Борджиа

Он проводил рукой по ее щекам и груди и гладил нежно колени.

– Сколько ты хочешь получить за нее, Умберто?

Умберто извивался от смущения, как дождевой червь.

– Ваше Высокопреосвященство, cтатуя уже заказана.

– Я заплачу вдвойне.

– Она заказана… моделью.

– Как! Юнона Вам позирует?

Скульптор кивнул.

– Я заплачу Вам втройне и Вы можете оставить статую у себя, если Вы позволите мне присутствовать на сеансе.

– Ваше Высокопреосвященство…

– Я укроюсь там, за портьетой или наверху на антресоли.

В дверь постучали.

Кардинал скрылся за занавесом.

Вошла Ванноцца.

– Мы одни?

– Одни.

Она сбросила одежду.

Ванноцца (Гироламо да Карпи)

Дрожа, скульптор принялся за работу. Его руки тряслись.

Ванноцца это заметила.

– Что с Вами, Умберто? Вы больны?

Умберто вытер пот со лба.

– Сегодня в мастерской очень жарко.

Портьера упалa.

Ванноцца обернулась.

Обнаженный, как и она сама, к ней приближался Родриго Борджиа.

Могла ли Юнона не простить Зевса, когда он без предупреждения удостоил ее своим посещением?

Родриго обратился к скульптору:

– Послушайте, Умберто, ступайте, Вам необходимо приобрести больше материала, Вы должны непременно создать композицию в камне: Зевс преследует Юнону.

VIII

Сверху донизу кардинал был забрызган кровью. Он выглядел, как мясник, который неумело зарезал быка. На его толстом, лоснящемся, но все еще красивом лице появлялись то ухмылка, то плачущее выражение.

«Сутана испорчена, ? думал он, ? материал от Бонтемполи в Милане был хорош. Но слишком дорогой, слишком дорогой. Надо попробовать связаться с евреем из оптовой лавки на Виа Венето. У него это должно быть очень недорого. Если я сэкономлю на каждом метре 3 гроша, то…»

Он погрузился в сложные расчеты. Внезапно его взгляд упал на Ванноццу, у которой он вместе с акушеркой принимал роды. На Пьяцца Прицци ди Мерло, поблизости от своего дворца, он приобрел и обустроил для нее дом. Ничто не было упущено. Даже муж. Он сочетал ее браком с Джорджио де Кроче, уступчивым, продажным господином, которого он определил в отцы своих детей. Ванноцца лежала на ложе после мучительных родов, погруженная в глубокий сон. Врач и акушерка беззвучно сновали по ковру взад и вперед, как две белки. В глубине комнаты у окна сидел испанский астролог с его инструментами и картами, смотрел на небо и составлял ребенку гороскоп.

Акушерка искупала ребенка. Она принесла его на чистой подушке и поднесла отцу прямо к его толстому, покрытому веснушками носу.

– Это девочка, ? проговорила она.

Родриго Борджиа провел правым указательным пальцем по лбу крохотного существа и механически осенил крестом. «Девочка! ? подумал он. ? Я ожидал мальчика. Мальчиков не может быть слишком много. Они продолжатели рода. Рода Борджиа. Но мальчики уже были. Хуан и Чезаре уже родились. Говорят, что родится мальчик, если больше любит мужчина, и девочка, если больше любит женщина. ? Он посмотрел поверх ребенка на мать. ? Кто же должен родиться, если не любили ни отец, ни мать?» ? размышлял он.

Тут ребенок еще больше искривил свое пока еще сморщенное старческое личико, так что стал выглядеть как смятая невидимой рукой пергаментная бумага. Потом у крохотного существа внезапно приоткрылись склеенные глазки, как узкие щелочки. Существо, казалось, хотело рассмотреть через приоткрытые веки толстого, большого человека, который стоял перед ним.

«Ты ? мой отец? ? спрашивало оно удивленно. ? Думал ли ты обо мне, когда ты создавал меня? Хотел ли ты создать человека твоей нечистой крови? Или, может быть, ты хотел чего-то прелестного, прекрасного, мягкого, нежного, благородного, обладателя всех тех качеств, которые чужды тебе и твоей семье? Хотел ли ты пережить себя самого, оставить след в Вечности, в этом стремительном вихре Времени, или ты скоро выбросишь и забудешь меня, как завявший цветок?»

Глаза ребенка спрашивали, не надеясь получить ответ. Они светились неопределенным серебристым блеском, и еще нельзя было понять, будут ли это синие, коричневые или черные глаза.

IX

В седьмой день рождения Чезаре Родриго Борджиа явился в комнату сына, чтобы разбудить его отцовским поцелуем.

Адриана Мила, тетка, принесла кукурузный пирог, в котором горели семь свечей, подозрительно похожих на фаллус. Родриго держал в руке пергаментный свиток.

Мальчик, еще совсем сонный, протянул к нему руки.

– Ты все это получишь, мой маленький сын, ты получишь все это и впридачу все, что записано в этой бумаге.

И Родриго Борджиа развернул свиток и начал читать:

«Все доходы пребендов

и должность каноника собора Валенсии даруются Синьору Чезаре Борджиа».

– Отныне ты: Синьор Чезаре Борджиа! ? гордо произнес отец и прикоснулся ко лбу сына. ? Синьор Чезаре Борджиа назначается казначеем Картахены. ? Казначей Картахены ? это ты. ? Родриго рассмеялся так, что его обвисшие щеки затряслись.

Мальчик разозлился:

– Не смейся, папа. Жизнь совсем не смешна.