Чекист

– Э, человек! А где это?

– Господин граф, это в двух кварталах отсюда на Вильхельмштрассе. Перед авиашколой. Баронесса Анна ожидает Вашего визита!

– Откланяйтесь баронессе, я непременно буду, если срочные дела меня не задержат.

Внутренне передернувшись от предложения, он сел в машину и двинулся по улице в направлении офицерского казино, которое располагалось в полуквартале от его коттеджа. Там было пусто, лишь пара фендрихов пили пиво и закусывали жареной кровяной колбасой.

– Это все? А где остальные?

– Баронесса фон Грисхайм пригласила всех офицеров к себе, какой-то граф приехал, господин обер-лейтенант. – ответил один из них. Естественно, фендрихов туда не пускают. Делать нечего, придется ехать к баронессе. Убей, он не мог вспомнить эту фамилию, и почему все собрались там? Смутно промелькнуло в голове, что какого-то Грисхайма упоминал Отто фон Бисмарк. Великий канцлер Великой Германии. Вечер обещал быть томным! Эта ветка истории Германии оказалась за пределами его памяти! Великолепная разведшкола! И гениальный шанс провалить все дело, которое ему поручено! Черт его подери! За каким чертом ему понадобилось тащиться в гаштет??? Стоп! Видел! Ей богу, видел! Камень на въезде! Ох уж мне эта немецкая педантичность! Стараясь изобразить полное спокойствие, Вольфганг улыбнулся фендрихам, и ответил:

– Это, пожалуй, про меня! Честь имею представиться: граф фон Крейц, господа унтер-офицеры! – он приложил руку к пилотке. Медленно вышел из казино, нехотя сел в машину, понимая, что все сейчас смотрят на него. Взвизгнули задние колеса «Майбаха», разворачивая его на месте, и он понесся к тому месту, где были описаны события, происходившие на аэродроме Грисхайм в ХХ и конце XIX века. Барон организовал воздухоплавательскую школу, отдав под аэродром принадлежавшие ему поля. Пять квадратных километров. Здесь работал Лилиенталь, здесь поставлена куча мировых рекордов, баронесса Анна – его жена, и мама немецкого планеризма. «Ну ты и козел, Вячеслав!» – пробормотал Вольфи, ругая сам себя, что упустил возможность в Берлине посмотреть, куда его направляют, и кто здесь играет первую скрипку!

От «камня» он повернул на Люфтхафенштрассе и через 500 метров остановился у самого большого дома на Вильхельмштрассе. Пожилой немец еще не успел дойти до дома, это конечно, невежливо, с нашей, советской точки зрения, но это, всего навсего, слуга. Граф подождал его, сидя с открытой дверью. Затем встал, потянулся и спросил подошедшего.

– Это здесь, милейший? Я не ошибся?

– Яволь, герр граф. Вас ожидают!

Вслед за слугой, ни в коем случае не обгонять! Старик придержал двери, пропуская его вперед. Кивок головой, и несколько пфеннигов в руку. Рукой расстегнул куртку и чуть скинул ее с плеч. Уже два человека помогают ему раздеться. У большого зеркала поправил прическу и почувствовал, что сзади ему одернули мундир, и провели щеткой по нему, снимая малейшую пыль.

– Прошу, господин граф!

Хаусмайер показал на высокие двери. Вольфганг последовал за ним. Старик распахнул обе створки и громким, хорошо поставленным, голосом объявил:

– Гершафтен, его сиятельство граф фон Крейц, обер-лейтенант! – как было написано на визитной карточке, которую передал ему Вольфганг. Граф сделал несколько шагов, опередил хаусмайера, остановился, щелкнув каблуками, и кивнул головой.

В большом зале было довольно много людей, мужчин и женщин, гражданских и военных, даже несколько генералов, большей частью в отставке, не в форме Вермахта, но Ландвера и Рейхсвера. Так как вечер давался в его честь, то раздались вялые аплодисменты. Теперь требовалось быть очень внимательным: обойти всех и представиться, начиная с хозяйки, знать бы как она выглядит! Кажется, вот, идет навстречу, выручая его сама.

