Книжные дети. Все, что мы не хотели знать о сексе

А Илья, наверное, ответил:

– Это же пустяк, я просто не придавал значения…

– А почему Зина мне не сказала? – напряженным голосом спросила Ася. – Почему вы оба мне не сказали?

Или не спросила, потому что поняла – не бывает, чтобы оба забыли, посчитали пустяком, не придали значения. Значит, от нее скрыли.

Ася не смотрела на Зину, лежала на спине и неотрывно смотрела в потолок, как будто ей на потолке показывали кино.

– Ася!.. Ты что, думаешь, что мы?..

Ася, обиженный олененок, спряталась с головой под плед, и оттуда донеслось приглушенное: «Вы мне не сказали…»

Ася с детства ненавидела чужие секреты. Не имело значения, что это было – плохое, хорошее или очень хорошее. Возможно, это была младенческая травма, – бросившая ее в роддоме мать-натурщица, или детский невроз, вызванный внезапной смертью Александры Андреевны, или тому подобные психоаналитические штучки. Вот Зина вся в комплексах, так почему бы Асе не иметь хотя бы один?

Но, скорей всего, Ася просто не выносила, когда от нее что-то скрывают. Даже на Новый год всегда хотела знать, что подарят. А если случался неожиданный подарок, Ася разворачивала шуршащую бумагу с перекошенной улыбкой, как будто боялась, что оттуда вышуршится что-то ужасное. И всегда говорила Зине: «Никаких сюрпризов, пожалуйста, только никаких сюрпризов, скажи мне заранее, что ты мне подаришь, я не хочу не знать».

Зина всегда говорила – я подарю тебе на день рождения то-то и то-то. В первом классе это была кукла, фарфоровый пупс в кружевах, папа привез Зине из Германии. Это было самое ценное, что было у Зины. Она подарила его Асе без разрешения, и это был настолько необычайно смелый для нее поступок, что она сама себе казалась чуть ли не пионером-героем. На следующий день рождения Зина подарила Асе свой велосипед – ярко-красный, трехколесный, почему-то ей хотелось не просто подарить специально купленный мамой подарок, а отдать свое. А Ася всегда дарила ей свои картины, – к десятому классу у Зины в комнате висели десять картин: семь акварелей, две – масло, одна пастель.

– Мы тебе не изменяли! Мы не целовались! Он даже ни разу не взял меня за руку! Мы только разговаривали… – глупо оправдывалась Зина. – Знаешь, как бывает, – сначала кажется, что ты просто забыла сказать, а потом уже как-то забываешь, что забыла… Но ведь Илья мог сам тебе сказать!

Она хотела объяснить Асе, что это не была измена – ни один из них не изменил Асе, не отнял у нее то, что было ее. У них с Ильей не было даже самого невинного физического контакта.

– Я знаю, в чем дело! Ты сама не можешь с ним спать, – тебе мама не разрешает и никогда не разрешит, – донеслось из-под пледа, – вот ты и хочешь зацапать себе мою любовь. Как будто ты – это я!

Зина удивленно сказала:

– Это как в романе. Девушка сама не может любить, потому что ее строгая мать лишила ее здоровой сексуальности. Поэтому она ведет свою любовную жизнь как бы за счет подруги. Поздравляю тебя, Асечка, ты просто Айрис Мердок!..Нет, в романе Айрис Мердок все было бы не так! У этой девушки была бы латентная гомосексуальность, и на самом деле она любила не юношу, а свою подругу.

– Отстань со своими книжками!..Я не хочу, я больше не хочу, не хочу… – закричала Ася под пледом.

Это «не хочу» из-под пледа прозвучало как «больше не хочу тебя», и Зина в панике начала защищаться.

– Ах, вот ты как… Почему ты так… Ты вот так, сразу… – бессвязно бормотала она.

– Может, у тебя и оргазм будет мой?! Потому что своего у тебя нет! И никогда не будет!.. Потому что у тебя вообще нет тела!..

Зина задохнулась от обиды. Только очень близкий человек может так сильно, так нестерпимо обидеть, только очень близкий человек может так близко подойти к самому больному – она ведь сама боялась, что у нее «никогда не будет». Она хотела посчитать до десяти, чтобы успокоиться, но досчитала только до двух.

– Да, да?! А вот и нет! – выкрикнула Зина. – Ты знаешь, что ты! Ты сама!.. Ты всегда! А я никогда! А ты сразу!..

Она хотела сказать, что любовь всегда доставалась Асе просто так. Любовь всегда доставалась Асе просто так, а ей приходилось всегда бороться, и что Илья, такой необыкновенный, достался ей, как с неба упал. Что она не влюблена в Илью, не хочет отнять его у Аси. Ася, у которой так много всего – и Зина ее любит, и Илья, – не может простить ей – чего?! Всего лишь разговоров, писем?! Но из нее вырывались только злые и жалкие слова. Если бы ее мама вошла в комнату, она бы удивилась: Зина стояла над диваном и кричала на плед.

