Восставший из ада. Ночной народ

Кирсти не стала возражать. От столь крутого поворота в разговоре у нее закружилась голова.

– Иди домой, – сказала Джулия. – Я с тобой говорить не хочу.

И она захлопнула дверь.

Где-то с полминуты Кирсти стояла на пороге, ее трясло. Она мало сомневалась в том, что происходит. Мокрый плащ, волнение Джулии – ее покрасневшее лицо, неожиданный гнев. У нее в доме был любовник. Бедный Рори все понял не так.

Кирсти пошла по дорожке к улице. Мысли сворой толкались друг с другом, борясь за ее внимание. Наконец, одна одержала верх: что сказать Рори? Его сердце будет разбито, это она понимала. И кем тогда станет сама Кирсти? Незадачливой сплетницей, впечатление о которой будет навсегда омрачено этими известиями, разве нет? Она почувствовала, как подступают слезы.

Впрочем, они так и не пролились; другое ощущение, куда настойчивее, овладело Кирсти, когда та наконец ступила на тротуар.

За ней наблюдали. Этот взгляд она чувствовала затылком. Неужели Джулия? Но почему-то Кирсти так не казалось. Тогда любовник. Точно, любовник!

Выбравшись из тени дома, она поддалась любопытству и развернулась.

В сырой комнате Фрэнк наблюдал за ней через дырочку, которую проделал в жалюзи. Гостья – он даже вспомнил, что где-то видел ее раньше, – пристально смотрела на дом, на это самое окно. Уверенный, что она ничего не разглядит, он спокойно изучал ее. Определенно, его взгляд услаждали женщины куда роскошнее, но что-то в таком недостатке обаяния привлекало Фрэнка. Обычно с такими женщинами, как эта, было куда интереснее, чем с красотками, вроде Джулии. Они были всегда благодарны за внимание, а лестью или угрозами их можно было склонить к тому, чего красавицы никогда бы не разрешили. Возможно, она вернется, эта женщина. Фрэнк надеялся, что так и будет.

Кирсти осмотрела фасад дома, но ничего не заметила; в окнах либо ничего не было, либо они были занавешены. Но чувство того, что за ней наблюдают, не исчезало; более того, оно казалось настолько сильным, что Кирсти отвернулась в смущении.

Когда Кирсти отправилась дальше по Лодовико-стрит, снова пошел дождь, и ей это даже понравилось. Он остудил щеки и скрыл слезы, которые она уже не могла сдержать.

3

Джулия, дрожа, отправилась наверх, и увидела, что Белый Галстук лежит у двери. Точнее, его голова. В этот раз, то ли от жадности, то ли от злобы, Фрэнк расчленил труп. Куски костей и высохшего мяса разбросал по всей комнате.

Но сам гурман куда-то исчез.

Она повернулась к двери, и оказалось, что он там, загораживает выход. Буквально несколько минут прошло с тех пор, как она видела Фрэнка, склонившегося над трупом. За это короткое время он преобразился до неузнаваемости. Там, где раньше виднелись сморщенные хрящи, теперь показались не до конца созревшие мускулы; заново прорисовалась карта артерий и вен; они пульсировали от украденной жизни. На голом шаре головы даже пробился клок волос, пусть и несколько преждевременно из-за отсутствия кожи.

Все это совершенно не украсило Фрэнка. Скорее, сделало его еще отвратительнее. Раньше в нем едва ли можно было разглядеть хоть что-то узнаваемое, теперь же повсюду бросались в глаза обрывки человечности, лишь сильнее оттеняя катастрофическую природу его увечий.

А потом стало еще хуже. Он заговорил, и голос его совершенно точно принадлежал Фрэнку. Все прерывистые слоги исчезли.

– Я чувствую боль.

Глаза с наполовину отросшими веками, без бровей, следили за каждым ее движением. Джулия попыталась скрыть тошноту, подступающую к горлу, но понимала, что получилось довольно плохо.

– У меня снова работают нервы, – рассказал он ей, – им больно.

– И как я могу тебе помочь?

– Не знаю… может, забинтовать?

– Забинтовать?

– Да, помоги мне сделать перевязку.

– Ну, если ты так хочешь.

– Но мне нужно больше, Джулия. Мне нужно еще одно тело.

– Еще одно? – спросила она. Когда же все это кончится?

– А что терять-то? – ответил он, сделав шаг ей навстречу. От неожиданной близости она сильно встревожилась. Увидев страх на ее лице, Фрэнк остановился.

– Скоро я снова стану целым… – пообещал он, – и когда это произойдет…

– Мне лучше прибраться, – Джулия не могла смотреть на него.

– И когда это произойдет, милая Джулия…

– Скоро вернется Рори.

– Рори! – Фрэнк чуть ли не сплюнул. – Мой дражайший братец! Боже, да как ты могла выйти замуж за такого олуха?

Она вдруг почувствовала, как ее скрутила злость:

– Я любила его, – но, секунду поразмыслив, Джулия поправила себя: – Я думала, что любила его.

Фрэнк засмеялся, и от хохота его ужасное состояние стало еще очевиднее.

– Да как ты могла в это поверить? Он же слизняк. И всегда таким был. Никакой тяги к приключениям.

– В отличие от тебя.

– В отличие от меня.

Джулия посмотрела на пол; между ними лежала рука мертвеца. На секунду Джулию захлестнула волна отвращения к себе. Все, что она сделала, все, о чем мечтала последние несколько дней, вернулось в тот же миг: череда искушений, закончившихся гибелью, – и все ради вот этой смерти, которая, как она истово надеялась, закончится искушением. Джулия подумала, что, как и Фрэнк, проклята; какая бы отвратительная цель не зарождалась в его разуме, через минуту увещеванием или трепетом она проникала и в нее.

Что ж… все было решено.

– Исцели меня, – прошептал он. Жесткость исчезла из голоса Фрэнка. Он говорил как любовник. – Исцели меня… пожалуйста.

– Исцелю. Обещаю.

– И тогда мы будем вместе.

Джулия нахмурилась:

– А что насчет Рори?

– Глубоко внутри мы все равно братья. Я заставлю его увидеть мудрость такого решения, он поймет, что произошло чудо. Ты не принадлежишь ему, Джулия. Больше нет.

– Больше нет, – повторила она. И это было правдой.

– Мы принадлежим друг другу. Ведь ты же этого хочешь, разве нет?

– Этого я и хочу.