– Милый граф, как замечательно, что Вы нашли время и посетили нас!

– Быть в Грисхайме, и пропустить приглашение владелицы сего милейшего уголка было бы преступлением, милейшая баронин.

– Как мило с Вашей стороны! Вас с нетерпением ожидает Ваша старая знакомая!

– Но, я никого не вижу здесь! – «Господи, во вляпался! Кто же это?» – пронеслось в голове у Вячеслава. Так, фотографию вон той тетки он видел в альбоме у «матери» и точно вместе с «ним», и она держала «его» за руку. «Вспомнить бы, как называл ее Вольфганг! Что-то связано с музыкой, точно!»

– Боже мой, «Ах, мой милый Августин!», моя мучительница! – он вспомнил, как скривился Вольфганг, объясняя, что эта злющая особа колотила его по рукам за малейшую ошибку.

– Вольфи, иди же ко мне!

Вольфганг заложил руки за спину, и отрицательно покачал головой, этот жест был характерен для настоящего Вольфи, когда он с чем-то не соглашался. Опять-таки, эти моменты в легенде были слабо проработаны. Ее имени он не помнил, впрочем, и не удивительно, ему было пять или шесть лет на фотографии.

– Мари, ну я же говорила тебе, что он тебя не узнает!

– Ничего подобного, дорогой граф меня узнал! Он хоть и изменился, но продолжает быть таким же упрямым и непослушным мальчиком, каким и был, когда я учила его музицировать. А как он пел! И сразу произнес слова песни, которую мы с ним разучивали.

– Дорогая квелерин, я давно не пою, практически не подхожу к роялю, хотя с удовольствием посещаю оперу.

– Как-как ты меня назвал?

– Хаусквелерин (домомучительница), как называл Вас всегда, когда Вас не было рядом, фройляйн Мари Каверин. Я правильно вспомнил Вашу фамилию?

– Я сейчас ношу немного другое имя: баронин фон Тигель, мой мальчик, и я рада, что из тебя вырос такой замечательный офицер и летчик.

Русская эмигрантка, работала у Крейцев, какие-то обрывки информации под воздействием мощнейшего стресса всплыли наверх. Эту информацию прорабатывали несколько дней в Бизерте, пока настоящий Вольфганг там находился. Он упоминал, что учитель музыки приучила его к опере и русской классической музыке. И кличку он ей дал по фамилии.

Слава богу, что больше «сюрпризов» в доме старой баронессы не оказалось, тем более что, слабо зная тематику, впервые находясь в доме немецкой аристократки, требовалось держать ухо востро и меньше говорить. Спасательный круг подбросила ему судьба в виде молоденькой дамы, очень богато одетой, и он ухватился за него, еще не зная, что его подбросил черт.

