Ванька-взводный

– К-к командиру, – сказал он, и Иван пошел за ним.

Луков немного заикался, видимо, контузия. Однако командиром оказался не комбат Ракитин, а сам Медведев.

– Кого из штаба тринадцатой знаете?

– Иванова и Петрушевского.

– Иванов – оперативник?

– Да.

– А Цехановского знаете?

– Конечно.

– С тринадцатой двое суток как потеряна связь. Штаб армии располагался в Севске. Смотри сюда. – Полковник снял кальку с карты. – Удар второй группы пришелся прямо на Севск. Немцы ударили не там, где их ждали, а в стороне от шоссе, от Ромашково на Севск. Задача: найти командование Тринадцатой армии и передать им приказ Ставки. В случае «непредвиденных обстоятельств» пакет уничтожить. Пойдут еще две группы: одна севернее, другая южнее. Вот здесь – закладка, там есть радиостанции. Выведешь их туда. Возьмешь своих. Ступай, готовьтесь.

Их еще и поторапливали! Но покормили, а как только стемнело, усадили в самолет, и через два часа загорелся сигнал «Пошел!». Пять парашютов закачались над темной землей. Внизу – ни единого огонька. Глазу не за что зацепиться. Под ними оказался лес, хотя сбрасывать должны были в поле. Иван тут же вспомнил, что первым русским штурманом был Иван Сусанин. А первым советским – матрос Железняк. Хруст веток, сильный удар по лицу, брызнула кровь, и Иван повис на дереве. Сумел раскачаться и зацепиться за ветку вяза. Кое-как перебрался на нее, затем полчаса воевал с зацепившимся за ветки перкалем, пока не сдернул его. А вокруг никого! И где его группа – он не знает. Сырой темный лес. Парашют он забросал валежником в какой-то ямке, предварительно отрезав часть строп.

Выбросили их в той одежде, в какой были, так что «маскироваться» бессмысленно. У всех это третий прыжок – и первый ночной. Да и на лес никто из них никогда не прыгал. И ни одного ориентира! Пошел по спирали, тщательно отсчитывая шаги и засекая по компасу направление движения. Он выходил последним из самолета, но ему не был известен его курс. Тем более что бросали через облачность. Через два часа он обнаружил затоптанную полянку, на траве отчетливо были видны следы прыжковых ботинок. Кто-то из своих! Осторожно покричал через манок голосом сойки. Вот только ночью сойки молчат. В ответ раздалось кряканье селезня. Засек направление и двинулся туда. Радист, но без радиостанции. Она так и осталась висеть на дереве. Сидит под ним и тихонько матерится. Тут и пригодились стропы, из которых соорудили что-то вроде штормтрапа. Вдвоем стащили изодранный в клочья парашют, затем услышали щелканье «тек-тек-тек» горихвостки. Это сигнал тревоги. Тем не менее двинулись на звук. Осторожно, стараясь не шуметь. Горихвостку изображал старшина, и повод для этого был.

По лесной дороге двигался обоз: две телеги, четверо человек, а в крайней телеге явно виден купол парашюта. Двигаются медленно, настороженно. Немецкие «курцы» на коленях. Пальцы на спуске. Ночь, страшно! Лейтенант и старшина выскочили из-за деревьев, когда на противоположной стороне громко хрустнул веткой радист. Два удара ножом по сидящим в последней телеге и рывок вперед. Иван наотмашь ударил прикладом автомата вставшего полицейского, а возница бросил вожжи и поднял руки. Но дедок был непростой: обрез и наган у него имелись. Во второй бричке находился сержант Беглов, раненный каким-то суком, связанный и с кляпом во рту. В момент, когда охлопывали старика-полицая, прозвучало кряканье селезня. За обозом двигался Тимофеев.

– Лейтенант, там сзади еще около двадцати человек полицаев, из Суземок подошли, там немцы, и в Свердлове – немцы.

– Здесь что-то не то! За тобой кто-нибудь шел?

– «Хвоста» не было.

– Все, отходим. Кирилл, отгони лошадей подальше. Леша, следы! Санька, идти можешь?

– Не пробовал.

– Помогу, – сказал Иван и подтолкнул дедка в сторону леса. Дабы не убег, подстраховался стропой.

