А затем она исчезла

Он прав: я могу рассказать ему все, в отличие от Рори, с которым я всегда думаю, о чем стоит говорить, а о чем лучше промолчать. Рори – простой и хороший, со строгими моральными принципами. За что я и люблю его. Общение с ним делает меня лучше и добрее. Мы дополняем друг друга: я помогаю ему, когда нужно проявить характер, а он – когда меня сильно заносит на поворотах. Знаю наверняка, что Рори меня любит, но боюсь, что он сильно ошибается на мой счет. Тем не менее «его» версия меня – правильная и образцовая – мне нравится, и я не хочу его разочаровывать.

Признаюсь, мой моральный радар иногда настолько сбоит, что я не могу оценить, что хорошо, а что плохо. И хотя после отъезда из Лондона я очень стараюсь, сегодня, с этой карточкой, чувствую, как будто провалила какой-то важный тест.

Пытаюсь объяснить все это Джеку, но на этот раз не нахожу в нем понимания.

– Думаю, взяв карточку, ты поступила правильно. У тебя талант настоящего журналиста – нюх на хорошую историю. И здесь есть такая история. У Клайва или Дейрдре были враги.

Пытаясь собраться с мыслями, я ерзаю на стуле, передвигаю предметы на столе.

– Дело не в карточке…

Позади меня раздаются смех и крики – что-то празднуют молодые ребята.

– Мне нужно рассказать тебе, что случилось в Лондоне.

Джек хмурится, его глаза нервно перебегают с компании парней на меня и обратно.

– Про тот скандал я все знаю. Ты была в нем замешана? – Он открывает пачку чипсов и приглашает меня угоститься.

Я смотрю в окно. На улице совсем темно. Люди, согнувшись и прячась под зонтами, спешат с работы домой. При мысли о том, что мне предстоит дорога по темноте, ежась от страха и оглядываясь по сторонам, меня передергивает. Сейчас не помешал бы бокал вина.

Джек молча хрустит чипсами, давая возможность настроиться на разговор. Делаю глубокий вдох; мне нужно выговориться.

– Теперь-то я сознаю, насколько все это было аморально. Девочку-подростка нашли мертвой от передозировки наркотиков. За несколько месяцев до этого она пропала, и в течение всего этого времени мы прослушивали ее телефон, а также телефон ее отчима.

От неожиданности Джек чуть не давится чипсами.

– Я догадывался, о чем ты хочешь мне рассказать, но такое… Тебя ведь не арестовали?

– Нет. Арестовали моего редактора. Он стал козлом отпущения. – Я с трудом сглатываю слезы. – Я и мой коллега Марк прекрасно понимали, что так нельзя, однако ожидалось слишком громкое дело: пропала девочка-подросток, ее отчим мог быть причастен… Мы были ослеплены азартом охоты: потеряли чувство меры и ответственности. Нас с Марком уволили, потом еще нескольких человек, включая моего редактора. Мы были одержимы этой историей; думали, что если взломаем телефон девочки и ее отчима, то узнаем что-нибудь уличающее его… Глупо и безрассудно.

Джек нервно сглатывает.

– Черт, Джесс… А Тед знает?

Я киваю. Машинально беру чипсы, но не ем, а просто сжимаю в кулаке.

– Я должна была все честно ему рассказать. Да он и сам узнал бы. Тед сильно рисковал, пригласив меня на работу. Дал мне второй шанс, и я ему очень благодарна. Ты не представляешь, Джек, как все это было ужасно! Стыд. Страх, что меня арестуют. Обвинят. Возможно, посадят в тюрьму. Моему редактору и другим до сих пор грозит суд. Ну, ты читал про это дело в газетах… Я до сих пор чувствую себя виноватой, особенно перед семьей этой девушки.

Джек вздыхает и вдруг спрашивает:

– А что говорит Рори? – Своим вопросом он буквально припирает меня к стенке.

– Я ему не рассказывала. Он знает, что мой редактор был арестован и обвинен, но это все.

Глаза Джека округляются.

– Что? Как он может не знать?

Чувствую себя абсолютно разбитой.

– Все это прошло мимо него, потому что он такой человек. Немного не от мира сего. Мне не предъявили обвинение, а ему я сказала, что уволили меня из-за сокращения штата.