У баронессы, если по-русски, или баронин, если по-немецки, собрался весь наличный командный состав будущей ZG2, и, кроме того, «старожилы», командный состав базы, причисленные к другому ведомству Люфтваффе, с легкой руки того же Удета, этот отдел носил название «Троянский конь», или Schleppgruppe (шлёппгруппе). Смешное название, если по-русски, и, вроде, опять-таки, по названию, вроде как полк, всего, имел в своем составе 1400 средних и тяжелых планеров, две с половиной тысячи летчиков-планеристов, подготовленных к ночным полетам, формировалась уже пятая воздушно-десантная дивизия, которые проводили тренировки здесь. В их распоряжении было большое количество буксировщиков. Планеры для них изготавливались на Готаер Вагонфабрик в Дармштадте. Это англичане считали, что вторжение на остров пройдет морским путем, и вовсю следили за накоплением малых самоходных барж в портах. Гитлер и Геринг решили эту задачку немного по-другому, и сейчас затачивали и оттачивали главный инструмент блицкрига на острове. Десантников, правда, баронесса на этот вечер не пригласила, но планеристов было достаточно. Все они выпускники местной школы имени Лилиенталя. Приводы на аэродроме не были установлены еще и по этой причине: планер всегда садится против ветра, и любые мачты для них представляют серьезную опасность. Вольфганг успел перекинуться несколькими словами с инженером базы, который и высказал свои опасения. Они не рассчитывали на формирование ночной группе, а тут такой «косяк», но, приказ есть приказ, в любой армии мира. Принято решение ставить антенны приводов в лесу между Грисхаймом и Дармштадтом, и пересчитывать углы глиссады. Оборудование это уже позволяло делать. Кстати, в то время ни один из аэродромов Советского Союза не имел оборудования для слепой посадки. Материалы по ним были отправлены Вольфгангом полтора года назад, но сами приборы переправить не удавалось. Для этого и требовалась, в том числе, «Заря». Ночью можно было ожидать первых сообщений из Саратова. Тут, переместившись по ходу представления к другой группе гостей, в сопровождении хозяйки и домомучительницы, его подвели к «спасательному кругу». Решив поскорее отделаться от очень опасных сопровождающих, он и решил немного приударить за незнакомкой, которая была ненамного старше его, в отличие от двух дам сзади. Домомучительнице было за сорок, а баронессе к семидесяти. Этой на вид было лет двадцать пять. Звали ее Лилиан Готаер. Темноволосая, как многие южанки, с высокоподнятым бюстом, в дорогом вечернем платье, несколько вызывающего вида, украшенная большим количеством тяжелых и дорогих украшений, она зябко куталась в меховую перелину из дорогущих русских соболей. Оценивающе посмотрела на графа, и сама перехватила управление процессом отвода «сопровождения», «чтобы не занимать достопочтимую хозяйку дома». Дескать, она тут всех знает! Оказывается, «старая вешалка-баронесса» числилась в городе главной сводней среди аристократок, а Мари фон Тигель не так давно овдовела, но кроме долгов, ничего не унаследовала, и живет с продажи немногочисленной недвижимости. Ищет богатенького дурачка, который будет ее содержать. Подобные едкие характеристики дама давала большинству собравшихся в зале женщин, быстро отводя Вольфганга от «опасных» персон: молодых и незамужних женщин. Она сама – дочь владельца «Вагонзавода», увы, в разводе, не совсем удачно вышла замуж за местного штурмовика, который был груб и беспомощен, ну, вы понимаете, в каком смысле… С помощью отца удалось вырваться и вернуть себе имя… Она в городе всех знает, и с удовольствием проведет графа по кулуарам Дармштадта. Вхожа в любой дом. Час от часу не легче! Дама решила взять быка за рога, и составить ему партию. Она – член НСФС НСДАП, и является фюрерин местной организации женщин-наци. Прекрасно понимает место женщины в Третьем Рейхе, обожает Гитлера, буквально молится на него. Посыпалась куча вопросов по польской компании, на которые постоянно приходилось отвечать в течение прошедшего месяца. В общем, вечер был окончательно испорчен, он заметил, что баронесса переставила карточки за столом. Сорокалетняя садистка-любительница музыки показалась меньшим злом, но пути были отрезаны. Ужин с неплохой кухней немного поднял настроение, но очень хотелось разбить голову соседке, несущей нацистский бред с таким воодушевлением. До этого момента в его кругу таких особ не появлялось. В конце вечера баронесса задержала ненадолго Вольфганга каким-то вопросом, и «фрау-фройляйн» куда-то исчезла. Он вздохнул с облегчением! Не тут-то было! При свете фар появилась ее фигура с беспомощным видом, дескать, машина не заводится. Да, не заводится, где-то перекрыт бензин или отключено питание на катушку зажигания. Видно, не в первый раз использует такую уловку. То, что в кабине – это точно, она не станет пачкать руки, открывая капот. Но, где? Вольфганг зажег свет в салоне, пробежался глазами по панели. Микровыключателей не заметил. Угу, под ногами! Нажал на кнопку, и выжал педаль стартера, двигатель завелся, и почти сразу заглох. Значит, еще и бензин перекрыт. Обе руки пошли под кресло, есть краник. Повернул, взвизгнул стартер, и дуре-нацистке пришлось изображать умиление, и что-то бормотать про отпущенного шофера. Поцеловав ей руку, он пересел в свою машину и нажал на газ. Было видно, что лицо Лили слегка перекошено, а губы выдают самые низкие ругательства. Одного врага он себе уже завел!

