся, постарел и уже мало интересовался битвами, все больше ища утешения в гончарном деле. В Газне у него была даже своя мастерская. И ему, как и всем им, было трудно покидать город, ставший второй родиной, как для него, так и для Дала Ара.

Браас был в простой, крестьянской рубахе на выпуск и не был даже подпоясан мечом. Длинная, седая борода доходила почти до груди. Он был похож на бродягу, случайно оказавшегося в городе, а не на опытного ратника, когда-то наводившего ужас на врагов. И всем своим видом он словно показывал, что устал от войны.

Встав рядом с Дала Аром, он стал разглядывать вместе с ним корабли на реке.

– В нашем городе тоже есть порт, – проговорил он вслух, слушая суетливые крики рабочих в порту. – И у нас тоже есть большие корабли. Они приплывают из далеких стран, везя диковинные товары из заморских стран. А еще у нас сильный флот. И рыбы много. – печально добавил он и тяжело вздохнул.

Дала Ар молчал. У каждого из них есть свой город, который хотелось бы увидеть. Но разве это возможно? Теперь у них нет другого пути, как пасть за этот город.