Оружейник: Записки горного стрелка. В самом сердце Сибири. Оружейник. Над Канадой небо синее

– Сняли блокаду Ленинграда, летом. Паулюс капитулировал в январе, Ростов взяли обратно, тоже в январе. «Большой Сатурн» состоялся. Гитлеру – хана пришла. Сейчас его войска окружают под Харьковом.

– Мне бы туда! С сегодняшним опытом!

– Ну если получится. Главное – здесь сработать. Иначе не с чем будет возвращаться.

– Ты прав!

Командир немного «нагрузился», думая о чем-то о своем. Вернулись дамы! Полинку я практически не узнал: голубое пальто-«дутик», высокие австрийские сапоги, джинсовый костюм, модный парик, большой импортный чемодан в дорогу и норковая шапка. Девочки с ходу уселись перед зеркалом рисовать Полине лицо! Пользоваться современной косметикой она не умеет. Я вышел покурить на кухню, там меня перехватила Светка:

– Ты где нашел такую «дяревню», Андрей?

– В Афганистане, Светусик. Вообще-то, у нее папа – профессор Политеха в Питере, ну а женские причиндалы она никогда не носила.

– А почему у нее белье армейское?

– Там другого не выдают, Светка!

– Кошмар! Никогда бы не согласилась такое носить!

– Еще как согласишься! Поверь!

Глава VIII

Нас посадили в СВ на проходящий поезд Андижан-Москва. Больше всего Полинку поразил телевизор и назойливость дам в Чирчике.

– Как они меня достали, Андрей! Мне хотелось стрелять! – Это было первое, что я услышал.

– Привыкай! В маленьких гарнизонах первую скрипку играет жена командира.

– Я бы ее убила! А девица почему-то меня ревновала! У тебя с ней что-нибудь было?

– Нет. Несколько раз танцевали вместе в клубе части.

– И ВСЕ?

– Да.

– Я подумала, что я у нее жениха увела как минимум. Слушай, это действительно сейчас модно и так одеваются все?

– Не совсем. Так одеваются те люди, у которых есть деньги и связи, чтобы так одеться.

– Ты шутишь?

– Нет. Совсем нет. Тебе-то как?

– Очень неудобно, особенно нижнее белье. Но красивое. Еще Светлана что-то сказала по поводу моей груди, дескать, сейчас это не модно. А что: грудь можно изменить? Я считала, что это от родителей достается. А вот брюки очень удобные. Они за ними специально в какой-то поселок ездили.

– Джинсы «Ли-вайс». Действительно сейчас очень модная штука. Вообще они старались и одели тебя хорошо.

– А парик зачем?

– Ну, в первую очередь – модно. Во-вторых, короткую прическу, как у тебя, никто не носит. Она мужская.

– Да и у нас никто такую не носит, все больше косы, это же для разведки. Неужели я так «страшно выглядела», как они говорят?

– Для меня? Для меня ты выглядела самой красивой девушкой в мире. А на мнение остальных мне было и есть сурово наплевать!

– Ты подлизываешься?

– Нет, солнышко. Можно я тебе, только тебе, признаюсь? Я люблю тебя. Правда!

Полинка ткнулась мне в плечо головой.

– Ты все врешь! Я тебя очень люблю. Представляешь, Мария Филипповна посоветовала, чтобы мы не затягивали с ребеночком! Она что, не понимает, что идет война?

– Здесь нет войны, Полина. Давно. Их интересует больше, что «выбросили» в «Бахоре», чем все остальное. Светлана на кухне очень интересовалась твоим армейским бельем.

Полина покраснела.

– Да, они обе на него уставились, как будто в первый раз увидели. Но этот «дедерон» здорово щиплется.

– Чай или кофе будешь? Кофе не бери! Он в поездах очень плохой. Это не кофе, а напиток «лето»! Роберт Павлович дал нормальный, индийский.

На самом деле Полина почувствовала себя женщиной. Она даже продемонстрировала свое белье, правда, как бы ненароком. Каждой женщине хочется выглядеть привлекательной и желанной. Тем более после стольких дней воздержания, тяжелых маршей, ледяной воды, сидения взаперти на старой басмаческой базе!

