Оружейник: Записки горного стрелка. В самом сердце Сибири. Оружейник. Над Канадой небо синее

– Да.

– Садитесь.

Светить Полину мне совершенно не хотелось. Свою роль она уже выполнила. Если что, хотя бы она уйдет. Андрей Андреевич нажал на кнопку, машина плавно тронулась.

– Здравствуйте, товарищ Горский.

– Здравствуйте, товарищ Громыко.

– Мне сказали, что у вас есть письмо для меня.

– Да, Андрей Андреевич. Оно у меня. – Я достал «сопроводилку» и передал ее Громыко. Он усмехнулся: узнал старую школу! Залез в карман и вытащил «Паркер», расписался и вернул мне бумагу. Я передал пакет. Он быстро вскрыл его и стал читать. Сложил письмо и положил его в конверт.

– Он считает, что сможет реабилитироваться после всего того, что о нем сказано? Это наивно! Чем чудовищнее ложь, тем в нее легче верят.

– Насколько я понял Верховного, он не собирается оправдываться. Во всяком случае, в фильме нет ни одного слова об этом.

– Вы его видели?

– Конечно. На задание не идут не подготовившись. Я – разведчик, а не дипломат.

– В данном случае, вы – военный дипломат. Поэтому сразу возникает встречный вопрос: то, что получит Сталин, мне понятно…

– Вы неверно расставляете акценты, товарищ Громыко! Получит не Сталин, получит Советский Союз.

– Хорошо, получит Советский Союз, а что получит наш Союз?

– Идеологию для населения, веру в партию и новую технологию. Одно обладание «машиной времени» дорого стоит. Тем более что феномен до конца не изучен и, возможно, обладает возможностью настройки. В нашем времени у нас недостаточно приборов и оборудования, для того чтобы полностью изучить его. На это уйдут десятилетия.

– Убедительно, – сказал Громыко после некоторой паузы. – В плане идеологии и веры в партию у нас действительно наблюдаются большие проблемы. Но есть два мнения по этому вопросу: одно, которое высказали вы, второе, что необходимо до конца отказаться от репрессий и прошлого. Так сказать: покаяться и начинать строить новое общество, без насилия.

– Как только вы это сделаете, государства не станет. Вся история человечества говорит о том, что государство – это аппарат принуждения. Вы сейчас говорите о гуманистическом обществе, а вашу родную Белоруссию топчет враг. Это здесь война кончилась! А там Хатынь еще не состоялась. И в ваших руках возможность спасти ее.

Все замолчали.

– Андрей, я тебе говорил, что Он прислал за помощью. И права отказать ему в этом у нас с тобой нет.

– Нет. Но мне страшно! Понимаешь, просто по-человечески страшно, что может произойти. Хорошо, я поддержу тебя.

– Высадите меня у метро, пожалуйста, – подал я голос.

Хвост я обнаружил сразу. Интересно, где попытаются взять? Гонки по городу пока выиграл я, от хвоста я оторвался.

Взбешенный Сторожев разносил «наружку»:

– Вам ничего доверить нельзя! Как это ушел? Кто это?

– Установить не удалось. Все произошло слишком неожиданно и быстро. А народу в этом месте было много.

– Во что одет?

– Куртка, брюки, кроссовки и вязаная шапочка, перчатки, поляроиды.

– Может быть, американец?

– Нет, ни на одного из тех, кого мы ведем, он не похож. Вот две фотографии, которые удалось сделать, но лица не видно. Отход выполнен профессионально, оторвался мгновенно: зашел за угол и исчез.

(Я подъемом-переворотом ушел на козырек у подъезда, в который зашел какой-то человек, дверь хлопнула, пока «товарищ» проверял подъезд, я ушел. Потом взял частника и уехал домой).