Четверо полицаев были из деревни Горожанка. В Суземках – железнодорожная станция, а у Горожанки был немецкий аэродром, немцы вчера перелетели дальше. Стоят они здесь уже давненько, вот и наплодили «хиви». Старичок весьма злобный оказался, старый «друг» Советской власти. Ну и пусть полежит в брянском лесу, зачем воздух портить.

Аэродром обошли, углубились в лес и через 16 километров встретили первую группу окруженцев-кавалеристов из 112-го горно-копытного полка. С ними 75-я рота выполняла два рейда в июле и в августе. Они из группы генерала Городовикова, единственного на всю Красную армию генерала калмыка. Инспектора кавалерии РККА и личного друга Семена Михайловича Буденного. Возглавлял группу окруженцев капитан Ерохин, начальник разведки 112-го. Так что приросла группа весьма солидно и через сутки выполнила основную часть задания: нашли штаб 13-й армии и передали им приказ. Затем обеспечили штаб армии новой радиостанцией. Генерал Городнянский оказался вполне неплохим командующим и, хотя приказа у него не было, выполнил заранее то, что от него требовала Ставка: развернул армию в противоположную сторону.

Группе оставили кавалеристов, и она занялась поиском путей отхода армии на рубежи реки Зуша. А это более 150 километров по тылам противника. Но в приказе Ставки была оговорка: тяжелое вооружение не бросать. Поэтому, помимо поиска путей отхода, приходилось искать топливо, продовольствие, боеприпасы. Увы, с этим вопросом было откровенно слабо. Тем не менее, пройдя через захваченный немцами Севск, фланговым ударом, через две недели остатки армии заняли оборонительный рубеж на участке Фатеж-Льгов. Восемь дней под непрерывным дождем удерживали его, не пуская немцев в Курск. 23 октября немцы вновь перешли в наступление, и пришлось отходить, так как в армии к тому времени было чуть больше дивизии бойцов. Отошли к рекам Сосна и Тим и закрепились там. Противник выдохся и перешел к обороне. Еще до расформирования Брянского фронта Второе управление НКГБ поинтересовалось у Городнянского: где находится группа лейтенанта Артемьева, и их четверых отправили из Тима обратно в Рязань. Беглов еще в Красной Слободе был направлен в госпиталь и в прорыве не участвовал. После выздоровления воевал в отряде полковника Медведева, который сам возглавил первый батальон, высаженный под Брянском.

Глава 6

Небольшой отпуск по ранению

Иван получил орден Красного Знамени из рук командарма еще под Фатежем, а «Красную Звезду» по линии НКГБ вручили в Рязани, там предоставили и пять суток отпуска из-за незажившего пулевого ранения в левое плечо, обязав амбулаторно лечиться в медсанбате бригады. После того, как вскрыли выходное отверстие и выпустили оттуда гной с кровью, стало понятно, что пятью сутками здесь не обойдешься. Рану он подзапустил. Побаливала, иногда подергивала, да не до того было. Первые сутки он просто проспал, а после второй перевязки ему стало ясно, что требуется что-то предпринимать, так как доктора грозятся уложить в армейский госпиталь. Решил написать Медведеву, чтобы улететь с ближайшей группой в брянские леса. Когда искал карандаш, в полевой сумке наткнулся на тот самый браслет. Надел его на больную руку и пару раз крутнул, чтобы он удобнее лег на запястье. Тут ему малость поплохело, он потер глаза и свалился на подушку, так как сильно закружилась голова. Никакой связи с браслетом он не уловил, но как только глаза закрылись, перед ним, как во сне, появился странный прибор, на котором мерцала надпись: «Введите пин-код». Ну, как на современном картридере. Невероятным усилием воли, вслепую, глаза не открывались, разведчик сорвал с руки браслет.

Он догадался, что «видение» связано с ним. Головокружение прошло, «приборчик» исчез, он сел на кровати, благо что для «отпуска» ему предоставили отдельное помещение. Прокрутив в памяти утро 22 июня, он вспомнил, что «юрист» советовал не надевать браслет до тех пор, пока не будет в спокойном месте. И еще цифры какие-то говорил. Код он вспомнил, но «браслет» его напугал. Тем не менее, во-первых, было любопытно, что это такое, во-вторых, «юрист» показал молодому взводному, как требуется относиться к себе и врагам на этой войне, в корне изменив психологию лейтенанта. Его, юриста, он часто вспоминал, и он служил ему примером. Здорово помогало. Не раз он выкручивался из весьма «скользких» ситуаций именно потому, что перед глазами был пример этого человека. Ну, а более спокойного места на Земле сейчас не найти.

