Оценить:
 Рейтинг: 0

Антоний и Клеопатра

Год написания книги
2007
Теги
<< 1 ... 21 22 23 24 25 26 27 >>
На страницу:
25 из 27
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Меценат вздохнул с печальным видом:

– Осмелюсь сказать, что Цезарю Октавиану можно вменить в вину только то, что он не сумел добиться подчинения от Брундизия, которому было приказано позволить Марку Антонию высадиться с его легионами, сколько бы их он ни привез с собой, будь это для отдыха или для демобилизации. Брундизий бросил вызов сенату и народу Рима – все очень просто. Цезарь Октавиан надеется, что он сможет убедить Брундизий перестать сопротивляться. И это все, – заключил Меценат, приятно улыбаясь.

После этого начались переговоры, но без излишнего пыла или озлобления. Оба прекрасно понимали всю подноготную, однако хозяевам следовало хранить верность, и лучшее, что они могли сделать, – это убеждать друг друга. Октавиан внимательно прочтет протокол, а если Марк Антоний не станет читать, то все равно вытянет из Нервы сведения о встрече.

Наконец, как раз перед октябрьскими нонами, Поллион решил, что с него довольно.

– Послушай, – сказал он, – мне ясно, что после Филипп все пошло вкривь и вкось. Марка Антония распирало от гордости, и он презирал Октавиана за его поведение у Филипп. – Он обернулся к Нерве, начавшему писать. – Нерва, не смей записывать ни одного слова из того, что будет сказано дальше! Настало время говорить откровенно, а поскольку великие люди не любят откровенностей, будет лучше, если мы им ничего не скажем. Это значит, что ты не дашь Антонию запугать тебя, слышишь? Распустишь язык – и ты покойник. Я сам тебя убью, понял?

– Да! – взвизгнул Нерва, поспешно бросив перо.

– Вот это мне нравится! – усмехнулся Меценат. – Продолжай, Поллион.

– В данный момент триумвират представляется нелепостью. С чего это Антоний решил, что он может быть одновременно в нескольких местах? А именно так и получилось после Филипп. Он захотел иметь львиную долю всего, от провинций до легионов. И что получилось? Октавиану достались зерно и Секст Помпей, но никаких кораблей, чтобы сломить Секста, не говоря уже о переброске армии для захвата Сицилии. Если бы Октавиан был военным человеком, каковым он не является и не претендует на это, он знал бы, что его вольноотпущенник Гелен, пусть и обладающий даром убеждения, не сможет взять Сардинию. Главным образом потому, что Октавиану не на чем перевезти войска. У него нет кораблей. Провинции были распределены самым бестолковым образом. Октавиан получает Италию, Сицилию, Сардинию, Корсику, Дальнюю и Ближнюю Испании. А Антоний получает весь Восток, но этого ему недостаточно. И он забирает все Галлии, а также Иллирию. Почему? Потому что галлы составляют большую часть легионов под римскими орлами и не думают демобилизоваться. Я очень хорошо знаю Марка Антония. Он замечательный человек, храбрый и щедрый. Когда он в хорошей форме, не найти человека более способного и умного. Но он также и обжора, который никак не может унять свой аппетит, и ему все равно, что жрать. Парфяне и Квинт Лабиен буйствуют по всей Азии и в большей части Анатолии. А мы сидим здесь, перед стенами Брундизия.

Поллион повел плечами, разминая их.

– Наша обязанность, Меценат, выправить положение. Как мы это сделаем? Проведем черту между Западом и Востоком и по одну сторону поставим Октавиана, по другую – Антония. Лепид пусть забирает Африку, это само собой разумеется. У него там десять легионов, он будет в безопасности. Можешь не доказывать мне, я и сам знаю, что у Октавиана самая трудная задача, потому что ему досталась Италия, обедневшая, измученная, голодная. Ни у кого из наших с тобой хозяев нет денег. Рим близок к банкротству, а Восток так истощен, что не способен платить серьезную дань. Тем не менее Антоний не может вечно тянуть одеяло на себя, и он должен понять это. Я предлагаю дать Октавиану возможность наполнить казну, управляя Западом: Дальней Испанией, Ближней Испанией, Дальней Галлией и всеми ее районами, Италийской Галлией и Иллирией. Река Дрина будет естественной границей между Западом и Востоком. Разумеется, Антоний сможет вербовать войско в Италии и Италийской Галлии, как и Октавиан. Кстати, Италийская Галлия должна стать частью Италии во всех отношениях.

– Молодец, Поллион! – воскликнул Меценат, искренне улыбаясь. – Я бы не смог так хорошо сказать, как это сделал ты. – Он притворно вздрогнул. – Прежде всего, я не посмел бы так говорить об Антонии. Да, друг мой, ты очень хорошо сказал, это правда! Теперь нам остается убедить Антония согласиться. Со стороны Цезаря Октавиана я не предвижу никаких возражений. У него был ужасный период, и, конечно, путешествие из Рима вызвало приступ астмы.

Поллион очень удивился.

– Астмы?

