– А-а-а… буквы, – заглянул дедушка в коробку.
Малинка тоже заглянула и увидела яркие картинки. Там были нарисованы арбузы, машинки, домики, юла, а рядом какие-то большие знаки.
– Из этого надо будет склеить кубики. И можете заниматься.
– Вот это хорошо, это хорошая вещь, – сказал дедушка.
Благодаря ему малышка через полгода будет бегло читать не только сказки, но и длинные стихотворения: про жаворонка, про снегиря и про других.
После игрушек из волшебной сумки стали появляться нарядные платья, тёплые кофточки и туфельки. Но девочку это уже не трогало. У неё была самая настоящая сказка, а ещё папа, мама и даже брат.
Антошка позвал её во двор.
– Пойдём, что-то покажу.
Он зачем-то взял швабру и деловито пошёл впереди. Подошли к курятнику. Парнишка выглянул из-за угла, – нет ли кого, – и сказал:
– Смотри!
Сказал и засунул нижнюю часть швабры в крупное отверстие над сеткой.
Что тут началось! Куры закудахтали, запрыгали, захлопали крыльями. Петух закукарекал. Некоторые из кур попытались улететь.
Девочка удивлённо округлила глаза и посмотрела на брата. Тот смешно втянул голову в плечи и, улыбаясь, высунул язык. Это так развеселило сестрёнку, что она захохотала заливистым смехом.
– Всё, пойдем, а то мне сейчас попадёт, – сказал брат.
Уезжали родители с Антошкой в воскресенье вечером. Какая-то тоска охватывала малышку в такие моменты. Хотелось плакать, но слёз почему-то не было.
– Мы бы ещё остались, но нам надо работать, – говорила мама.
– Мы скоро опять приедем. В следующий раз с Петькой! – словно оправдывался папа.
Антон молчал, засунув руки в карманы, и смотрел куда-то в небо.
– Скажи: «Уехали. Ну и пусть едут!» – учила потом бабушка, пряча, как обычно, нарядные платья в шкаф. – Надо поберечь платьица-то. Да и туфли подождут, на выход будут.
– Ну и пусть едут! – обиженно повторяла внучка. Но в это время думала: «Жили бы мама с папой всегда с нами. Вот было бы здорово!»
Военная лирика
Письмо
Полина Дергачева
«Здравствуй, милая моя Маруся.
Если ты читаешь это письмо, то моё укрытие обнаружили вражеские войска. Мой отряд пал, я последним остался. Сашку подстрелили первым, он закрыл меня собой. Не специально, конечно. Просто растерялся. Ты знаешь, он тот ещё герой. Больше о себе думает. Остальные тоже недолго продержались. Стемнеть не успело.
Прячусь в канаве, укрывшись листьями и ветками. Той самой, в которой мы с тобой птенца обнаружили, помнишь? Он тогда пищал, будто мышь, и ты боялась близко подойти. И не знали тогда, что выкормим, а птенец улетит прежде, чем мы поймём, что за «зверь» это был. Я расстроился от потери, а ты радовалась, что больше по ночам вставать не придётся, чтобы накормить ненасытного.
Писать мне, Маруся, очень неудобно и темно, а потому прости за возможные ошибки. Мои шесть классов образования так и не добавили мне грамотности. Но и молчать не могу – и время скоротаю, и тебе весточку о себе оставлю. Скучно мне тут, а выйду, так тут же и подстрелят.
Знаю, что мог бы выскочить внезапно, подбить хоть парочку врагов, но страшно почему-то, будто по правде всё. И сердце стучит, словно сосед дядя Митя по утрам в воскресенье. И руки дрожат, как с похмелья у Серёги из соседнего подъезда. Тяжко мне, Маруся. Гибель моя близко.
Если ты читаешь это письмо, то я…»
– Тра-та-та-та-та! – раздался задорный крик над ухом парня. – Петька, ты убит!
Чумазый рыжий паренёк закинул на плечо вырезанный из фанеры автомат.
– Петька – последний, – кивнул его товарищ и опустил палку с сучком, похожим на спусковой крючок пистолета.
Петька громко взвыл и упал на землю, манерно раскинув руки:
– В спину! Мерзавцы! Подлецы! – он протянул обидчикам правую руку с запиской, старательно изображая дрожь. – Передайте это Машке Синичкиной, скажите, что я её любил.
Пятеро пацанов в ответ лишь звонко рассмеялись:
– Ну что, завтра снова двор на двор сыграем? Или ты правда помирать собрался?
– Не, давайте завтра лучше в казаки-разбойники? – «убитые» друзья Петьки подошли к боевой компании. – Только без девчонок, они скучные.
Ребята согласно закивали.
«Петя! Ужинать!» – по двору разнёсся знакомый женский голос.
Паренёк спешно поднялся, отряхивая штаны, и незаметно убрал записку в карман:
– Завтра на том же месте! И это… Рыжий, мел не забудь!
Художник – Аделина Ламб
Письмо фронтовика
Ярослав Селюкин
Под грохот канонад ночных и свист шальных снарядов, под крики боли на берегах кровавых рек я с поля брани вам посылаю свой привет.
Привет, Марьянка, отдушина моя! Знаю, ждёшь меня ты с фронта, пишу тебе, чтобы известить о том, что жив, здоров и жажду боя. Пишу письмо тебе я в середине декабря, но поскольку идти оно будет долго, то поздравляю вас всех с новым тысяча девятьсот сорок третьим годом. Ты просила меня рассказать о том, как я тут совершаю подвиги, но о себе писать не буду, напишу лучше о других, тут человек, любой – уже ходячий подвиг. В этом письме расскажу о себе, о командире нашем и о рейсах.
Начнём с ночлежки. Живём мы в старой станционной котельной. Ночами тут очень холодно, поэтому спим плотно сдвинувшись. Командир тоже спит с нами, хотя ему предлагали остановиться в доме у кого-нибудь. Но Авдохин – фамилия у него такая, – лишь отнекивался и говорил, что останется со своими.
С продовольствием тоже беда. Кушать хочется постоянно, но выделяют мало. Когда кто-то свободен, ходит за дичью в леса. Тут ещё ваши посылки помогают, если кому-то приходит, так мы все по-братски делимся. Добровольно.
Теперь о работе. Локомотивов не хватает катастрофически. Начиная с августа у нас из-под самого носа угнали три паровоза, ещё шесть взорвали. Помнишь Сашку из Берёзовки? Так вот он недавно попал под бомбёжку. Жалко парня, молодой был, да и жена у него беременная осталась.
Фашисты замучили вкрай. От их авианалётов очень сильно страдает полотно. Но наш командир не промах, он как будто волшебник. В кратчайшие сроки умудряется починить пути, он лично с бригадой выезжает. Да, немцам его не перехитрить.