На вечерней перевязке врач, осмотрев рану и повязку, сказал Ивану, что у него прорвался еще один тромб с грязью, и упала температура. Угроза развития гангрены отступила. Ваня мгновенно приписал это дело не стрептоциду, а браслету. В кино он не пошел, лег на кровать и надел браслет. Ничего не произошло. Он вспомнил, что днем он еще и крутил его на руке. Браслет работал только в одном положении, хотя никаких специальных отметок на нем не было.

Вновь закружилась голова и появился странный прибор. Кнопки с цифрами были, но как их нажать? В общем, как в басне Крылова про обезьяну и очки. Первый раз получилось совершенно случайно и нажал не на ту кнопку. Когда удалось отменить ввод, то радовался, как ребенок. Набрал все четыре цифры, но ничего не происходило до тех пор, пока не нажал на зеленую кнопку. «Код принят» – подтвердил прибор, исчез картридер, появился текст на экране, где его назвали «Новым пользователем» и предложили ответить на два вопроса: добровольно ли он пошел на установление контакта, с пояснением: контакт не может быть увиден или услышан другими людьми. Если вас заставляют сделать этот шаг, достаточно нажать кнопку «Нет», чтобы прибор навсегда прекратил контактировать с вами, а ваш пин-код будет аннулирован. Иван усмехнулся мысленно, внешне казалось, что он глубоко спит и иногда шевелит левой рукой с браслетом. Второй вопрос был о возрасте, никаких предупреждений не было, и он нажал «18+». После появления схемы человеческой фигуры с мерцающей красной точкой на левом плече он было решил, что это – медицинский прибор, который сейчас начнет его лечить, однако никаких таких действий не последовало. Прибор констатировал то, что он уже слышал от доктора: угроза заражения минимальна. Затем возникло что-то вроде анкеты, но составлял ее явно невоенный человек: в ней не было граф «звание», «должность», «номер войсковой части» и тому подобного, что существует в любой проформе для допроса пленных. Форма была построена так, чтобы узнать: что интересует «нового пользователя». Еще он обратил внимание, что в первую очередь требовалось установить век. Там были цифры как отрицательные, так и положительные до XXIV века. Интересная особенность! Когда он установил в окне 04 ноября 1941 года, установив до этого страну пребывания «СССР», а место проживания в настоящее время «Рязанская область», то появилась подробная, на несколько страниц, сводка боевых действий на всех фронтах за сегодняшнее число. Упоминались даже Тунис, Ливия и Египет. В конце сводки стоял вопрос: насколько вам интересно знать историю этой войны? Он отметил: «Очень». «Хотите узнать о себе?» – «Да». – «Введите номер военного билета или удостоверения личности». Что такое «удостоверение личности», он не знал, ввел номер командирской книжки. Ответ ударил по нервам: «Пропал без вести 22.06.1941 года. Вычеркнут из списков части 03.07.1941. По другим сведениям, погиб 22.06.41, прикрывая переход бойцов 75-й ОРР через Минское шоссе у деревни Ямно. Место захоронения не известно. Запись внесена 28 июня 1959 года, со слов сослуживцев, С. С. Смирновым». Далее следовал перечень номеров архивных документов, их было всего два.

«Всё врут календари!» – подумал Иван и крутнул браслет на руке, разрывая соединение.

Встал, надел ботинки, накинул куртку и вышел на улицу. Слегка подмораживало, он пошел в сторону курилки у медсанбата. Сам он не курил, но постоять-послушать треп в курилке было всегда интересно. Тем более что ему только что сказали, что он давным-давно мертв. Желание остаться у Ямно было, и браслет он так никому тогда и не передал. Разговор со старшиной на эту тему у него был, но старшина тогда сказал, что рота существует, и Иван – ее командир, так что «исполняйте свои обязанности, товарищ лейтенант»! Хмыкнул про себя, что он – мертв, поэтому его пули и не берут. Но тут он не слишком удачно оперся на левое плечо, которое отозвалось болью. Пули его брали, и кровь в нем живая. Немного с гнильцой, но это пройдет. Попросил у одного из раненых оставить пару затяжек. Боец оторвал часть мундштука у «Пушки», командиров в курилке не было, но более одной затяжки Иван сделать не смог. Вернул папироску бойцу, поблагодарил и пошел к себе в комнату.

