Мерзейшая мощь

– Хорошие мужья о делах не говорят, – поддержал ее Димбл. – Разве что о чужих. Вот Маргарет у меня знает все о колледже вашего мужа и ничего – о нашем. Как, завтракать будем?

– Подожди, – сказала его жена. – Сперва я посмотрю шляпку, – и быстро повела Джейн к себе наверх, продолжая старомодную женскую беседу.

Джейн старалась казаться выше этого, но ей стало легче. Когда шляпу отложили в сторону, миссис Димбл вдруг спросила:

– У вас все в порядке?

– У меня? – удивилась Джейн. – А что такое?

– Вы на себя не похожи.

– Нет, ничего… – пролепетала Джейн и подумала: «Она хочет узнать, не жду ли я ребенка».

– Можно я вас поцелую? – спросила миссис Димбл.

Джейн хотела ответить «Ну что вы!..», но, к своему огорчению, поняла, что плачет. Матушка Димбл вдруг стала для нее просто «большой» – теплым, огромным, мягким существом, к которому бежишь в раннем детстве, когда разобьешь коленку или куклу. Джейн часто вспоминала, как изворачивалась она, если мама или няня хотели ее обнять; но сейчас к ней вернулось то забытое чувство, которое она испытывала, когда кидалась к ним сама в страхе или горе. Нужда в утешении противоречила всем ее взглядам на жизнь. Однако она поведала, что ребенка не ждет, а просто горюет, потому что ей одиноко и она видела дурной сон.

За столом Димбл говорил о преданиях артуровского цикла.

– Поразительно, – сказал он, – как все там сходится, даже в очень поздней версии, у Мэлори. Вы заметили, что персонажи делятся на две группы? С одной стороны – Гиневра, Ланселот и другие, все благородные, и ничего специфически британского в них нет. С другой, как бы по ту сторону Артура, – люди низкие, с типично британскими чертами, и притом враждующие друг с другом, хотя они и в родстве. А магия… Помните это прекрасное место – о том, что Моргана «подожгла весь край женским ведовством»? Конечно, и в Мерлине много британского, хотя он не низок. Вам не кажется, что это – наш остров на исходе римского владычества?

– Что вы имеете в виду, доктор Димбл? – не поняла Джейн.

– Ну, одна часть населения была римской… Эти люди носили тоги, говорили на окрашенной кельтским влиянием латыни – нам она показалась бы вроде испанского. А в глубине, подальше, за лесами, жили настоящие древнебританские царьки, язык у них был типа валлийского, жрецами были друиды…

– Кто же такой сам Артур? – спросила Джейн, смущаясь, что сердце у нее екнуло при словах «вроде испанского».

– В том-то и дело, – сказал доктор Димбл. – Можно предположить, что он – старого британского рода, но крещен, обучен воинскому римскому искусству и пытается, не без успеха, стянуть страну воедино. Британские родичи этому противятся, а люди римской культуры смотрят на «местных» свысока. Вот почему сэра Кея постоянно называют мужланом – он принадлежит к одному из местных родов… И под всем этим – обратная тяга, назад, к друидизму.

– А что же Мерлин?

– Да… Интересная фигура… Быть может, попытка и не удалась, потому что он так рано умер? Он – не злодей, но колдун. Он, конечно, друид, но знает все о Граале. Он – «сын нечистого», но Лайамон дает нам понять, что это недостоверно. Помните: «Нездешних много сил, средь них есть добрые и злые».

– Удивительно, – сказала Джейн. – Я никогда об этом не думала.

– А я вот думаю, – сказал доктор Димбл. – Я размышляю о том, не был ли Мерлин последним представителем чего-то забытого, чего-то такого, что стало невозможным, когда люди, связанные с нездешними силами, разделились на черных и белых, на колдунов и священников.

– Не пугай нас!.. – сказала миссис Димбл, заметив, что Джейн озабочена. – Во всяком случае, Мерлин давно умер и похоронен, как все мы знаем, тут, рядом…

– Похоронен, но не умер, – поправил ее доктор Димбл.

