Профессорская дочка

– Игорь… ты что, серьезно?!

– Еще как серьезно! Машка, я готов заплатить тебе за это очень приличный гонорар… – Он пошевелил губами, словно подсчитывая. – В общем, заплатить.

Ну вот, свершилось. У меня приличный гонорар. Значит, я приличный писатель. Ура, Дело Дня, ура-ура! Меня уже переполняют идеи: Голый король – типичный случай эксгибиционизма, Мальчик-с-пальчик – комплекс неполноценности. Интересно, какой гонорар?

– Игорь… – нерешительно сказала я, – а ты представляешь, что скажет папа? Если я… если я – такое!..

– Маша. Во-первых, твой папа сказал бы, – намекнул Игорь. – А во-вторых, сейчас уже не то время. То время давно прошло, Маша. И вообще, у тебя своя голова есть?

– Нету у меня. Только папина, – виновато сказала я.

Неужели мой папа прошел? Папа говорит, литература должна оставлять надежду, не бросать человека наедине со страшным. А Игорь хочет, чтобы я оставила детей наедине с извращенкой Снежной королевой и голубым Пьеро…

– Игорь, – торопливо заговорила я, – а можно я не буду про инцест, зоофилию и все такое, можно я хотя бы детский детектив? А?

– Можно, – разрешил Игорь и опять взглянул на часы – неужели он окончательно во мне разочаровался? – Только ты не напишешь детектив. Ты же ничего не знаешь о жизни. Все давно изменилось, а ты, Маша, все еще как Агния Барто. Идет бычок, качается…

Я ничего не знаю о жизни?! Я – идет бычок качается?!

Я такое знаю о жизни… Что он вздрогнет. У меня была очень бурная жизнь, полная приключений… особенно последние годы, когда папа уже совсем не мог без меня…

В сущности, Игорь прав, что не стал читать… В «Варенье», конечно, показаны нравственные ценности мум-зиков, это да, но сюжетвялый, скучный… Хорошо бы переделать «Варенье без свидетелей» в детектив, а затем написать еще парочку… к примеру, «Полиция в шкафу» и «Кот отпирает двери»… Потом можно написать «Ленивый Вареник: кто он – полицейский или бандит?», потом «Неопытное привидение», потом…

Но я не смогу. Какой у меня жизненный опыт, чтобы писать детективы? Вот если бы я была подполковник милиции или хотя бы сержант…

– До свидания, Мымрик, – вежливо сказал Игорь, не поднимая головы от бумаг, – заходи когда-нибудь обязательно.

– До свидания, Игорь, – вежливо сказала я и, обернувшись от двери, зачем-то шепотом добавила: – Красная Шапочка – зоофил.

Можно ли считать провал «Варенья без свидетелей» Делом Дня? Оглушительный провал. Позорный. Какой еще бывает провал? Окончательный.

Не важно, какой день

Вадим

Как же ее зовут – Катя, Маша?… Тьфу, черт… кажется, Катя.

Иногда Невозможное вдруг становится Возможным или, наоборот, Возможное становится Невозможным, к тому же Возможное и Невозможное иногда меняются местами, так что за ними уже совсем не уследить.

К примеру, респектабельный господин в пальто и ярко-красном шарфе, невозможный красавец от мышей, вдруг стал возможным красавцем от мышей в пальто и голубом шарфе. Стоял на пороге… нет, не с рабочим чемоданчиком мышелова, а с улыбкой. Странная у него улыбка, на этот раз я уже сразу была в очках и хорошо рассмотрела – такая застенчивая и нагловатая одновременно. Как у кота. Да, точно, как у Семы.

– Но я не вызывала… – сказала я. Господи, ну почему я такая идиотка?

– Добрый вечер, – улыбнулся господин. – Ну что, Обломов, дома сидите?

Влюбился! Секс-символ в пальто влюбился в меня с первого взгляда! Как в «мыльной опере»! Сейчас скажет, что забыл у меня блокнот, телефон, ботинок!.. А сам влюбился в меня. За мою неземную красоту!

– Катенька, можно я не буду выдумывать глупые предлоги? Я ехал мимо Вас по Фонтанке и подумал, что хочу кофе. Ну что Вы застыли как столб? Я не мышь, я Вас не укушу и даже, может быть, не ограблю. Меня зовут Вадим.

Неудобно сказать ему, что меня зовут не Катенька, а Маша.

– Вы забыли блокнот, телефон, ботинок? Влюбились в меня с первого взгляда? – деловито сказала я.