Глава 8. «Десантные шуточки» и серьезная подготовка к ночным полетам

Спалось на новом месте неспокойно, несмотря на то, что он услышал по Москве стихи Фета «Заря прощается с землею». Снились две баронессы, задававшие каверзные вопросы, выпадающая из платья грудь Лили Готаер, с большим темным кружком вокруг соска, ночное воображение прицепило ей длинный хвост с кисточкой и почему-то красные рожки. Пододеяльник хрустел проглаженным крахмалом, надо заменить на шелковый, почему-то появился Геринг, потом Геббельс, причем карикатурный, ведь он его никогда живьем не видел. Только в новостях в кинозалах. Дождавшись, наконец, будильника, и не зная местных порядков, он не стал устраивать утренней пробежки, но прошел на спортивную площадку, где уже занимались планеристы, и отработал «положенные» комплексы на всех снарядах. Через час денщик подал завтрак, и, спустя несколько минут, обер-лейтенант прибыл в штаб базы, на прием к главному инженеру. Они вместе покопались в описании средних метеоусловий в паспорте аэродрома, вызвали нескольких фельдфебелей, чтобы они проверили записи в других источниках и заказали фототопографическую аэросъемку базы, кстати, очень удобное изобретение немцев: аэрофототеодолит. Ставился на высотные бомбардировщики Ю-86, и, используя маркеры, хорошо заметные с воздуха топографические знаки, производил съемку местности с невероятной точностью. Съемка производилась с разных высот, и позволяла уверенно воссоздавать даже рельеф, так как теодолит был связан с радиовысотомером. Запустив процесс проведения изыскательских работ, Вольфганг прошел в помещение штаба группе, нашел там нескольких бездельников, в званиях зольдат дер флигер, с единственной птичкой на петлице. Ни одного даже ефрейтора не было. Кто-то из них заунывно пиликал на губной гармошке, они повскакивали с подоконников, стульев и столов, которые таскали откуда-то со склада. Отчитав «сачков», назначил старшего, так как обер-ефрейтор, отвечавший за расстановку мебели в помещениях штаба куда-то ушел. Как оказалось впоследствии: действительно по делам, и по делу. Он появился через минут пятнадцать с телефонистами. Говорит с сильным «гамбургским» акцентом, служит уже довольно давно, носит нашивку кандидата в унтеры. На полученное замечание, что не оставил за себя никого, отреагировал спокойно, и не пустился в долгие объяснения. Сказал, что получил приказание обер-фельдфебеля Карвица зайти в службу связи и немедленно провести телефон командиру группы, а связисты долго собирались. Солдат только сегодня перевели из части в часть, причем маленькими подразделениями, по-отделенно, с разных частей базы и гешвадера. Причем, временно, до прибытия основного состава. Так что, это еще условно «свои», но, процесс формирования пошел. Готовятся места для развертывания. Где-то во дворе возник легкий шум, даже свист, означающий в Германии одобрение. Непонятный шум разрешился появлением женщины в форме штабс-ефрейтора! У Вольфганга чуть челюсть не отвалилась. Во-первых, он впервые видел женщину в форме Люфтваффе, слава богу, петлицы у нее были зеленые, и воротник без окантовки. Довольно объемистая корма затянута юбкой чуть ниже колен. Увесистая грудь, где-то 5-7 номер, значок НСДАП, носили который в Люфтваффе редко. Эдакая Гертруда или Брунгильда. Угу, Гертруда, зовут ее так. В общем, глава НСФС Гертруда Шольц-Клинк, пробила у Геринга разрешение создать в Люфтваффе женские подразделения на административных нестроевых должностях: машинистки, посыльные, бухгалтерия, снабжение, обеспечение, комплектование. Первое такое подразделение было сформировано в Дармштадте, той самой Лили!!!, и его подсунули в 7-ю воздушную дивизию, с командиром которой, генерал-майором Штудентом, его вчера познакомили. Тетки тому в штабе за несколько недель так надоели, что он решил сделать новому группенкоммандеру «подарок», тем более, что видел, как мило ворковали Лилиан и Вольфганг. Убил двух зайцев! Если не трех! Одним выстрелом. Генерал уже согласовал с кадрами в Берлине и официально перевел взвод Гертруды Мильвавер в I/ZG2. Вот удружил! И смех, и грех! Не зря Вольфгангу чертик вместо Лили снился! Принял пакет от штабс-ефрейтора, прочел что там написано, понял, что над ним решили немного посмеяться местные товарищи, сплавив ему самое боеспособное подразделение, но понимающее команду «ложись» несколько своеобразно. Вот такой грубый армейский юмор. Черт его дернул прицепиться вчера к этой нацистской шлюхе. Внимательно осмотрел сверху донизу стоящую по уставу ефрейторшу. Сжатые кулачки на толстой заднице, локти разведены, подбородок поднят. Встречать и знакомиться с подразделением он не вышел. Наверняка местные хохмачи уже окружили здание с фотоаппаратами.