Дома сообщил о «наружке» и о том, что ушел, Устинову. Ответ пришел только утром, на 10:00 у них назначена встреча с Брежневым. Форма одежды – костюм, быть готовым выехать, если потребуется. В 12.00 прекратились передачи по всем каналам радио и телевидения, зазвучало «Лебединое озеро» и другая классическая музыка. ЗАС молчит. Не к добру! В 15.00 трагическим голосом диктор Игорь Кириллов сообщил, что сегодня на своем боевом посту ушел из жизни выдающийся политический деятель современности, секретарь ЦК КПСС, член политбюро ЦК КПСС, дважды Герой Социалистического Труда товарищ Михаил Андреевич Суслов. В стране объявлен трехдневный траур. Государственную комиссию по похоронам возглавил Романов Григорий Васильевич.

Несмотря на постигший страну траур, днем позвонил Кутахов:

– Андрей Петрович! Подскочи ко мне! Пропуск я заказал!

Я сел в «Волгу» и поехал в Главный штаб ВВС.

– Андрей, привет! Слушай, у меня 1860 «кинг-кобр» на складском хранении и 4500 МиГ-15 и 17. Готовимся их списывать. У вас, правда, ТС-1 не делают, но оно дешевле, чем стооктановый бензин. Если снять плоскости и оперение, упаковать в ящики, в твой портал пройдет? Если «да», то я начинаю их готовить!

Я начал прикидывать размер портала. По ширине и высоте должно войти, а вот с длиной как быть? И с возрастом Р-63.

– Не беспокойся! Все дюриты и дутики заменим. Готовим?

– Не знаю! У меня пока никаких ответов нет. Все хоронят Суслова.

– Ладно, ждем похорон, но дюриты начинаю менять. Здесь еще все по Ла-9, по его двигателям. У меня еще есть пятьсот Ла-11, они, конечно, УТИ, но в сорок третьем году таких ястребков ни у кого не было! Да! Ешкин кот, чуть не забыл! Прицелы! Прицелы от МиГ-17! Их тоже много, и не на балансе! По разъемам и питанию абсолютно совпадают со всеми истребителями на вооружении СССР. Хоть на ЛаГГ ставь!

Вот теперь можно домой! Странно, но я начал воспринимать сорок третий как дом. Меня стало коробить от местных прибамбасов. Причем чем ближе к Кремлю, тем сильнее тошнотворный рефлекс. А тот же Кутахов – понравился. Кстати, и Устинов тоже. Он, конечно, сначала струхнул, но потом начал работать. Суслов наверняка его работа. Ну и возраст, конечно. Семьдесят девять – это солидная цифра. Что из этого получится? Кто его знает! То, что передали, уже достаточно: вся документация на двигатели АШ, с привязкой технологий по цехам. И Ла-9 с Ла-11: семьсот километров крейсерской. Плюс все по авиационным пушкам. Кутахов – молодец! Подключил ведущих инженеров и подвел технологии под имеющиеся у нас. Опять «нас» говорю. Я и вправду, как Полина, тороплюсь вернуться обратно.

А вот с возвращением, похоже, не получится. Когда вышел от Кутахова и шел по коридору Главного Штаба, меня окликнули:

– Андрей! – повернулся на звук: капитан Барсуков из «Альфы». Мы обнялись.

– Живой? Говорили, что ты погиб.

– Говорили, выкарабкался. А как твое плечо?

– С твоей и Божьей помощью! А ты здесь, что делаешь?

– Кутахов – приятель моего отца, отец хочет «вытащить» меня из Афгана. Не знаю, как и отбиться от такой «помощи».

У Барсукова изменилось лицо. Он обнял меня и на ухо прошептал: «Не ходи сюда, Гюрза-тринадцать, ищут тебя, чтобы ликвидировать. Уходи, Андрюха! Барсук-один в своих не стреляет».

– Но ты же не один, – шепчу ему.

– Я пока группер. Вали отсюда, братишка!

Мы еще раз обнялись, демонстрируя прощание боевых друзей. Хорошо, что приехал на отцовской машине! Ее пришлось оставить во дворах, потом долго проверять хвост. Дома отправил сообщение Устинову, в том числе и о приказе на ликвидацию Горского. В ответ – молчание. Понятно, что Кутахов на крючке и ГБ уже известна моя фамилия. Уходить надо! Полинка понимающе посмотрела на меня, вынула стволы и начала набивать обоймы.