– Да, он может умереть от нее. Поэтому он спрятался в болотах у Филипп. В воздухе было так много пыли и соломенной трухи!

– Понимаю, – медленно проговорил Поллион. – Понимаю.

– Это его секрет, Поллион.

– Антоний знает?

– Конечно. Они же родственники, он всегда это знал.

– А что Октавиан думает о возможности возвратить домой ссыльных?

– Он не будет возражать. – Меценат сделал вид, будто что-то обдумывает, потом снова заговорил: – Тебе следует знать, что Октавиан никогда не будет воевать с Антонием, но я сомневаюсь, сможешь ли ты убедить в этом Антония. Больше никаких гражданских войн. Это его принцип, Поллион. Поэтому мы здесь. Никакие провокации не заставят его пойти войной на римлянина. Его путь – дипломатия, совещания, переговоры.

– Я не знал, что он придерживается такой политики.

– Придерживается, Поллион, придерживается.

Чтобы убедить Антония принять условия, которые Поллион обрисовал Меценату, пришлось выдержать целую нундину разглагольствований, битья кулаком по стене, неистовств и воплей. Потом Антоний стал успокаиваться. Гнев его был столь опустошительным, что даже такой сильный человек, как Антоний, не мог выдержать подобный накал больше восьми дней. От ярости он перешел к депрессии, потом к отчаянию. В тот момент, когда он достиг самого дна, Поллион нанес удар: сейчас или никогда. Человек вроде Мецената не сумел бы справиться с Антонием, но солдат Поллион, уважаемый и любимый Антонием, точно знал, что надо делать. Кроме того, в Риме у него были сторонники, которые при необходимости поддержат его.

– Хорошо, хорошо! – крикнул Антоний, подняв руки в знак поражения. – Я сделаю это! Ты уверен относительно ссыльных?

– Абсолютно.

– Я настаиваю на некоторых пунктах, о которых ты не упомянул.

– Назови их.

– Я хочу, чтобы пять из одиннадцати легионов Калена переправили ко мне.

– Не думаю, что возникнет проблема.

– И я не соглашусь объединиться с Октавианом, чтобы убрать с моря Секста Помпея.

– Это неразумно, Антоний.

– А мне наплевать! – прорычал Антоний. – Мне пришлось назначить Агенобарба управлять Вифинией, в такой ярости он был из-за условий, которые ты перечислил, а это значит, что у меня недостаточно кораблей, чтобы что-то предпринять без флота Секста. Он остается на случай, если понадобится мне, это он должен понять.

– Октавиан согласится, но не обрадуется.

– Все, что расстраивает Октавиана, радует меня!

– Почему ты скрыл, что у Октавиана астма?

– Тьфу! – плюнул Антоний. – Он девчонка! Только девчонки болеют, все равно какой болезнью. Его астма – это отговорка.

– Если ты не уступишь с Секстом Помпеем, тебе придется за это заплатить.

– Заплатить чем?

– Точно не знаю, – хмуро ответил Поллион. – Просто заплатить.

Реакция Октавиана на условия, которые ему изложил Меценат, была совсем другой. «Интересно, – подумал Меценат, – насколько изменилось его лицо за последние двенадцать месяцев. Исчезла юношеская миловидность, но он не перестал быть красивым. Волосы стали короче, и он больше не переживает из-за торчащих ушей, не старается прикрыть их локонами. Но главная перемена произошла в выражении его глаз, самых замечательных, какие я когда-либо видел, – больших, светящихся и серебристо-серых. Они всегда были непроницаемыми, никогда не выдавали ни чувств, ни мыслей, но теперь за их блеском скрывается какая-то жесткость. И рот, который мне так хотелось поцеловать, зная, что мне никогда не будет позволено этого сделать, стал тверже, губы выпрямились. Думаю, это значит, что он повзрослел. Повзрослел? Но он никогда не был мальчиком! За девять дней до октябрьских календ ему исполнилось двадцать три года. А Марку Антонию сейчас сорок четыре. Просто удивительно».

– Если Антоний отказывается помочь мне с Секстом Помпеем, – сказал Октавиан, – он должен заплатить.

– Но как? У тебя нет рычага, чтобы заставить его заплатить.

– Рычаг у меня есть, и дал мне его Секст Помпей.

– Что же это такое?

– Брак, – спокойно пояснил Октавиан.

– Октавия! – прошептал Меценат. – Октавия…

– Да, моя сестра. Она вдова, нет никаких препятствий.

– Еще не прошло десяти месяцев траура.

– Прошло шесть месяцев, и весь Рим знает, что она не может быть беременной: Марцелл долго болел перед смертью. Нетрудно будет получить разрешение от коллегии понтификов и семнадцати триб при голосовании в религиозном комиции. – Октавиан самодовольно улыбнулся. – Она сделает все, что предотвратит войну между Антонием и мной. Я предвижу, что в анналах Рима не будет записано более популярного брака.

– Он не согласится.

<< 1 ... 21 22 23 24 25 26 27 >>
На страницу:
25 из 27