– Вольно, ефрейтор. – нога ефрейторши согнулась в толстой коленке, руки скользнули вниз.

– Заводите людей в штаб, приступайте к уборке помещений и оборудованию рабочих мест. Обер-ефрейтор Штумпф! – крикнул Вольфганг, приоткрыв дверь.

– Я, герр обер-лейтенант!

– Вашим людям выполнять распоряжения штабс-ефрейтора!

– Яволь, герр обер-лейтенант.

Оба грохнули каблуками и вышли из его кабинета. Первый день в должности группенкоммандера начинался очень своеобразно.

Обучать новую эскадрилью он не рвался, ведь понятно, что против нас это будет использовано, поэтому достал свою записную книжку и переписал оттуда всех, кого бы он хотел видеть в своей первой эскадрилье. Ведь через него прошло шесть составов. Данные на всех имелись, вместе с личными номерами. Он сформировал запрос в кадры Люфтваффе, ссылаясь на полученный приказ Геринга, с указанием личного номера, пометил, что перевод осуществлять строго на добровольной основе. Когда за стенкой загрохотал очередями «Ундервуд», фон Вольфи вышел из своего кабинета и застал за машинкой нечто блондинистое, испуганно-голубоглазое, в белой накрахмаленной рубашке с черным галстуком.

– Флигер Велинг, герр группенкоммандер! – представилась она, встав рядом со стулом.

– Как зовут?

– Розмари, герр офицер.

Тарахтела она с очень приличной скоростью, на машинке, имеется в виду.

– В трех экземплярах.

– Яволь!

Через несколько минут, после осторожного стука в дверь, она вошла, почти неслышно щелкнула каблуками туфель. И, после разрешения, аккуратно положила бумаги, развернув их в правильном направлении, чтобы Вольфгангу было удобно читать. Секретарскую службу она знала хорошо и имела опыт. Миниатюрная ладная фигурка. По сравнению со многими немками, довольно симпатичная. Гертруда по-своему поняла внимательный осмотр ее форм, и направила к нему худенькую секретаршу. Хоть за это спасибо!

– Это в исходящие, это отправить в главное управление кадров, это зашифровать и отправить телеграфом в тот же адрес. Исполняйте.

– Яволь, герр обер-лейтенант. – девушка тихой мышкой выскочила за дверь. Голосок у нее тонюсенький, детский.

За обедом, а обедать пришлось в офицерской столовой базы, своих помещений еще не было даже в гешвадере, пришлось пообщаться с шутником-генералом. Но, без колкостей.