– Подумаешь, у меня не будет оргазма, подумаешь, у меня нет тела!.. У меня нет тела, да?! А ты… а у тебя… у тебя нет духа! Ты правда думаешь, что я как сумасшедшая, как шизофреник, что я хочу все твое?!

Ася высунулась из-под пледа, сделала гримаску «да, именно так я и думаю» и нырнула обратно.

– Ах, так?! – зашлась Зина. – Мне не нужно твое! Он с тобой спит, а мне просто пишет письма!.. А тебе не пишет, нет! Почему это, как ты думаешь?.. Потому что с тобой можно только спать!..Ой. Я не это хотела сказать. Я просто хотела сказать, что ты думаешь, что все тебе, ты эгоистка, Ася…

– Это ты эгоистка, Зина, – спокойно сказала Ася, – ты же знаешь, как мне невыносимо, когда от меня секреты… Ты бы лучше сказала мне. А получается, ты предатель…Какие письма?

Зина обомлела от стыда. Все настоящие слова были мужского рода – человек, борец, мыслитель. «Предатель» – не предательница, а «предатель» – переводило ее поведение из секретиков, недомолвок, мелких девчоночьих обид во что-то по-настоящему подлое… Это было как будто получить черную метку – «предатель, не подходи ко мне никогда, навсегда!».

– Ты не понимаешь, это совсем другое! – закричала Зина, бросилась к сумке, вытащила письма, швырнула на диван. – Вот, возьми себе, все возьми!..Почитай, и сама увидишь! Да вылезь ты наконец из-под этого пледа, идиотка!

Из-под пледа вытянулась рука, схватила письма, утянула.

– Сама идиотка, не вылезу, – откликнулась Ася, выбираясь из-под пледа, и с достоинством сказала: – Там темно, я дома прочитаю. Ты ко мне не приходи и не звони. Пока я не прочитаю, я все равно тебя не прощу.

Зина гордо отвернулась – и не приду, и не надо! Они с Ильей говорили о книгах и об Асе – только об Асе. А если даже говорили о себе, то все равно получалось, что об Асе.

…Как это – не приходить, не звонить?.. Это было пусто и странно, как будто у нее отняли руку… Или голову.

Аська, пока.

    Зина.

P. S.

Ася, Ася! Слава богу, что таблеток было слишком много.

Слава богу, что любовница твоего отца… Я никак не могу припомнить, как ее звали, – Анна? Жанна? Марианна? Что-то оканчивающееся на «нна». Она накануне не приняла свое снотворное и проснулась ночью от странных звуков из твоей комнаты. Тебя рвало.

Ты понимаешь, что эта Жанна-Марианна могла не проснуться, ты вообще понимаешь, что тебя могло больше не быть?!

Ася, здравствуй!

Шли выпускные экзамены, все кружились в водовороте «аттестат, средний балл, институт», у всех завтра экзамен, литература, а Ася лежала в постели в детской полосатой пижамке, полоска розовая, полоска белая, на кармане вышит розовый слон. Она была похожа на Малыша, ждущего Карлсона, а не на девушку, пытавшуюся убить себя.

Зина целый день ждала, что Ася позвонит, и к вечеру пошла сама, без звонка – завтра же экзамен, нужно проверить Асю по билетам. Любовница Асиного отца прижала палец к губам и прошептала:

– Спит… Сильное отравление.

– С ума сошла?! Отравление?! Что ты съела? Экзамен же завтра!

Ася посмотрела на Зину взглядом человека, который побывал там, где экзамен не стоящая внимания мелочь.

– У нее ночью разболелась голова. Она вошла ко мне в комнату, разбудила меня, сказала «ужасно болит голова». – Любовница Асиного отца говорила четко и ясно, будто докладывала. – Я ответила: «Возьми на тумбочке анальгин». Она перепутала в темноте таблетки. Взяла мое снотворное вместо анальгина. И со сна приняла почти целую упаковку феназепама…Перепутала с анальгином.

– Я перепутала, – повторила за ней Ася.

– А отцу мы ничего не скажем, это будет наш девичий секрет, – сказала любовница Асиного отца и ушла в магазин. Врач велел больше пить. Ася любила компот из яблок, и она отправилась за яблоками.

– Зина? – сказала Ася, как только они остались вдвоем. – Возьми его письма. Они же тебе написаны.

– Это не его письма, а Блока. Написаны не мне, а Любови Менделеевой, – улыбнулась Зина. – Я долго не могла отгадать, а потом все-таки угадала!.. В библиотеке сидела…Ну, теперь ты поняла, что между нами ничего нет, только игра?..

Ася приподнялась в постели, посмотрела на Зину запавшими глазами.