До самого утра смотрел сводки, кинохронику, больше всего его интересовал именно 1941 год. Там он и узнал о битве под Москвой, в том числе и о маневре 13-й армии. Все точно, его фамилия, правда, не упоминалась. Написано и сказано было только о том, что Ставка была сильно обеспокоена отсутствием связи и предприняла большие усилия для поиска «исчезнувших» 3-й и 13-й армий. Обе армии вышли из окружения и потом воевали рядышком на Юго-Западном фронте. Узнал он и о наступлении под Москвой и о параде войск. Утром поделился «новостями» с доктором и понял, что болтанул лишнего. Перевел этот разговор в сон, а то доктор на него несколько странно смотрел и еще раз измерил ему температуру.

– Да не волнуйся ты так, лейтенант. Это бывает, когда резко падает температура после стрептоцида. А мозг твой выдал тебе во сне то, чего мы все хотим: разбить немцев и отомстить им за всё. Есть у меня чудодейственное средство: малина с сахаром и С

Н

ОН. Развести водой, добавить пятьдесят граммов спирта, принять микстуру и хорошенько выспаться. Наташенька, возьмите у него талоны на питание, сохраните обед в провизорской, вечером его перевяжем, покормим и, так и быть, на танцы вас отправим.

Иван вдруг понял, что «юрист» погиб не в городке, а за ним, что он точно знал, что произойдет утром в 4 часа декретного, но никому ничего «доказать» не смог, хотя имел не два кубаря, а три шпалы. Что язык надо держать за зубами, и что что-то в этом мире уже поменялось, если он – жив, юрист – мертв, а время – не остановить.

По совету врача он проспал до вечерней перевязки. Завтра 7 ноября, немцы уже в Красной Поляне, нервы у всех на пределе, в бригаде в настоящее время переменного состава нет. Третий батальон убыл на Северо-Западный фронт, четвертый батальон занимается «глубинной», оперативно-тактической, разведкой, помогая окруженным частям на всех трех фронтах. А он дурью мается из-за того, что вовремя не делал перевязки. Его покормили до отвала в перевязочной, отвели в клуб, где кроме выздоравливающих бойцов не было никого. Только девчонки из санбата и банно-прачечного батальона, которые по очереди приглашали тех бойцов и командиров, кому ноги позволяли танцевать. У него была «верхняя конечность» на перевязи, он пользовался успехом, к тому же единственный в форме, остальные бойцы и командиры были в госпитальных халатах. Небольшого росточка медсестричка, конопатая, с ярко-рыжими волосами, маленькая, дышавшая ему чуть ли не в живот, пригласила его на посиделки после танцев, чтобы все услышали, за что он получил ордена и отпуск.

Начальство в те дни было особо прижимистым на это дело. Обещать он не стал, потому как надеялся на то, что Наташа, которая его и привела сюда, и первая пригласившая его на «белый танец», еще вернется, как обещала. Отдельная комната в небольшом коттедже у него была. Соседей не было. Но Наташи было не видно. Та и повыше, и гораздо более симпатичная. А завтра отпуск заканчивается в 21.00. Опытным покорителем сердец, как вы поняли, лейтенант не был. Зоинька-Заинька иногда позволяла ему трогать недозволенное, но после первой и последней его попытки пойти чуточку дальше – дала отпор и несколько дней даже не здоровалась. Это была игра, которую лейтенант не понял. Впрочем, это были дела давно минувших дней. Наташа появилась, и не одна, в компании трех операционных сестричек. Они составляли «элиту» госпиталя: ассистировали на операциях и производили первичный осмотр, самостоятельно решая, кому первому «идти на стол». В большинстве своем имели неоконченное высшее образование или заканчивали до войны медицинские училища по этому профилю. Остальные девочки либо наблюдали за ранеными в палатах, либо занимались уборкой помещений. Кроме курсов санинструкторов ничего закончить не успели. Так что среди младшего медицинского персонала операционные сестры были на особом положении. К тому же имели воинские звания младшего командного состава. Наташа была старшиной медицинской службы. Иван успел потанцевать со всеми четырьмя, прежде чем объявили, что все приглашаются на просмотр кинохроники и клуб закрывается. Делалось это специально, чтобы «танцоры» расставили ряды кресел в зале после себя. «Умненькие» младшие командирши распределили бойцов и медсестренок с прачками для того, чтобы привести зал в порядок. Они для этого сюда и пришли. Следом появился дежурный, который разрешил включить проектор.

