Посиделки на Дмитровке. Выпуск седьмой

Мужичонка был хоть куда. Точнее мужик. А ещё точнее – мужчина. Щеголевато одет: начищенные ботинки с острыми носами, отглаженные брюки с такими складками, что, казалось, они со свистом разрезают воздух; из-под небрежно расстегнутого черного плаща с белоснежным шарфиком выглядывал серый в полоску костюм, увенчивающийся белой рубашкой с красным галстуком.

На публику он смотрел со снисходительностью первого парня на деревне, пришедшего на танцы с целью оторвать на кругу самую что ни на есть красивую телку.

Правда, публика была своеобразная. Вместо принаряженных девушек вокруг него были по преимуществу старушенции. Ибо именно они составляют постоянный контингент, осаждающий кабинеты районной поликлиники. И не столько, наверное, из-за того, что у них действительно что-то болит (даже если и болит на самом деле), а исключительно для общества. Злая цивилизация отобрала у бедных женщин их главную многовековую отдушину – завалинку. Ту самую завалинку, куда вечером можно было выйти из дома с мешком семечек и тут уж перемыть косточки всем деревенским: кто с кем, кто от кого, кто уже, а кто ещё, кто за кем, а кто совсем…. Ну, на этом благородном фоне и себя показать: а я такая растакая… блин, какая… но мой поезд ушел…

Теперь к ужасу бесплатной медицины такой завалинкой совершенно естественно стала очередь, скажем, к единственному во всей округе хирургу. А тут старушенциям развлекалочка – мужик! Да ещё и симпатичный, щеголеватый. Да и не старый, вроде как…

– Мне, дамочки, не на приём! Мне надо всего лишь направление забрать, – обратился к почтеннейшему обществу мужчина. – Ещё с утра его закинул, там анализы должны вписать, и мне можно ложиться в больницу на операцию… паховая грыжа у меня….

Вот так всё сразу и выпалил. И правильно сделал! А то бы старушенции, воспитанные в суровом советском обществе, помешанном на социальной справедливости, его бы и не пропустили…. А тут типа как разжалобил.

Члены Общества Очереди нестройно закивали. Действительно, мужик видный. И верно, не врёт…

– А что ж с тобой за беда приключилась? Вроде как не старый ещё, – начала завалинковский диалог самая бойкая.

– Да лет мне уже шестьдесят! – охотно отозвался мужик, ожидая, когда от районного хирурга выползет, загребая клешнями, очередная пациенточка.

– Так разве это старость! – отозвалась самая пожилая из Общества Очереди. – Это ж поди ещё и молодостью назвать можно….

– Можно-то можно! – весело подхватил темку мужик. – Но из всего моего класса, из всех пацанов, а их двадцать человек было, на сегодняшний день только двое остались: я да Сашка Тарасов…. Остальные уже не живут.

– На войне, что ли, побило? – спросила самая глупая из членов Общества Очереди.

– Да никакой войны не надо! – уже грустнее отозвался мужик. – На войны мы не попали: отечественная – так ещё не родились, а Афган – так уже старые были…. Зато – подготовка к войне! Нормативы…. В противогазах да при полной боевой выкладке, в противохимическом защитном комплекте – этакие зеленые Деды Морозы – в жару и холод, сухость и мокрость – марш-марш – марш-бросок…. Кишки просто вынимали! И как бодро ни запевай строевую: /…Лишь крепче поцелуй, / Когда вернемся с лагерей,/ мы потом неделями еле ноги волочили. Марш-бросок в полной боевой – это такая ядовитая штука! Как писал поэт Михаил Кульчицкий:

Марш!
И глина в чавкающем топоте
До мозга костей промерзших ног
Наворачивается на чоботы
Весом хлеба в месячный паек.

Замполиты из кожи вон лезли…. А учили как? Родина! Партия! Социализм! Светлое будущее! Пели:

И как один умрём
В борьбе за это.

Вот мы и поумирали… Кто как. Кто в драке. Кто от инфаркта. Кто от инсульта. Кто от рака. А кто и спился…. А я вот живой! И на операцию мне надо, на операцию. Господи, когда же эта… выйдет!

Вскоре очередная пациентка вышла, и мужичонка ужом просочился в дверь. Но тут же и выскочил. Вид у него был растерянный:

– Надо же, анализы не нашли…. Да я же их саморучно сестре выкладывал сегодня утром…. А без них направление не дают. Да где же эта сестра?!

Сестра – белоснежная глыба – вскоре объявилась и сказала, что ничего на столе не нашла. И что надо опять всё проходить, поскольку иначе направление на операцию не дадут…. Сходите в регистратуру, может быть, они там.

Мужик сходил в регистратуру, там его анализов не было. Потом сходил в лабораторию, там его анализов тоже не было. Следом посетил заведующую лабораторией, и та тоже их не обнаружила.

– Да как же это так? Опять всё проходить! Да посмотрите лучше! Я же, повторяю, сам сегодня утром положил их на стол! Мне так сказали….

Белоснежная глыба удалилась за дверь кабинета. В неё же прокондёхала очередной член Общества Очереди. Но неожиданно быстро «сестренка» появилась обратно. Заслонив собой весь дверной проём, она виновато проговорила:

– Нашла я. Там под бумагами. Больно глубоко закопали…. Я сейчас выпишу направление…

Мужик приосанился, опять принял вальяжную позу, поправил и так аккуратно свисавший с шеи белый шарфик. Хотел что-то сказать «девушкам»: что-то очень приятное, обнадеживающее, что-то удивительно жизнерадостное, как всё то, что он всегда говорил своим женщинам всю свою долгую жизнь ухажера и делателя детей. Но…

Неожиданно лицо его скривилось гримасой боли, стройное ещё тело согнулось пополам и, схватившись за пах, он тускло процедил:

– Всё, разговаривать больше не могу: кишки из меня полезли…

    21 февраля 2013
    Томилино

Проулок Пономарёва

В Томилино почти все улицы какие-то умные люди назвали именами русских писателей-классиков. Есть улица Горького. И никто не переименовывает. На улице Пушкина даже поставили памятник великому поэту. Хотя он никогда и не бывал в этих местах. Правда, когда маленьких детей спрашиваешь: «А это кто сидит?», они, поморщив лобик, отвечают: «Томилин!» Ну, не признают они в нём автора «Сказки о царе Салтане» и вступления к поэме «Руслан и Людмила» «…Там русский дух, там Русью пахнет».

Я живу на улице Карамзина. Чуть дальше в область параллельно проходит улица Аксакова. С улицы Карамзина до улицы Аксакова и дальше идет переулок Гоголя. Вот на углу двух последних стоял до поры до времени трехэтажный деревянный многоквартирный дом, который все называли «поссоветовским». Очевидно, это чудо архитектурной мысли в популярном в советское время архитектурном стиле «барако» строился на деньги томилинского поселкового Совета. Там даже печное отопление было! Это могли построить, скорее всего, в далекие 20—50-е годы прошлого века. Жили там не слишком богатые люди. Священник местной церкви жил. Участковый милиционер тоже.