Ночью мы практически не спали, наслаждаясь друг другом. Мерное постукивание колес, позвякивание стаканов в подстаканниках, время от времени пролетающие мимо фонари настраивают на необходимую волну. Все опасности позади, и хотя мы оба понимали, что все только начинается, все равно мы стремились заполнить эту мирную паузу друг другом. Оба воспринимали это купе как наше свадебное путешествие. До этого момента у нас не было возможности уделить много внимания друг другу. Теперь мы с лихвой закрывали этот пробел в отношениях. Днем я показывал Полине знакомые с детства места. К вечеру проехали Ленинск, я с гордостью показал ей на космодром. Полине очень понравился Ташкент, она удивилась, узнав, что город полностью был разрушен и восстановлен в 60-е годы. Мы не отходили друг от друга ни на шаг. Для нее, особенно для нее, окунуться в мирную жизнь не сильно получалось: давило то обстоятельство, что сейчас кто-то гибнет, а мы сидим в вагоне-ресторане и ожидаем неторопливого официанта. Контраст был слишком велик, поэтому на второй день я услышал от нее, что она хочет поскорее вернуться. Произошло отторжение этой реальности. Все эти мелкие мирные заботы ее мало волновали. Она не представляла себе ни на секунду, что можно просто выйти из войны в мир и это новая реальность. Она и ее сознание осталось «там», в сорок третьем. Она штудировала Москву, я отвечал на многочисленные вопросы: как купить билеты, сколько стоит транспорт, где могут потребовать документы и тому подобное. Она здесь на нелегальном положении: документов у нее нет, только образца сорок третьего года. И меня она воспринимает как майора ГБ Горского, а не как лейтенанта Найтова. Она не понимает, что это мой мир и мой дом. Что скоро в Москве нас встретят мои родители, полгода назад получившие сообщение, что я не вернулся с боевого задания. Телеграмму им я отправил еще из Ташкента. Тем не менее все мои ночи заполняла она и ее любовь. Чем ближе была Москва, тем стремительнее преображалась Полина. Утром перед приездом она уже «была на задании». А я ей не говорил, что ее ожидает. Толпу на перроне она увидеть не ожидала. Когда нас обоих зацеловали, затискали мать, тетка и бабушка, сестра с братом, двоюродная сестра, два дядьки и отец. Рядом на перроне стоял Мосолов. Я представил его отцу. На четырех «волгах» двинулись в Ватутинки. Меня заставили переодеться в парадную форму, которую привезли родители. Китель мне оказался чуточку тесноват. За прошедший год я солидно раздался в плечах.

Моим Полина понравилась. Мама придирчиво ее осмотрела и не нашла в ней недостатков. Бедная мама! Она даже не представляет, что Полина старше ее почти на тринадцать лет. Но правильный ленинградский выговор дочери филолога, не испорченный современным сленгом, привел в восторг маму. Единственное, что она не понимала, где и когда состоялась наша свадьба и почему мы никого не известили об этом.

– Тебе идет морская форма! – услышал я от Полины на балконе девятого этажа. – Мне понравились твои родители и родственники. Все военные. Интересно, мои родители живы или нет?

– Если будет время, обязательно съездим в Ленинград.

– Когда приступим к заданию?

– Считай, что приступили. Дядя Дима – начальник Политотдела шестого Управления ГШ ВМФ, военно-морской разведки. Сейчас закончат радоваться и состоится «совет в Филях»! Я же специально притащил сюда Мосолова. Дядя Вова учится в Академии Генштаба, Огарков там преподает и штатный военный атташе. Имеет пропуск в Министерство Иностранных дел. А там – Громыко. Отец хорошо знает Командующего ВВС.

После обеда мужчины собрались на балконе покурить, и мы начали «большой совет». Я и Мосолов представили Полину. А я рассказал о своем «путешествии» и задании: выйти на переговоры с руководством СССР. Все, кроме молодого дяди Володи, фронтовики. Лица у всех серьезные. Документы и фотографии, которые мы предъявили, их поразили. Мосолов подтвердил, что Полина – инструктор разведшколы при курсах «Выстрел», которые он заканчивал во время войны.

– Как ты там оказался, Андрей? – спросил отец.

– Пап, это – «ОГВ». Меньше знаешь – крепче спишь.

– У вас ничего не получится… – задумчиво вставил дядя Дима, знавший политическую кухню изнутри.

– Я знаю, но у меня приказ Верховного и полномочия от него на проведение переговоров. Полина, дай бумаги.

– Серьезная бумажка! Но тут она не прокатит.