Джейн вскрикнула, сама того не желая, а доктор Димбл продолжал, как бы думая вслух:

– Интересно, что они найдут, если станут там копать?..

– Сперва глину, потом воду, – сказала миссис Димбл. – Оттого здесь и строить нельзя.

– Зачем же они сюда рвутся? – спросил ее муж. – Джалс к романтике не склонен. Вряд ли он мечтает, что к нему перейдет мантия Мерлина.

– Ну что ты такое говоришь? – воскликнула миссис Димбл.

– Да, – сказал Димбл, – это маловероятно. Хотя некоторые из его людей были бы не прочь ее примерить. Другое дело, по росту ли она им. Не думаю, что им бы понравилось, если бы старый кудесник сам к ним явился.

– Джейн сейчас плохо станет! – сказала хозяйка и вскочила.

– Что с вами? – спросил хозяин, удивленно глядя на бледное лицо гостьи. – Слишком жарко?

– Так, чепуха… – проговорила Джейн.

– Пойдемте в кабинет, – сказал доктор Димбл. – Обопритесь на мою руку.

В кабинете, у открытого окна, глядя на лужайку, усыпанную ярко-желтыми листьями, Джейн рассказала свой сон, чтобы объяснить, почему она так глупо ведет себя.

– Вот, – заключила она. – Можете теперь провести сеанс психоанализа…

Судя по всему, доктор Димбл был сильно потрясен.

– Поразительно!.. – говорил он. – Поразительно!.. Две головы… Одна принадлежит Алькасану… Неужели мы вышли на верный след?

– Сесил, не надо! – вмешалась миссис Димбл.

– Вы думаете, я больна? – спросила Джейн.

– Больны? – сказал доктор Димбл, непонимающе глядя на нее. – А, в этом смысле!..

И Джейн поняла, что он думает о другом. О чем именно, она не могла и предположить.

Доктор Димбл выглянул из окна.

– Идет мой самый тупой ученик, – сказал он. – Что ж, послушаю доклад о Свифте, который начинается словами «Свифт родился…», и постараюсь вникнуть, а это нелегко. – Он встал и положил руку Джейн на плечо. – Вот что, – добавил он, – ничего не буду вам советовать, но если вы захотите поговорить с кем-нибудь про этот сон, спросите у меня или у Марджери, к кому пойти.

– Вы не доверяете доктору Брайзекру? – спросила Джейн.

– Сейчас я не могу вам объяснить, – сказал доктор Димбл. – Все слишком сложно. Постарайтесь не волноваться. А если заволнуетесь, сразу сообщите нам. До свиданья.

Когда он вышел, явились какие-то гости, и Джейн больше не смогла поговорить с хозяйкой. Через полчаса она ушла и направилась по тропинке через поле, где бродили ослики и гуси. Слева виднелись башни и шпили Эджстоу, справа – старая мельница.

Глава II

Обед у проректора

1

– Ну, удружил!.. – сказал Кэрри. Он стоял у камина в одной из красивейших комнат своей великолепной квартиры.

– Кто, Два Нуля? – спросил Джеймс Бэзби.

Все они – и он, и лорд Феверстон, и Марк – пили вино перед обедом. Двумя Нулями звался Чарльз Плейс, ректор Брэктонского колледжа. Лет пятнадцать назад прогрессисты считали его избрание одним из первых своих триумфов. Крича, что колледжу нужна свежая кровь, что пора его встряхнуть, что он закоснел в академической скуке, они протащили в ректоры пожилого чиновника, чуждавшегося академизма с тех пор, как он окончил Кембридж. Единственным его трудом был толстый отчет о состоянии клозетов в Англии. Однако надежд он не оправдал, ибо интересовался только филателией и своим больным желудком. Выступал он так редко, что сотрудники помоложе не знали его голоса.