Хроника была старой, еще осенней, о боях под Смоленском и Гомелем. Иван этой хроники не видел, и вдруг на экране появился он сам. Было такое! Добились небольшого успеха под Дрибином, неожиданно атаковав походную колонну немцев, вместе с кавалеристами Городовикова. Снимали в основном их, а те не забыли о разведчиках, которые и привели их в Темный Лес. Это станция там так называется. Немцы перебрасывали туда строителей и «пионеров» для восстановления движения. Они-то и попали под кавалерийскую атаку. Увы, того, что тогда говорил Иван корреспонденту, никто так и не услышал. За него говорил диктор, а он уговаривал «Костю» Симонова (настоящее имя у него Кирилл, но писал он всегда под псевдонимом Константин) сворачивать все это безобразие и мотать отсюда. Немцы через несколько минут ударили авиацией и серьезно потрепали кавалеристов. Но редакторы оставили в кадре эмоционального командира разведки, снабдив его за кадром совершенно другим текстом. Не выдержав, Иван развернулся и вышел из клуба. Однако его узнали, и старшина медслужбы с подружками вышли следом.

– Что такое, Ванечка? Что не так? – У Наташи был красивый голос, Ванечкой она его называла на перевязках, когда ей приходилось делать ему больно.

– Потрепали нас у Темного Леса, сразу после съемок. Если бы не снимали, успели бы уйти. Женя, оператор, погиб в двухстах метрах от этого места. Мы потом неделю выбирались оттуда по тылам. Я думал, что этой пленки не сохранилось.

– Ничего, Ванечка, мы вернемся. Я сама из Минска.

Они пошли все впятером в его комнатушку. У него еще сохранилось немного спирта, но Клавдия, старшая медсестра, увидев его количество, вышла с еще одной сестричкой за закуской, и вернулась с 400-граммовой «мензуркой» в кармане халата. Но посиделки были грустные, пока Светлана, одна из девушек, не заметила, что на улице пошел сильный снег. Они поиграли в снежки, но вышел дежурный по медсанбату, и «посиделки» закончились. Увы! Иван нехотя отпустил руку Натальи, всем своим видом показывая, что этого ему совсем не хочется. Она его поцеловала, но быстренько, в щечку, чуть сильнее дернула руку и пошла в сторону госпиталя, лишь единожды обернувшись. Лучше бы не оставались на кинохронику! Некоторое время Иван еще ждал, что она вернется, но этого не произошло. Вниманием девушки обижены не были, всегда на виду, и «романчики» не крутили, тем более что в любой момент могли подвезти раненых из Дивова или с аэродрома.

В 12 часов радио сообщило, что в Москве прошел парад и на нем выступал Сталин, нарком обороны. Он принимал парад. Слухи ходили разные о месте его пребывания. Большинство склонялось к тому, что он в Куйбышеве или за Уралом, и объясняли это тем, что угроза Москве большая, и в Москве прошла эвакуация. Фильм, снятый на Красной площади, и показавший всех первых лиц на трибуне Мавзолея, имел огромное значение для войск под Москвой, да и на других участках фронта. Услышав сообщение по радио о параде, Иван зашел к начальнику госпиталя капитану Евдокимову, но не с целью сказать ему, что «я же говорил!», а попросил выписать его, так как отпуск заканчивается в 21.00. Ответил тот грубовато:

– Не дала? Она никому не дает! У нее муж в армии, и давно нет о нем известий. Летчик. Не обращай внимания. Выписать не могу, рана еще не закрылась. Я имею право продлевать отпуска. Продления у тебя не было.

– Оно мне не нужно, и отпуск не нужен, товарищ капитан.

– Отпуск нужен всем, даже мне. Не мозоль мне глаза.

Пришлось решать этот вопрос через штаб бригады, но из-за погоды самолеты никуда не летали, поэтому, даже получив назначение, пришлось возвращаться в «свой домик», сходить на очередную перевязку. Но Наташи в перевязочной не было. С Галиной, еще одной вчерашней знакомой, он поделился тем, что уже не в отпуске и ждет борт.

– Девочки сегодня не придут, они на сортировке, вернутся только утром, а после сортировки только спать хочется. Улетаешь, значит? Ты же не долечился.

– Заживет, теперь точно заживет.

– Возможно. – Галина завязала узелок на бинте, щелкнула его пальцем по носу. – Свободны, товарищ лейтенант!

– Есть свободен.