– Влюбился, – засмеялся господин, то есть Вадим.

– За мою неземную красоту? – уточнила я.

– Точно, – ухмыльнувшись, подтвердил Вадим. Что касается красоты, на этот раз я была не в халате и

тюбетейке, зато похожа на инопланетянина – со всех сторон из меня торчали палочки. Две из носа и две из ушей. Я лечу насморк старинным средством, палочками с пихтовой мазью.

– Аякакраз… понимаете, насморк, очень сильный, – с достоинством сказала я, вынимая из носа палочки. – То есть, я хочу сказать, простите, что у меня насморк… Но тут секрет в том, что нужно засунуть палочки не только в нос, как многие считают, но и в уши… э-э… да. А Вы как лечите насморк?

Господин снял пальто и… Как интересно!.. В пальто был один человек, а под пальто другой! Как если бы фокусник в цирке вдруг снял черный плащ со звездами и превратился в женщину, или в клоуна, или в медведя, настолько он оказался другой. Ну, в общем, под пальто… Неловко про это говорить…

Нет, не в том смысле, что там, под пальто, он как-то неприлично себя повел (однажды я целый час дружила с эксгибиционистом, мастером по ремонту телефонов, пока он не… ох!..). Дело в том, что под пальто оказался бывший секс-символ. Пока еще стройный секс-символ, но уже слегка склонный к полноте, секс-символ, у которого уже совсем скоро будет немного слишком живот и немного слишком попа, не считая небольшой лысины со лба. Но в определенном возрасте как-то само собой подразумевается, что волосы человеку не обязательны, и это не мешает красоте, тем более у него такое мягкое лицо с висящей на нем улыбкой. Кстати, без пальто он еще больше похож на Сему.

Голубой шарф, висящая улыбка – все это великолепие устроилось на угловом диванчике у окна с видом на помойку и принялось разглядывать картины. Разглядывало картины и молчало, и я молчала.

Вадим

Дом странный – вышел из машины на Фонтанке и словно попал в другой мир. Такой захламленный мир, до краев наполненный чужой прошлой жизнью. Королевство забытых вещей, потерянного времени, в общем, что-то из детства… как будто время остановилось.

Ко мне все приходят, и я не молчу, разговариваю. Но этих всех, как правило, связывают со мной общие интересы – мы либо вместе учились, либо вместе чиним кран, либо вместе коллекционируем мои картины. Но какие у нас с великолепием общие интересы – мыши? Пусть само разговаривает, хочет о картинах, хочет о мышах. Тем более мне надо кое-что обдумать.

…Он мне не нравится – не то чтобы я чувствую себя рядом с ним особенно нечесаным пуделем, просто инстинктивная неприязнь к красивым мужчинам. Думаю, это у меня детская травма.

По Фрейду, детская травма уходит в подсознание и оттуда определяет все взрослые комплексы и поступки. Вот именно. У меня была детская травма – в три года я ушибла коленку, потому что меня уронил на пол один папин аспирант, очень красивый. Сначала держал на руках, а потом увлекся диссертацией и уронил. Детская травма ушла в подсознание, и с тех пор я терпеть не могу красивых мужчин. Думаю, поэтому мне так не нравится господин от мышей.

Вадим

Молчит. Эта Катя – редкая, удивительная женщина, потому что совсем мне не нравится. Вообще-то мне нравятся разные женщины, большей частью красивые, но ведь и в некрасивой можно увидеть какую-то неочевидную прелесть. А эта… в этой Кате все непривлекательно.

…Не удивилась и даже, кажется, не задала себе вопроса, зачем я к ней пришел. Пришел и пришел, похоже, к ней все приходят для необязательных бесед.

– Катя, расскажите мне про себя, – сказал Вадим с таким заинтересованным видом, как будто я звезда и он берет у меня интервью на кухне, а за занавеской прячется оператор с телекамерой.

– Нет! То есть я имею в виду, не обижайтесь, но я Маша… Вадим сделал вид, что он медиум, – прикрыл глаза и заговорил замогильным голосом:

– Я сейчас угадаю… Вы из хорошей питерской семьи. Ваш папа был профессор, или директор завода, или писатель… Вы не замужем. Детей у Вас нет.

Хорошо бы сейчас на кухню, зевая, вышел муж, в тапочках и халате, а за ним ввалилась стайка детей – вот был бы ему хороший урок.

– Вы программист, филолог, преподаватель… доцент?

Доцент! Как бы не так! Я автор «Варенья без свидетелей», пока не изданного.

Вадим