Книжные дети. Все, что мы не хотели знать о сексе

Она еще ребенок. Не понимает, что сдать проваленную сессию в университете еще труднее, невозможнее именно из-за моего положения. Все будут знать, что я бегаю по преподавателям и прошу об одолжении для своей дочери-прогульщицы. Слухи, сплетни – для меня это позор, какого свет не видел.

Восемь зачетов. Мне нужно сдать восемь зачетов. Невозможно сдать восемь зачетов, когда уже начались экзамены!

Я решила так: я все сделаю, я вывернусь наизнанку, я буду унижаться, – я буду все, только чтобы она не испортила свою жизнь, только бы осталась на юрфаке.

После окончания университета Мася поедет учиться в Англию, получит еще один юридический диплом.

Я вижу Масю – в мантии, в шапочке.

– Мася, мы с тобой должны быть как одна команда по твоему спасению, – это как война. Если ты не сдашь следующий экзамен через пять дней, тебя автоматически отчислят. Чтобы тебе разрешили сдавать следующий экзамен, у тебя должны быть все зачеты.

Я взяла тетрадь и написала список зачетов.

– Английский – это проще всего, завкафедрой моя хорошая приятельница, она поговорит с преподавателем, тебе поставят зачет. Экономику – могу попросить, я помогала завкафедрой с его племянником. Что делать с остальными зачетами, я не знаю.

– Я тоже не знаю, – сказала Мася. – Да, завтра нужно сдать курсовую по истории. Можно я на полчасика выйду, а потом приду и мы с тобой сделаем вместе?

Я кивнула. Меня мучила совесть, что я так орала. Она же не понимает, что я орала о своей любви к ней, о своих надеждах…

Я писала курсовую до утра. Это не моя тема, специалисту по русской литературе вот так, с ходу, написать курсовую по истории очень трудно, почти невозможно. Почти невозможно, но возможно. Я, конечно, справилась.

    Зина.

Ася!

На следующее утро мы с Масей отправились в университет.

Мася перенервничала, была хмурая, перед аудиторией прошипела: «Не хочу приходить с мамочкой за ручку» – и сделала вид, что она со мной не знакома.

Преподавательница – совсем девчонка, девчонка-аспирантка, очевидно, это первый семестр, когда ей доверили вести практику.

– Простите, что отрываю, я профессор с кафедры истории русской литературы, – представилась я, в душе робея, как заядлая двоечница.

Я никогда никого ни за кого не просила «поставить зачет», «проверить работу», «помочь с курсовой» и сама никогда не откликалась на такие просьбы. Меня называют «наша правильная» или «зануда». Спасибо, что не «старая грымза».

Я попросила преподавателя проверить принесенную работу и поставить зачет к завтрашнему дню, чтобы моя дочь успела получить допуск и выйти на экзамен. Я работаю в университете и не могу сказать – милая девушка, сделайте побыстрее, я отблагодарю. Я могу только просить.

Я играла в демократическую дружбу профессора с аспирантом, улыбалась и только что не подмигивала. Девчонка-аспирантка, без году неделя в университете, разговаривала со мной нелюбезно и равнодушно. Как жаль, что она не на филфаке. Попалась бы она мне на Ученом совете, я бы кинула ей черный шар. Назначили бы меня ее оппонентом, она бы у меня всю работу переделала и не защитилась.

Девица мне отказала. Отказала! Она обязательно проверит курсовую, это ее работа – проверять курсовые, но уже после сессии. Наплевать ей на меня, она никак не зависит от профессора кафедры истории русской литературы. Очевидно, она относится к людям, которым приятно чужое унижение. Правда, я тоже никогда не иду на поводу у плачущих мам, и я с ней полностью согласна: не хочешь учиться, не учись, и нечего ходить-просить.

Я так гордилась, что Масино будущее уже определено, я уже видела ее юристом, и сейчас все полетит к черту! Мася не станет юристом, ее жизнь будет разрушена сейчас, в эту минуту этой равнодушной девицей.

Невозможно передать всю глубину моего ужаса… Я, кажется, совсем потеряла лицо.

– Милая, у вас же наверняка кто-то учится на филфаке, друзья или дети друзей… Я тоже когда-нибудь пойду вам навстречу с зачетом или экзаменом. Вы в университете недавно и, возможно, не знаете – у нас своим принято помогать…

– Ваша дочь должна понимать, что юридический факультет университета не детский сад. – Аспирантка отвернулась и принялась перебирать свои бумаги.

Еще минута, и я просто разревусь.

– Послушайте, милая девушка, – сказала я, – я не буду говорить вам о своих научных заслугах, не буду врать, что моя дочь болела весь семестр и по глупости не брала справку. Я вас просто прошу – представьте на минуту, что у вас есть ребенок и от кого-то зависит его судьба. Помогите мне, и вас тоже когда-нибудь пожалеют. Пожалуйста.

Аспирантка дала свой телефон, взяла работу, обещала проверить к завтрашнему дню, смотрела с жалостью и презрением. Но я добилась своего – теперь у нас есть шанс.

Ничего она не проверила! Я звонила ей днем – напомнить. Мне уже было не унизительно, а просто наплевать. Какое может быть унижение, когда борешься за своего ребенка! Она не брала трубку, я звонила весь следующий день, и к вечеру она наконец взяла трубку и сказала насморочным голосом: «Я заболела».

Заболела? Но мы пропадем без этого зачета! Я предложила приехать к ней домой, привезти ей фруктов и лекарства, вместе проверить курсовую… Черт возьми, я никогда в жизни так не унижалась, как перед этой девчонкой!..

Я съездила к ней с Масиной зачеткой, вырвала у больной аспирантки из ослабевших рук непроверенную курсовую. Села у нее на кухне, сама проверила собственную работу, поставила себе тройку… И умолила поставить зачет. Я успела!..

Таким образом, у меня уже было три зачета – физкультура, экономика и английский.

Английский – было несложно. Полдня на телефоне, и через цепочку приятельниц удалось выйти на преподавателя. Я так боялась ее пропустить, что пришла за полчаса до начала занятий. Ждала ее в гардеробе, – не хотелось, чтобы студенты видели, как одна взрослая тетя ставит другой взрослой тете зачет в зачетку.

    Зина.

Ася, здравствуй!

Оказалось, что римское право придется сдавать по-настоящему. Я договорилась, что Мася может прийти с другой группой, и мы с Масей учили до двух часов ночи. Я читала ей вслух, она повторяла. Мася бледненькая, замученная, – не привыкла заниматься ночами.

Как только я закрыла учебник, Мася сказала:

– Можно я выйду на час?

– С ума сошла?.. Сейчас ночь, и завтра зачет по римскому праву, – сказала я.

– Я все равно не смогу заснуть, ты же накачала меня кофе. А все в клубе, тут совсем рядом. Я только сбегаю на час, и домой.

– Нет. Нельзя.

Я сказала это как говорят щенку или маленькому ребенку, не задумываясь об объяснении, командным тоном: «Нельзя!»

Мася покорно кивнула. Она сейчас такая послушная, как кукла, смотрит детскими глазами с выражением «я все сделаю, как ты скажешь, мамочка». Хочет учиться, хочет остаться в университете.

…Мася пришла под утро. Я отвела ее на зачет, мы не опоздали.

Зачет она, слава богу, сдала.

    Зина.

P. S.

…Ей кажется, что жизнь – это клубы, кафе, девочки-мальчики. Она такая наивная, Мася…

Ее любимое объяснение: «Все так делают». Но все – не так! «Все» гуляют, бегают по клубам, но помнят о собственной жизни, о своем интересе – учатся, сдают. А она – все с размаху, пропадать, так с музыкой.

Ася! Может быть, это пройдет с возрастом? Тебе лучше знать. Все-таки у моей дочери твои гены. Очарование и изобретательность невероятная, в игольное ушко пролезет! «Спокойной ночи, мамочка», а ночью встану – ее нет. Или «я на час, скоро буду» – и отключает телефон.